Прикольно, только после такой езды мне сидеть будет противопоказано. Решил перейти на повышенную, подбираю поводья повыше, собирая в горсть на самой шее. Размахиваюсь ускорителем...
В девяностых мне довелось немного позаниматься верховой ездой. У нас там были 'буденовцы' довольно высокая лошадь с острым хребтом. Езда на них без седла довольно специфична, надо сгибать ноги в коленях, подкладывая ступни под свою задницу. Иначе сбить копчик дело двух минут. Что и подтвердилось впоследствии. К чему это все... Просто галоп этого бабая, тоже самое, что сесть за руль грузовика после легковушки.
Торможу, натянув поводья. Не ахти мой шестисотый мерин, не ахти... Может продать его?
Приходите на рынок, и на столбе, по правую руку, на входе висит такое объявление
'Продается мерин, цвет палевый, отличное состояние, пробег 20000 верст. Полный привод, повышенный клиренс, телескопический глушитель, литые подковы, овсяный карбюратор, кнутовое зажигание, кожаный руль, естественный обогрев, навигационная система (до стойла), круговой обзор, автообмахиватель заднего бампера, охапка сена на десять верст, комплект зимних, шиповатых подков, бесплатно'
Топ, топ, топают копыта по земле... Кап, кап, рождаются буквы... Из них собираются слова, закручиваются в клубок и укладываются на долгосрочное хранение, под костяным сводом черепа... Ещё с тех времен, прошедших, осталась привычка, предаваться размышлениям пока находишься в дороге...
'Есть одно, что поражает меня несмотря на то что прожил здесь уже достаточное количество времени. Казалось бы, что надо привыкнуть, а не могу, не получается. Это наши дети. Мои первые же попытки вести себя с ними соответственно их возраста, были пресечены, сразу и бесповоротно мне дали понять, что они не маленькие. Я тогда даже опешил от всей этой отповеди. Попытался разобраться... Итог, обескураживающий.
В оставленном мной веке, зрелость человека закреплена законодательно в двадцать один год. Господи, большего идиотизма я не встречал за свои прожитые годы.
Когда впервые увидел здесь свадьбу, меня поразила молодость новобрачных, поинтересовался, ему шестнадцать, ей пятнадцать. Стал присматриваться, узнавать возраст детишек, их родителей.
Выяснил, к двадцати одному году, многие имеют по трое и даже более наследников. Разговаривал с ними, могу сказать, что это целостные личности. Знающие и понимающие что они хотят от жизни.
Таких, в оставленном времени, встречал только в тридцати летнем возрасте. Мы стремимся искусственно оградить наших детей от взросления, уберечь от всех бед и напастей. Горожане, больше всего этим страдают. Потом, правда, удивляются. Почему это, так, дитятко, отучилось, есть образование, а работать тварь не хочет, как села на шею, так и сидит. Ответ прост, сами виноваты. Вспомните дорогие мои, как тряслись над своим чадом, оберегали, опекали. По первому капризу игрушки новые покупали, а всех делов то было, поставить в такие условия, что хлеб и зрелища, отрабатывать надо, а не халяву получать.
Мысли плавно свернули в сторону дел насущных. Разговоры с Никодимом зимними вечерами, в обед и после работы. Потихоньку полегоньку. Капал на мозги человеку, от которого зависит многое, если не все. В чем-то он со мной даже и не спорил, а по некоторым, дело доходило до крупных ссор.
Он понятно, дитя века текущего, использовать холопский труд для него также естественно как для меня умываться по утрам. ( До сих пор не может этого понять) Но я знаю, что подневольный труд практически невозможно стимулировать на эффективную работу. Холопу все равно, он не заинтересован в своем труде. — День прошел... Ну и ладно...
В буквальном смысле слова, на пальцах объяснял условия и принцип сдельной оплаты. Приводил примеры, как можно из человека выжать три нормы, заплатить двадцать копеек и он на завтра будет с утра, у ворот стоят, торопясь быстрей приступить к работе.
