Юлия призадумалась.
Эдан с самой первой их встречи вел себя странно. А уж как говорить сам с собой начинал — вообще жуть брала! Вдруг права ведьма сумасшедшая? Вдруг на нем проклятие?.. Оборванка ведь всерьез за него переживает — вон как смотрела на нахала светловолосого, словно на сына родного!
— Я подумаю, что можно сделать, — буркнула леди, принимая аккуратно завернутый в тряпицу сонный амулет.
* * *
К следующему вечеру карета, изрядно помесив грязь да попрыгав на ухабах, выбралась, наконец, на ровную, наезженную дорогу, а вскоре — и въехала в небольшую, на редкость опрятную деревеньку, над которой возвышались темные стены крепости.
— Дальше пешком, — прощаясь с возницей, сообщил Эдан. — Дорога поднимается уступами, карета не проедет.
— Опять пешком? — плаксиво скривилась Юлия.
— Если леди тяжело пройти шестьсот шагов, могу найти лошадей, — язвительно бросил он.
Девушка демонстративно надула губки, но отвечать не рискнула — того и гляди опять нарвешься на издевку! От нечего делать она стала наблюдать за возницей, который как раз успел завести карету во двор ближайшего большого дома и теперь по очереди распрягал уставших лошадок.
К ним уже торопились со всех сторон деревенские, приветливо здоровались с Эданом и с ходу почему-то начинали ему выкладывать свои проблемы.
— Потом, потом, — раз за разом отмахивался он.
Юлия, опираясь на руку, любезно предложенную Риэ, сделала пару шагов и любопытно огляделась по сторонам.
— Поторопись, будь любезна! — хватая ее за свободный локоть, в ухо зашипел Эдан. — Еще немного — и до утра здесь застрянем!.. Вот дьяволы!
Последнее относилось к вынырнувшему из-за угла крупному, важному мужчине в серой деревенской рубахе, добротных кожаных штанах и неожиданно новом синем жилете с блестящими серебряными пуговицами, никак не желающем сходиться на выпирающем животе.
— Господин лорд! — шагая наперерез, загудел он издалека.
— Чтоб тебя!.. — выпуская руку девушки, негромко выругался Эдан. Затем губы его вытянулись в любезной усмешке. — Господин староста!
— Ты лорд? — изумленно вытаращилась на него Юлия.
— Не похож? — ядовито ухмыльнулся он. Затем отступил на шаг и вдруг согнулся перед ней в изящнейшем придворном поклоне. — Лорд Таргел к твоим услугам, леди Юлия из дома Амареш!
Староста споткнулся и, пораженный зрелищем, застыл с открытым ртом.
— А теперь пошли, пока он пялится! — не прерывая вежливой улыбки, сквозь зубы шепнул им новоявленный лорд и вновь потянул Юлию, а с ней — и Риэ, мимо растерявшегося старосты — к темным воротам крепости впереди.
Алим послушно семенила следом...
— Все дела — завтра. К полудню в замок приходи, заодно и отобедаешь, — бросил он мужчине напоследок, уже не слушая возможных возражений.
* * *
За стенами крепости их уже ждали.
Эдан быстро и с облегчением передал поднадоевших спутников на попечении прислуги — сам же поспешил наверх. Взбежал по лестнице, на миг замер в сводчатом коридоре перед парой высоких дверей, затем толкнул ту, что слева.
Именно здесь жила Лая почти год назад...
Мужчина задумчиво коснулся восковой метки на двери, провел рукой по пологу кровати. Затем вытряхнул свой мешок прямо на пол, извлек из груды вещей белый, плотно скатанный сверток — свой плащ, что он подарил Лае в день церемонии. Развернул его почти с нежностью, осторожно разгладил пушистый мех, пальцем проследил линии золотой вышивки — и со вздохом повесил в огромный пустой шкаф.
— А, ты здесь, господин? — послышалось сзади пыхтение.
В дверь, двумя руками вцепившись в большое деревянное ведро с водой, бочком втиснулась Тана.
— Я как раз собиралась спальню в порядок привести. Для приезжей барышни...
