воинами-мелха. На ступенях храма стоял жрец в голубом плаще
и, воздев руки к небу, громко и заунывно молился, призывая бога
защитить свой дом и свой народ. Время от времени голоса воинов
племени сливались с его мольбой, и стройное пение мужского хора
разносилось далеко вокруг. Первые лучники, ступившие на
площадь, лишь раз успели спустить тетиву, ибо мелха бросились
под стрелы толпой, подмяли шумеров и, ломая их луки, с диким
воем растерзали упавших.
Энси, выбежавшего на площадь, встретил страшный удар
мотыгой по голове. В глазах у Аннипада на миг потемнело, копье
выпало из его рук, он замычал и замотал головой. Резкая боль в
боку, пронзившая тело, вернула ему сознание, и он увидел воина,
который с ненавистью и досадой вырвал из его обшитой медными
бляхами перевязи свой короткий, кривой нож и размахнулся, целясь в
незащищенный живот. Энси обеими руками перехватил его запястье и повернул руку так, что она хрустнула, а оружие выпало
из нее. Резким ударом локтя в солнечное сплетение Аннипад
отшвырнул мелха. Ринувшегося на него воина с высоко занесенным
топором встретил мощный удар ноги в грудь. Энси подхватил свое
тяжелое копье и, держа его за середину двумя руками и быстро
вращая, обрушил умопомрачающие удары на незащищенные
головы нападавших. Аннипад пробился к крутящемуся, как вихрь,
Энентуру и, встав спиной к спине, они крушили набрасывающихся
на них с фанатичным упорством мелха, как молодой тростник. На
площади появлялись все новые и новые группы шумеров, и мелха,
видя обреченность сопротивления, дрались с еще большим
ожесточением, понимая, что в любом случае смерти не миновать.
Аннипад кивнул Энентуру в сторону жреца, и братья прорвались
к храму. Жрец был стар, худ и мал ростом. Во всем его остром,
как нож лице и в крючковатом носе чувствовалось что-то орлиное.
Он постоянно подбадривал и поучал воинов, благословлял их и
выкрикивал проклятья врагам. Когда двое гигантов, разбросав его
охрану, поднялись на ступени, жрец испугался и бросился в
открытую дверь храма. Однако Аннипад своим длинным копьем
пробил его плащ и подтянул обратно к ступеням. Один из мелха
запустил в Аннипада метательной палицей, но энси, вовремя
заметив, присел, и палица ударилась в стену. Аннипад подобрал ее
и, прицелившись, бросил с такой силой, что палица пробила голову
воина, и глаза его покрылись мраком. Энентур, дабы жрец не удрал,
схватил его за шиворот и так встряхнул, что старик обмяк и поник
в его огромной руке. Несколько мелха попытались освободить
жреца, но братья быстро и жестоко пресекли их попытки.
С высоты ступеней храма энси повелел шумерам окружить
воинов-мелха, теснить их к центру площади и побыстрее принести
с флагманского корабля большую боевую сеть. Вскоре пре-
восходящие силы нападающих согнали защитников храма в центр,
окружив их густым частоколом разящих копий. Энси, знавший
немного язык мелха, потребовал от жреца, чтобы тот приказал
своим соплеменникам прекратить бесполезное сопротивление. Но
старик презрительно молчал, и тогда Энентур, взорвавшись, ударил
его в пах рукояткой топора и придавил к земле.
— Падай ниц, собака, перед жрецом шумеров! — Но старец,
скрючившись от боли, поднял голову и, не отрывая брезгливого
взгляда от энси, плюнул в его сторону. Глаза Энентура засверкали
убийством, и он в гневе отрубил старику одно ухо. Аннипад сам
крикнул воинам мелха, чтобы они сложили оружие, но ни один из
них не подчинился вождю врагов. Энси подождал немного и
приказал лучникам сделать залп по непокорным. С криками ужаса,
боли и ненависти, окруженные мелха вновь бросились на шумеров,
и многие из них обрели смерть, пронзенные копьями.
Но вот на площадь выбежали три храмовых воина с аккуратно
скрученной сетью на плечах. Энси быстро подошел к ним, и они
вчетвером, сильно раскрутив тяжелые каменные грузила,
привязанные к краям сети, одновременно, по команде, метнули их
над сбившейся плотной массой непокорившихся врагов. Сеть
накрыла мелха, и копейщики, схватившись за ее концы, опутали
воинов, лишив их возможности сопротивляться.
Аннипад вновь предложил мелха сдаться, ибо части из них будет
сохранена жизнь. Но ожесточившиеся люди не повиновались. И
лишь когда лучники приготовились стрелять в них, мелха, под
угрозой сиюминутной, неминуемой смерти, побросали оружие и
сели на землю, сложив руки за головой. Их ножи, топоры и мотыги
тут же собрали, сложили в кучу и приставили к ней охрану.
Стояла лунная, безветренная ночь. В наступившей тишине
были слышны лишь жалобные стоны раненых и тихая молитва
старого жреца. Энси распорядился, чтобы пленным скрутили локти
и забрали у них всю одежду и украшения. Шумеры зажгли хижины
вокруг храма и развели костры вдоль частокола, ограждающего
селение, ибо Энки запрещал опустошать огнем побежденные
страны.
