— Ищет встречи? — допер Удав.
Китц задумался. Думать помогал хороший кусок копченого сала.
— Сколько он в городе?
— Ден десять.
— Неплохо продвинулся? За декаду-то? Коронный барон. С землицей на Каменном Холме.
— Прыткий, курвенок, — согласен Удав.
Второй кусок сала означал второю волну размышлений.
— Пригласи-ка ты его в Веретенницу, — попросил с усмешкой Китц. — Мальца разумеется.
— А как же Хармс? Я уже с Шилом договорился.
— А чего мне с покойника? Завещание разве? — необычайно повеселел канальщик. — А Шило еще притгодиться.
* * *
Иагу Глинн битых два часа сидел за конторкой и всесторонне осмысливал, разложенную перед ним бумагу. Выкладки ему предоставил помощник. Продажи зерна последней недели в сухих цифрах. Количество проданного, выручка, с той суммы отчисления в казну и взносы в гильдию, оплата работникам. Цифры получались не меленькие. Хорошие цифры. Но вот последняя. Последняя вызывала прямо таки душевное томление и готовность преступить законы божьи и человеческие. Девятнадцать тысяч восемьсот девяносто четыре штивера, пять грошей и два полугроша. Такую сумму он должен отдать своему малознакомому компаньону.
— Господи... Господи..., — стенал Глинн. И, наверное, разрыдался бы от жалости и жадности. Не поступить непотребно помогала мысль об открывшейся в связи с кончиной Трийа Брисса вакансии главного снабженца армии короля. И она же, мысль то есть, удерживала от бесчестности. Глинн понимал, пытаться обмануть или еще как обмишулить знакомца, не глупость, но дурость, которая может закончиться весьма и весьма печально. Но стоило взглянуть на цифры... цифру и душа заходилась в спазмах скаредности. Так что не маячь перед ним приятность попасть в королевские поставщики фуража и продовольствие, поддался бы соблазну. Не сейчас, но завтра. Или послезавтра.
* * *
Колин отстраненно наблюдал дождь. Крупные капли бились и ползли вниз, полосуя стекло. Нежданный неуместный дождь. Кругом лежит снег, подморозило лужи и вдруг — на те вам! Последний привет осени. Не золотолистной красавицы, а хмурой сырой непогожести. Дождь тоже последний. Из темноты небес, из темноты прошлого. И чего больше? Дождя или темноты, из которой беспрестанно льет? И что там, в темноте? И в прошлом? Точно такой же дождь... Варсана адхи тикта сунья. Дождь над могилами.... И еще тонкие следы на холодном стекле. И стекло граница дождю. И пустота по обе стороны стекла.
* * *
— Я бы не назвал это селедкой, — хохотал Буюн, выпутывая из сети и протягивая Ховарду раскисшую в воде книжицу. — Очевидно сегодня на ужин только молитвы.
— Се.... сеф.... сефер, — сбиваясь, прочитал тот заглавие на обложке. — Са.... Ничего не разобрать!
— Так брось!
— Са...., — от слова почти ничего не осталось. Повозил пальцем, втирая грязь в буквенный оттиск. — В конце вроде эль проступило.
— Пусть будет вроде. Легче тебе? Давай сеть тянуть.
— Подожди...
— О! Книжник хренов выискался! За сеть берись.
— Успеем! — отмахнулся Ховард и продолжил попытки. — Маш... ха... машехит, малах...ха.... мавэт.
— Ха, да, ха. Другого не написано?
Ховард попробовал разлепить, и если удастся, прочесть текст на страницах. Не без стараний, но получилось. Разбухшие листы из кожи почти не пострадали, чего не скажешь о чернилах. Смыла морская вода. Не все. То тут, то там проступали буквицы или отдельные строки. Уцелела картинка. Некто обхватив задранное колено, сидел на камне у дороги.
— Ну и что там?
— Погоди ты, — отмахнулся Ховард, пробегая строку.
... И от всякого, кому дано много, много и потребуется. И кому много вверено, с того больше взыщут.
Далее читалось труднее, а местами и вовсе не понятно..
...И зап......но (запрещено? заповедано?) накрепко, быти камню от...ту (отняту?), хладной стали — даренной по не.....ю (неведенью? незнанию?), кости от ...ер...(?) — переданной по малодушию, см....ь (?) — в гневе отринутом, под...ом (?).
— Тогда пусть рыбы читают, — выбил Бурден книжицу из рук Ховарда.
Недавний улов плюхнулся в черную холодную волну.
* * *
— И что же он такое выдал, что наш тальгарец сделался белее снега? Надо очень постараться напугать Маммара аф Исси.
— Новику хватило одного слова.
— Я грешным делом подумал, он пообещал раскрыть секрет Жерара Тибо или вожделенную бретерам тайну удара Жарнака. А тут одно слово.
— Одно, но какое! Чиччиа.
— Откуда сопляку унгрийцу знать тальгарское словечко из обихода браво?
— А кто поручится что удалец из Унгрии?
— А что заставляет тебя думать иначе? Кроме знания жаргона?
— Только палач выберет в качестве оружия шнепфер. В Унгрии такое не приветствуется.
— Так это месть?
— О чем ты?
— Раз шнепфер. Месть и ничего другого.
* * *
Рикордер Гайд положил свиток на краешек стола. Затем толкнул, чтобы не упал. По-крестьянски вытер вспотевшие ладони о шоссы. Тер долго, словно хотел содрать кожу до крови, до боли. Прийти в чувства. Третьего дня...