— Нет! — резче, чем хотелось бы, перебил он. — Лучше перенеси сюда мои вещи, — добавил мягко, уже жалея о невольной грубости. — Парня можешь поселить в моей бывшей комнате, а леди, — не удержался все-таки, — пусть сама выберет, где жить или с кем...
Зря он, конечно, так сказал. Тана вцепилась в его слова с резвостью оголодавшего пса: неодобрительно покачала головой, тяжело плюхнула ведро на пол, чудом не расплескав воду, решительно скрестила на груди руки.
— Сама, значит, выберет с кем? — завела привычную песню. — Вечно ты девиц беспутных приводишь! Жениться тебе пора!..
— Уже, — принуждая ее замолкнуть, неожиданно для самого себя признался Эдан.
— Правда?! — обрадовалась женщина. — И где же молодая госпожа?
— Умерла.
Тана захлопнула рот. Под тяжелым, горьким взглядом мужчины сдержала рвущееся из груди горестное оханье, опустила глаза.
— Пойду комнату для гостьи приготовлю, — буркнула неуверенно, торопясь сбежать от этого неловкого разговора.
"Зачем же ты Тану расстроил?" — вздохнула ей вслед Лая.
"Устал ее напутствия слушать, — пожал Эдан плечами. — И потом, закат уже..."
"И что?"
"Посвящение в Гильдмастеры всегда на закате проводится..."
Он распахнул створку окна, задумчиво всмотрелся в пасмурное, темнеющее небо, ритмично застучал пальцами по стеклу, словно отсчитывая секунды... Тук— тук-тук...
Последний косой луч закатного солнца, будто нарочно, пробился сквозь осеннюю хмарь, позолотил оконное стекло, заставил на миг зажмуриться — и скрылся.
— Вот и все, Снежинка, — вздохнул Эдан со странной смесью досады и огромного облегчения. — Посвящение совершилось, Престол занят. Все закончилось.
ГЛАВА ПЯТАЯ, ГДЕ УДАЧА ВНОВЬ И ВНОВЬ УЛЫБАЕТСЯ РИЭ, А ЮЛИЯ, ИСПОЛНИВ ЧУЖУЮ ПРОСЬБУ, СТАЛКИВАЕТСЯ С НАСТОЯЩЕЙ ЯРОСТЬЮ.
Первый рассвет своей новой, свободной от Гильдии, жизни Эдан встретил на каменных перилах крытой галереи, печально разглядывая побуревший осенний сад и туманное до безнадежности небо, сеющее липкой моросью. Шершавая колонна знакомо холодила спину сквозь толстое полотно домашней рубахи; теплый пар стелился из кухонного окошка у земли. В отдалении, на мощеной площадке у ворот, что-то крича, Горо строил своих ленивых вояк... Каждая тень, каждый утренний шорох вокруг, даже промозглая сонная тишина, были уютными, почти родными — и все же... до боли тоскливыми!
Привычное утро — и такое... другое.
Что ж, начинать его, наверное, стоило так же, как и каждое утро за последний десяток лет — с тренировки...
Вздохнув, Эдан разулся, осторожно опустил босые ноги на мокрые, заросшие по краям жухлой травой, каменные плиты. Поежился от их холода. Сделал пару шагов, цепляя рукавами блестящие листики вечнозеленого кустарника.
Облетевшие за ночь лепестки осенних желтоцветов щекотно и влажно стелились под ступни, а в волосах оседали капельки тумана.
Неохотно мужчина потянул вверх края рубахи, подставляя сырому ветерку голое тело. Застыл на миг, привыкая к холоду...
Он не спешил, пока что делая все легко и размеренно, с каждым действием вспоминая ежеутренние нагоняи да наставления мастера Ледогора, но больше — его самого: крепкого, всегда уверенного, не знающего сомнений...
Эдан сделал первый выпад. Мышцы спины потянулись неохотно, почти лениво. Ногу неловко повело в сторону.
Он тихо выругался.
Что ж, долгие недели, проведенные в тесноте корабельного трюма, давали о себе знать. Тело отказывалось подчиняться с привычной легкостью, движения теперь выходили неловкими, медленными до скрипа и, конечно, далекими от совершенства... Оставалось лишь стиснуть зубы — да повторять одно и то же, вновь и вновь, потихоньку злясь на себя и собственную неуклюжесть.