В итоге, в очередной раз, Никодим обозвал меня иудой и два дня не разговаривал. Давно заметил, что ему надо, 'переварить' все в себе и лишь потом требовать продолжения.
'Главное правило кулинарии. Если поставил что-то мариновать, пусть стоит столько сколько положено. Иначе блюдо будет не вкусным'
'На третий день после ужина, опосля тяжкого трудового дня, когда мы сидели за столом и пили пиво, Никодим сам вернулся к этому вопросу.
— Сказываешь, что работнику деньгу платить за кажную штуку, он, говоришь с утрева у ворот топтаться будет?
Здесь надо немного пояснить. На данный момент, существует только оговоренная твердая ставка, выплачиваемая раз в неделю, месяц. Поденная редко применялась, но все ж была. Так что господствовала система оплаты, окладная.
— Да. И требовать, чтоб открыли побыстрей.
— Федя, слушаю тебя... — Никодим сделал паузу, помолчал и продолжил.
— вроде тверезый, а пустое молвишь как опосля даскана вина. Это где ж видано, чтоб мужик сам, без палок на работу рвался?
— Никодим, как думаешь ежели мы деревню, на уши поставим, все захоронки отыщем, сколько денег найдем? Дай бог, рубль с полтиной или того меньше. Они больше алтына в глаза не видали. Вспомни наши разговоры о том, что нам люд работный нужон. Помнишь?
Он кивнул, сделал глоток пива, взял с миски кусок балыка, забросил в рот и стал жевать. Не сводя с меня прищуренного взгляда.
— А раз помнишь, поясни мне глупому, в честь чего мужики, к нам на подворье свои припасы повезут?
От такого, Никодим чуть не подавился, — Ты это, Федор, не шуткуй так больше. Я вроде как хозяин у них, они холопы мои, вот и привезут и принесут...
— Болт ржавый притащат и уд протухший. Ты скотину видел?
— Да. Нормальные коровки, худые малость.
— А спросить не догадался, сколько молока эти козы дают? На всю деревню, три коровки и ни одного быка, к соседям на случку водят. Козы есть, облезлые и дохлые как собаки лесные, даскан молока дают.
Одна свинья, поросая, овец немного, куры да утки. Так вот, к чему это я... Лошадей насчитал десять, а саней и телег, нет. Архип, запретил им держать, боялся, что народ сядет в санки и по зимнику... Ищи свищи потом...
Чем люд работный кормить будем? Каждому в день надо два фунта хлеба, пару яиц, полфунта мяса, крупы на кашу, соли. Стрельцам поболе надобно, они службу несут. Три десятка их, нас десяток, и ещё наберем полтора десятка, почти полста душ набегает. Сожрем сами себя.
— Мы ужо молвились про это... Деньга за штуку плачена, мужики у ворот стоят, это здеся каким боком? Холопам не надо денег, они обязаны на хозяина работать, — Никодим начал злиться.
— К каждому стрельца не поставишь... Ты мне скажи — Сидор, дело порученное ,хорошо исполняет?
— Добре...
— А почему? Да потому что ты ему денежку платишь, и ежели спортачил ты его наказываешь. Так ведь? А часто такое бывает? Я точно не упомню...
Поставишь холопа, да ему все равно, хорошо он делает, плохо ли, денег за это не получит. Хотя... Палками по хребту перепасть может, а он возьмет и сбежит, от жизни тяжкой. И что мы с тобой делать будем? Нового учить? Потом и этот в бега удариться. Так и будем мы с Никодимом, три дня работать, и два по лесам беглых ловить.
— Все не сбегут.
— Ага, а те, кто останется, косорукие и кривоглазые, только и будешь следить за ними, чтоб добро на гавно не переводили. Пойми, ежели мы платить будем, для них самой удачей будет, с нашим заводиком судьбу связать.
— Никогда такого не было, чтоб хозяин холопу свому, за дело сделанное, сам деньгу давал... Федька. Ты меня точно по миру пустишь...
— Ой, не прибедняйся, мы с тобой с руками с ногами и главное с головой дружим...