Битва завершилась, и энси, военный вождь шумеров, устало
сняв свой помятый шлем, вытер потную голову, надел опо-
ясывающую лоб повязку и приказал помощнику выставить
караулы. Неглубокая длинная рана немного кровоточила, но не
болела и поэтому не слишком обеспокоила его. Аннипад
прислушался, и ему, жрецу, показалось, что злые ночные демоны
уже пляшут во мраке на поле битвы свой танец, гремя браслетами, и поют, опьяненные пиршеством. Срочно созвав старшин, он
поделился своими опасениями и приказал побыстрее собрать и
предать погребению трупы погибших шумеров, ибо иначе демоны
острыми когтями испачканных кровью пальцев рук вырвут глаза у
трупов и пожрут, объедят их головы.
Похоронив мертвых на побережье и отслужив по ним панихиду,
победители поспешили заняться грабежом. Шумеры, рас-
сыпавшись по всему селению, снесли на храмовую площадь все
мало-мальски ценное, что могло пригодиться в хозяйстве, ибо
отдав седьмую часть добычи богу Энки, остальное воины поровну
делили между собой. Кое-где еще прятались раненые мелха; и
воины волокли их, истекающих кровью пленных, к их охраняемым
собратьям.
У входа в храм развели большой костер, пустив на дрова
несколько близлежащих хижин. Дабы рассортировать пленных,
стражники по одному подводили их к энси, стоявшему у костра,
тяжело опершись на воткнутое острием в землю копье. Осмотрев
пленника, энси выяснял у старика-жреца, находящегося здесь же,
богат человек или беден и какой выкуп могут собрать за него.
Если размер выкупа устраивал энси, то пленника отводили направо,
отрезали его длинные волосы и держали их как залог того, что
пленный не попытается убежать. Когда приходил выкуп, то волосы
ему возвращали. Бедных, раненных и не понравившихся Аннипаду
людей уводили налево, в темноту, за угол храма, где стражники
каменными булавами проламывали им головы. Энси отобрал среди
пленных четверых наиболее крепких и здоровых юношей, чтобы
принести их в жертву Энки, и приказал опутать им ноги, а веревку,
стягивающую их локти, обмотать вокруг шеи.
Когда Аннипад приказал стражникам поставить у костра всех
юношей сразу, чтобы убедиться, что они достойны быть
принесенными в жертву Всевышнему, перед ним на колени, сложив
руки в мольбе, бросился старик-жрец и, указывая на одного из
пленных, стал просить вернуть ему свободу, ибо это был его внук
и единственный сын погибшего вождя. Но энси, убедившись, что
сделан хороший выбор, отрицательно покачал головой. И тогда
старик разорвал на себе плащ, посыпал голову пеплом, подполз к Аннипаду и обнял его ноги в безмолвной, красноречивой мольбе.
Энси с отвращением отдернул ноги и оттолкнул жреца чуждого,
враждебного ему бога копьем. Старик вскочил, вознес руки к Луне
и на хорошем шумерском языке спокойно и отчетливо произнес:
— Великий боже, ты видишь надругательство над нами, детьми
твоими, так отмети за нас! Сделай так, чтобы злодеи, все их
ненавистное, мерзкое племя, были прокляты, прокляты, трижды
прокляты проклятием бесплодия, нищеты и насильственной,
позорной смерти! Пусть же земля разверзнется под вашими ногами,
безжалостные, кровожадные псы!
Аннипад пренебрежительно рассмеялся:
— Куда вашему хилому божку против Владыки жизни! Жилы
лопнут! — и приказал увести старика налево.
До рассвета оставалось не более одной стражи, и воины, сидя
у костров, дремали, утомленные длинным и многотрудным днем,
время от времени лениво ударяя в барабаны и отгоняя души
убитых. Несколько храмовых целителей лечили раны шумеров,
промывая их водой и накладывая шерсть с маслом. Энси, призвав
в помощь кормчего, владеющего языком мелха, допросил одного
из пленных, пожилого, богатого поселянина, и узнал от него, когда
скот шумеров привезли на остров и куда его могли угнать.
Проснулся энси с первыми лучами солнца, и ему сразу
бросились в глаза груды мешков с зерном, фруктами и овощами, и
кучи домашнего скарба, занявшие чуть ли не половину храмовой
площади. Его удивила посуда мелха, мастерски сделанная,
тонкостенная, выполненная из зеленоватой глины, с темно-
коричневым геометрическим орнаментом. Он подумал о том, что
для гончара Мешды такие миска и кувшин будут самым лучшим
подарком, ибо он в полной мере сможет оценить работу и
достоинство необычной посуды.
Приказав помощнику собрать старшин на совет, Аннипад зашел
в храм, когда оттуда выводили запертых там на ночь пленных. В
глубине храма, в стенной нише, перед алтарем сидел в золотом
кресле раскрашенный туземный кумир, вырезанный из цельного
ствола и одетый в голубые одежды. У каменного алтаря, на
серебряных подставках в виде треножников, стояли три жертвенные чаши для возлиянии, сделанные из мягкого зеленого камня.