А еще — на саднящее чувство потерянности, крепко засевшее в груди со вчерашней ночи.
— Путешествие на Южный никогда не шло мне на пользу! — уже вслух жаловался светловолосый Снежинке. — Теперь и пятерых хилых имперцев хватит, не то, что Амарешевой сотни! Все-таки становлюсь ленивым...
"К тому же — рассеянным..." — вздохнул он, вдруг наткнувшись взглядом на Риэ.
Тот устроился меж колоннами, уронив локти на перила, — и смотрел на утренние пляски здешнего лорда с выражением глубокой задумчивости и отнюдь не праздного интереса.
— Доброе утро! — поздоровался, поняв, что его обнаружили.
— Доброе, — буркнул Эдан с глубоким сомнением, потянувшись к брошенной рубахе. — Воздухом дышишь? — добавил в голос немного сарказма.
— За тобой наблюдаю, — признался юноша, и глазом не моргнув. — Да вот... думаю.
— О чем же?
— О том, как паршиво быть беспомощным! — усмешка Риэ впервые с их знакомства полна была настоящей горечью. — Мне раньше, до той деревеньки, как-то не доводилось в такие истории попадать. Быть избитым, как бессильный, не умеющий дать отпор, ребенок!.. Это унизительно, страшно, просто глупо, в конце концов! И я не хочу еще когда-нибудь испытать такое!
— Да, приятного мало, — осторожно согласился Эдан, путаясь в широком вороте.
— Ты вот на моем месте сумел бы защититься! — не успокоился студиозус.
— Пожалуй, — шнуровка намокла и никак не давалась пальцам. — Так... к чему ты вообще клонишь? — наконец, разобравшись с рубашкой, насторожился мастер.
— А мог бы... научить меня? — помявшись, попросил Риэ, вмиг залившись неловким румянцем, отчего мягкое лицо приобрело и вовсе девичьи черты. Но глаза, напротив, вдруг исполнились решимости, вызывающего, азартного блеска, словно у подростка, на спор решившего влезть на храмовую колокольню, еще трясущегося над собственным безрассудством, но уверенного уже, что не отступит...
— Я знаю, что слаб и совершенно неуклюж, — настойчиво уговаривал он, — но... научи хотя бы основам! Конечно, я и так пользуюсь твоим гостеприимством, и коль тебе затруднительно...
— Я не могу, Риэ! — почти смутился от такой настойчивости Эдан. — Даже для простейших умений нужны месяцы тренировок, а я вообще не знаю, буду ли здесь завтра!
Лицо студента сразу поскучнело.
— Как скажешь, — кивнул он, отступая в полумрак галереи.
— Но я поговорю с Горо, командиром здешнего гарнизона, — легко перемахнув через перила, догнал его молодой лорд. — Он уж точно за тебя возьмется! А там... кто знает! Кстати, насчет "гостеприимства", — помолчав, вдруг добавил он. — Плохой из меня хозяин, ведь до сих пор я не показал тебе главную достопримечательность здешнего дома!
Отряхнувшись, будто пес, от влаги, потянул Эдан юношу за собой — вглубь хмурых, темных в этот час, коридоров первого этажа. И почти носом ткнул в неприметную узкую дверцу, больше всего смахивающую на вход в чулан.
— Это чтоб кто попало не любопытствовал, — пояснил перед тем, как отворить глухо лязгнувший замок. — Держи! — бросил удивленному студиозусу ключ.
Риэ с опаской переступил порог — и замер, пораженный. Перед ним была просторная, высотой в два этажа, комната — и все стены ее, от пола до потолочных балок, занимали книжные полки! С толстенными, громоздкими фолиантами и с хлипкими, мягкими книжечками. С потертыми, стянутыми медными скобами, древними страшилищами и с изящными красавицами, сияющими золотой краской, новенькой цветной кожей или шелком на обложке. С аккуратно сложенными стопкой костяными пластинами и со скрученными пергаментными свитками в плетеных тубусах... Боги! За собственный дом с такой библиотекой юноша продал бы душу сразу всем десяти дьяволам!
— Оо! — только и смог выдохнуть он, тут же потянувшись к ближайшему корешку да напрочь позабыв о спутнике.