— С каким?
— Что, с каким?
— С каким Головой дружим? — Лицо его вдруг стало заинтересованным.
Я улыбнулся, — Это присказка такая...
— То-то иной раз и не понять, об чем молвишь. Вроде речь понятная, а слова другие. Откуда ты только на мою седую голову свалился...
— Катился, катился, да у тебя на дворе зацепился, будь ласков хозяин, дай водицы испить, так есть хочется, что и переночевать негде.
Никодим молча, выслушал, взгляд расплылся и затуманился, губы под усами зашевелились. Видимо проговаривая слова, опосля заржал, нет сначала фыркнул и лишь потом расхохотался в полный голос. На его гогот выглянула Марфа.— Что ржешь кобель облезлый?
Никодим повторил ей поговорку, теперь они смеялись вдвоем. Глядя на них, развеселился и я'
С пистолетными стволами понятно, а вот с тремя ружейными, будет обширный экскремент, тьфу, вечно путаю, эксперимент. Выдержит ли нарезной ствол, если стрелять из него бельгийской пулей, снаряженной в патрон? От минье отказался из-за металлической чашки, и даже не она послужила отказом, изготовление должно быть предельно простым и технологичным, здесь нужно сделать только пулелейку определенной формы. Предыдущая винтовка не в счет, там калибр меньше, этот же будет ноль шестьдесят шесть сотых дюйма или шестнадцать и восемь десятых миллиметра. Цифры умозрительны, когда делал болванку для намотки гильзы, просто постарался, чтоб на штангеле значение было поближе к заветной цифре, калибру Brown Bess английского мушкета тысяча семисотых годов, но чуток поменьше, как у штуцера. Длина будет порядка восемьсот, с прикладом чуть больше тысячи, миллиметров, карабин почти.
'Надо будет на приклад, не забыть приделать подкову, думаю, лягаться будет, как эта кастрированная сволочь, что подо мной'
А не получиться, заварю казенник и сделаю обычную поджигу винтовальную с горячо любимым стрельцами, фитильным замком, но стрелять будет новой пулей. Или капсюльной её сделать?
А вот и неглинная, пора сворачивать, ещё пять минут неспешным шагом, и я на месте...
Лета ХХХ года, Апрель 24 день
Сегодня должен будет появиться Шадровитый, вчера был на торгу и встретил Панаса. Этот ширый козак был одет яко клятый москаль. В толпе и не признал сразу, пока не окликнул.
— Федор, здрав будь, — Поздоровался и хлопнул меня по плечу, — Ты все такой же справный.
— И тебе не хворать. Ты с Архипом?
— Ни, его не мае, он тильки завтра буде.
— А ты чего так вырядился? — Подергал за рукав серого армяка.— Ещё шапку баранью нацепил бы, на татарина станешь похож.
— А... — он сделал непонятное движение рукой.
Ну, надо, так надо...
— Панас, увидишь Архипа, передай — все готово, как договаривались.
Перебросившись ещё парой дежурных фраз, распрощались и разошлись по своим делам.
Так что Никодим с утра бьет копытом, кобыла запряжена, телега стоит под парами.
'А Ленского все нет'
У него договоренность, с Архипом, я отдаю пистолеты, потом мы их испытываем, он забирает грамоту и едет провозглашать в 'гадюкино' что теперь он полномочный хозяин, царь и бог. До этого, староста, выполнял устное распоряжение Шадровитого и люди были в подвешенном состоянии.
Слухи, молва, сорочий хвост, сарафанное радио, обс — одна баба сказала. Все-таки я человек своего века без пиара, ни как.
Никодим пусть ругается, кричит потом, ногами топает, да вот запущенная мной 'утка' уже принесла свои плоды. Народ ждет, когда мы переедем сюда и начнем отбирать людишек для работы. Всех делов, сказать пару слов там, здесь...