Внимание энси привлекла цветная инкрустация на почти
вертикальных стенках чаш. В глаза бросались необычные,
горбатые, круторогие быки на фоне стоящих и сидящих под
потоками дождя мужчин с пятнистыми змеями в руках. Подозвав
воинов, Аннипад распорядился вынести из храма на площадь
кумира и все ценное, срубить ветви, снять кору и подрубить корни
священных деревьев, росших вокруг святилища, а сам храм
загадить, дабы осквернить и сделать нечистым. Увод в плен
статуи из храма приравнивался к уходу бога из его дома, его
селения, как знак величайшего гнева на своих подопечных, и это
было невосполнимой утратой.
Обойдя храм, Аннипад обнаружил у его южной глухой стены
кладбище и, дабы духи предков навсегда покинули грешное селение,
повелел разрыть захоронения и показать их солнцу. Энси приказал
разбить большие глиняные кувшины, в которых мелха хоронили
своих умерших, а кости их предков забрать с собой и выбросить в
море, дабы душам предков врагов своих доставить беспокойство,
лишив их жертвоприношений и возлияния воды.
Когда собрались старшины и обсудили обстановку, энси повелел
семи отрядам обойти остров и согнать на побережье весь скот,
который они найдут. Через три стражи скот был собран, и пастух
Энентур, приветствуя старых знакомых, опознал среди коров, коз
и овец многих животных из храмового стада. Угрозами он принудил
мальчишек-мелха, которых захватил в плен в глубине острова,
оторвав их от матерей, гнать коз и овец к морю и больно наказывал,
если животные разбредались. Оставшиеся в живых мужчины-
мелха прятались, избегая стычки, и Энентур очень сокрушался,
что не поймал предателя, по вине которого погибли его собратья-
пастухи.
Захватив добычу, энси спешил побыстрее покинуть разоренный
им остров, опасаясь, что мелха с соседних островов и Дильмуна
успеют собраться и дать шумерам новый бой. Аннипад поручил
Энентуру с его мальчишками и еще нескольким воинам пасти стадо,
а остальным — перенести захваченное добро на побережье. Не
дожидаясь конца прилива, Аннипад приказал снять ладьи с мели, и воины, как муравьи, облепившие их, столкнули корабли на
глубокое место. Посоветовавшись с кормчими, энси повелел
насыпать небольшой причал и укрепить его жердями хижин, дабы
можно было, подгоняя к нему ладьи, погрузить на них скот.
Шумеры трудились всю ночь, и к утру погрузка была закончена.
Энентур, не зная, что делать с ненужными ему больше плачущими
мальчишками, — то ли отпустить их на волю, то ли убить, — подвел
их к энси.
— Отпусти, брат мой, пойманных птенцов в свое гнездо. Пусть
пленные вернутся к материнскому лону. Но, дабы отпущенные
потом не вредили, пусть они сядут перед тобой, хлеба твоего
поедят и воды твоей чистой выпьют. — И он велел показать
мальчишкам пленников, за которых их родичи должны будут
собрать выкуп.
Перед отплытием шумеры установили поминальный камень на
братской могиле павших воинов, помолились, держа копья остриями
вниз, и энси совершил возлияние на камень чистой, ключевой водой.
Когда засверкали первые лучи золотой диадемы Ута, шумеры
вознесли ему в молитве просьбу о благополучном плавании и
покинули наказанный остров.
Через два дня перегруженные корабли вошли в порт Города, и
энси затрубил в раковину, возвещая победу воинства Энки. Заранее
оповещенные кострами портовых стражей, горожане высыпали на
причал и криками радости встретили благополучно вернувшихся
родных и близких. Воины разгрузили корабли и, во главе с энси,
семью отрядами, в полном вооружении направились к реке, дабы
очистить себя и оружие от скверны пролитой крови. Дружно зайдя
в воду, шумеры пять раз окунулись с головой, вышли на берег
и направились в храм Энки, дабы оставить воинское снаряжение и
разойтись по домам. В храме эн, отслужив благодарственный
молебен Владыке судеб, принес в жертву богу семь овец и их
кровью помазал грудь, правую руку и голову каждого воина,
окончательно очистив их.
Пятеро суток в Городе у всех ворот жгли костры и били в
большие барабаны, отпугивая души убиенных, дабы они не
преследовали воинов и не нарушали их сон. Жрецы храма Энки, снимая скверну, привнесенную нечистыми мелха, окропили скот и
трофеи святой водой храмового источника и окурили их ладаном.
На следующий день, к середине утренней стражи, весь Город
собрался в храме Энки, где народ вознес к небесам молитву,
славящую бога-победителя. Энси-полководец и Энентур-солдат,
проявивший наибольший героизм и отвагу в битве, бросили Энки
под ноги кумира поверженного им бога. Затем храмовые воины
вывели четырех обнаженных юношей-мелха, локти которых были
стянуты веревками, и семь раз обвели их, нечистых, вокруг