— Наслаждайся, — раздался ему вслед смешок.
Остался Эдан здесь или вернулся к своему недавнему занятию, Риэ уже не видел. Он увлекся, как ребенок новой игрушкой, бродя вдоль полок, перечитывая названия, водя пальцами по корешкам, с трудом вытаскивая тяжелые тома и листая страницы. Времени не замечал, и, наверное, проходил бы вот так до вечера, если бы одна из книг под его рукой не показалась вдруг... странной.
Риэ провел еще раз по кожаному корешку без надписей, ощущая под ним непривычную, деревянную твердость, осторожно потянул — фолиант не поддался, — потом зачем-то постучал, и звук вышел неожиданно гулким. Книга была подделкой.
Сосредоточив все свое любопытство на новом предмете, юноша вскоре отыскал еще пять таких же "книг", подергал их так и эдак, пока за парочкой что-то не щелкнуло, нажал... и расплылся в довольной улыбке. Он ведь не один тайник на древних погребениях открыл! И теперь любовался низким проходом в тесную каморку за полками.
Узкие окошки библиотеки и так пропускали совсем немного танцующего пылинками солнечного света — здесь же вовсе царил густой, затхлый сумрак.
Риэ огляделся вокруг. На краю одной из полок приютилась масляная лампа под громоздким стеклянным колпаком. Ничего, чтоб разжечь ее, рядом не нашлось — и, мысленно поражаясь такой хозяйской непредусмотрительности, студиозус не поленился сбегать на кухню, выпросить у здешней сердитой экономки, госпожи Таны, тлеющий уголек.
Лампа загорелась неожиданно ярким, ровным светом, источая слабый приятный аромат, — и вся тесная потайная каморка стала видна, как на ладони. Книг нашлось здесь не более двух дюжин, а кроме них — широкая, в полстены, карта трех континентов, во многих местах небрежно дорисованная чьей-то рукой.
На карту Риэ уставился, открыв рот. Заполненная гуще и детальней, чем студент когда-либо видел, она не обрывалась на знакомых границах привычными белыми пятнами, но тянулась дальше — через болота и леса Южного континента к неизвестной полноводной реке; через непролазные Северные горы к холодному побережью; от самых крохотных восточных островков, где ютились нищие рыбаки, до дикого, скалистого западного берега, куда не отваживалась ступать нога даже вездесущих варваров...
Знакомое зудящее чувство появилось у юноши в кончиках пальцев: немедля схватить перо — и записывать, перерисовывать, дополнять строчками замечаний и наблюдений!.. Одна эта карта могла сделать ее обладателя очень известным в имперских ученых кругах!
Риэ сдержался.
Вздохнув, он оторвал взгляд от нежданного сокровища, и внимательней пригляделся к книгам.
Что ж, еще минуту назад он не думал, что сможет удивиться больше!
Первый же вытащенный им потертый томик был на древнеимперском — и студиозус, в совершенстве владеющий этим языком, смог разобрать в загадочном, исчерченном знаками и схемами, талмуде лишь одно слово из десяти. "О познании тела, разума и души" — гласило название, но книга нисколько не походила на религиозный трактат. Покачав головой, Риэ отложил ее и потянулся за следующей: с понятной, внушающей уважение надписью на обложке — "Мастерство лекаря".
Открыл посередке — и зажал рот ладонью, борясь с мгновенно подступившей тошнотой. На красочной, тщательно прорисованной гравюре, занимающей всю страницу, изображалось человеческое тело, ужасно искореженное пыткой. Особенно жестокие раны отмечены были цифрами, напротив коих под рисунком давались пояснения и советы. От последних юношу затошнило еще больше.
Теперь к любой здесь книге, хоть как-то намекающей на целительство, он боялся даже прикоснуться.
Впрочем, и без того хватало Риэ открытий. Следующий, попавший ему в руки, фолиант долго дразнил рассеянные мысли смутно знакомыми значками, перемежающими привычные буквы, влезающими в слова, портящими их до полной неузнаваемости. И лишь когда лихорадочный бег догадок в голове молодого ученого грозил перейти в глубокую, необратимую задумчивость, то ли книга, то ли память юноши поддалась — и он с изумлением узнал таинственные криптограммы Гильдии.