'Спросите, почему пистолеты, а не один как ранее договаривались? Да все просто, у Архипа появились денежки. Первый пойдет в зачет долга за хлопов, два других, как я и думал раньше, он берет для своих отморозков. Он затребовал... Это конечно можно... Попросить оно верней будет... Затребовал триста штук патронов, столько у меня не было, для продажи. Ради прибыли остаться с голой попой и подвести своих, я пока ещё не совсем свихнулся. Так что будет довольствоваться двумя сотнями... Триста подавай... Он, что решил всю Польшу перестрелять? Вчера, на ночь, глядя, приперся 'мамлюк' Панас изложил 'пожелание' и отчалил, испарившись в наступившей тьме.
А мне пришлось, с утра пораньше, метаться в поисках тары под такое количество патронов. Не в лукошке же их отдавать? Не комильфо. Управился, вспомнил, точней напомнил Клим, что есть достойная тара, туески остались, корпуса для мин. Как раз, получилось восемь упаковок по двадцать пять патронов'
Внизу, у ворот, дурниной разорался барбос, ну, слава богу, ожидание закончилось.
— Смотрите сюда, нажимаешь вот этот крючок, ствол опускается. Гильза чуток выдвигается, вынимаешь её, вставляешь новый патрон и закрываешь, — Я движением кисти защелкнул затвор.
— Целишься в ворога и стреляешь, — нажал на спуск, сухо стукнул боек.— Потом перезаряжаешь. Для того чтоб вы научились делать это быстро и не пожгли заряды, дарю пустые гильзы чтоб руку набили. Архип, вот в этих туесках, в каждом по двадцать пять штук итого двести, не обессудь, больше нет и так свои запасы растряс. Ежели понадобится ещё, за седмицу молви, сколько надобно.
Стрелянные не теряйте, их перезарядить можно, за это копейку всего беру.
Теперь смотри, синенькие, это картечь, для зарядки в потемках, чтоб можно было отличить от пули, донце сделано шершавым, а у той гладкое. Видишь?
Архип потрогал пальцем накатку, — А почему здесь?
Жестом фокусника, достал из под стола три ремня с кобурами и нашитыми кармашками, вставил гильзу в один из них, — Вот почему.
Завтра придется идти к шорнику и заказывать ещё, а эти сейчас продам. Накинул на себя, застегнул пряжку, поправил кобуру...
'Все-таки вестерны заразительная штука, на хрена приседать и расставлять ноги, как будто обгадился?'
И несколько раз показал, как вынимать и убирать оружие.
— Ежели он у тебя в ней, — похлопал по рукояти, — лежит заряженный и взведенный, сможешь выстрелить, как только направишь на татя. Не смог удержаться от хвастовства, конечно, я не 'Грязный Гарри' Но впечатление произвел.
Зря, что ли я отдал за эту лабуду три копейки, счаз гривенный слуплю.
Испытание провели тут же, в мастерской, продырявили поставленную к задней стене доску.
Мужики были в тихом восторге, а уж в каком пребывал я, когда Архип стопочкой выложил монеты на верстак. Двадцать шесть рублей три алтына и денежка.
Проскочила дикая мысль...
'С треском рухнула выломанная дверь, грохнул взрыв пакет и в комнату, громко матерясь, полезли стрельцы. В черных вязаных масках на бородатых мордах, бронежилетах и надписью, желтыми буквами, на спине 'опричники' раздали всем зуботычин, уложили на пол, сноровисто связали руки за спиной. Людской гомон стих, и в наступившей тишине послышались начальственные шаги. Вздернув за локти, поставили на ноги, чья-то рука, ухватив за волосы, приподняла голову. — Почто татям оружие продаешь, собака? — Ласково так спросил...'
... Стукнула копытом и умчалась прочь...
Я вытер разом вспотевший лоб и пошел проводить 'дорогих гостей' Когда уже все было погружено в переметные сумки и тщательно упаковано. Спросил у Архипа, — Корчмарь?
На его лице прокатилась волна, на скулах вздулись желваки, исчезли, он, молча кивнул. Повернулся к своему коню, вскочил в седло, разобрал поводья, — Жид литовский, ляхам голубей слал, обо всех кто к нему заходил или мимо шел...