ˮНет в четверг.... Да, в четверг на Аллозия... Или в пятницу? В пятницу...ˮ — никак не удавалось сосредоточиться Гайду. В сущности точная дата не важна. Не так важна, как сам разговор. И не весь, там пустая болтовня, а самая-самая концовка его. Две-три фразы...
В сердцах подхватив свиток, столь им оберегаемый от падения, рикордер зашвырнул его в угол. Проклятье! Тысяча проклятий!... Сто тысяч и тех мало!
...— Слышал собираетесь выдать дочь за муж? — продолжил беседу Гайд. Он много потрудился, многого добился, получил заслуженную награду от нового совета пфальца и был склонен к дружественному трепу.
ˮНе все же допросы чинить,ˮ — вдыхал он сладкий морозный воздух. Зима грозилась быть ранней и затяжной. Зиму он любил. Наверное потому что родился в декабре. Подарки, елки, Рождество — все, когда насыплет наметет белого снега под самую крышу, а в доме горят дрова, раскаляя решетку и коптя камин.
— Досужие домыслы, — не обиделся Каас. Ландмарку отчасти лестно, что справляются о его дочери. Девица и взаправду хороша. И норовом легка принять отцовскую, а потом и мужнину волю. И грудью вышла, детишек кормить. И жопой природа не обидела. Кость широкая — родит пятерых, не зачахнет.
— Неужто не присмотрели своей Сэз достойную партию?
— В Унгрии я не вижу для нее доброго союза.
— Отдадите такую красавицу в Элат?
— Посмотрю в столице. Хотим мы того или нет, но король и двор там....
Это было в четверг...
ˮ...или в пятницу?ˮ — цеплялся рикордер за срок разговора. — А сегодня...ˮ
А сегодня доставили с оказией письмо из Карлайра. Моффет Завоеватель возвел Колина аф Поллака в баронское достоинство и жаловал землей. На Каменном Холме!
ˮТак кто кого перехитрил?ˮ
* * *
— Говоришь упырь? — Виллен Пес чуть ли не лоб в лоб сошелся с Когтем.
— Как есть упырь! — зачастил отмахивать троеперстие за троеперстием бывший каторжник. — Вниз головой висел. А крылья... Я таких отродясь не видывал!
— А упыря видывал?
— Господь миловал до той ночи!
Пес засопел, взял паузу. Совсем короткую.
— А нынче сподобился?
— Сколько проживу не забуду!
— Хорошо коли так. Ко мне приведешь.
— Кого?
— Кого-кого.... Упыря.
* * *
Тех, кто знал о нем правду или считали, что знают таковую, немного. Больше других мог рассказать тринитарий, бывший репьер Ордена Крестильного Огня, но он мертв. Тело несчастного нашли в комнате дешевого портового кабака. И умер он не в мягкой постели. И не обжираясь крабовым соусом. И не смакуя знаменитого энтурийского копченого угря. И не с перепою, от апоплексического удара. Вбили в глотку ножку табурета и, монах захлебнулся собственной кровью. За дурные слова поплатился, выходит. С кем же он так неосмотрительно речь вел? Поди дознайся. Покойники известные молчуны.
Женщина придумавшая быть его матерью, не выдала бы сына под пыткой, так крепко верила в свою придумку. Лже-отец убеждал бы остальных до последнего вздоха, а понадобилось, то и с мечом в руках, он его родитель! И не отступился бы, хотя причиной тому обыкновенная человеческая поведенческая химера — честь.
Но чтобы не обнаружили искатели истин, по какому бы следу не прошли в своих поисках, вряд ли бы им удалось связать имя героя с раненным беглецом, одолевшим бурный поток. По причине простой и весьма тривиальной. Не сломленный духом, бедняга остался лежать на берегу безымянной реки, послужив кормом семейству бурых медведей и наглым речным чайкам.
Примечания.
Скудельницы — кладбища.
Принцепс — глава ордена.
Тринитарий — нищенствующий монах
Межень — полдень.
Саин — уважительное обращение к мужчине.
Эсм — уважительное обращение к женщине.
Худоба — крестьянская живность (куры, утки... и т.д.)
Пфальц — обозначение провинции и титул. Кроме того существовали ландграфы, маркграфы, бароны, шатилены.
Зелаторы — орден ревнителей веры.
Троеперстное — верующие касались лба, области сердца и правого плеча, плотно сжатыми указательным, средним и безымянным пальцами.
Бальи — судейский государственный чиновник
Штивер — серебряная монета.
Шатилен — владетель или временный управляющий замком.
Марк — сокращ.от маркграф.
Договор с гербами — т. е. со знатью, имеющих привилегию на герб.
Рикордер — судебный чиновник.
Гранда — титул дочери короля.
Инфант — титул наследника престола.
Сушрута — выдающийся медик древности.
Бланш — снег.
Новик — новичок, юнец.
Фрей — монашка, исповедница, а так же обращение к ней.
Скары — дворцовая стража
Ратонеро — собака-крысолов.
Контесс — женщины не имели право носить отцовский титул. Контесс обозначало наследница такого-то.
Виконт, баронет, — не являлись титулами, а лишь указывали на принадлежность к семье маркграфа, ландграфа или барона.
Менжа — женск. гениталии.
Обычай Энтурии запрещал незамужним девушкам появляться в обществе без сопровождения родственника. Потому при Серебряном Дворе представительница пфальца не представлена.
Керамбит — острый крюко-образный нож.
Одежду зеленого цвета носили проститутки.
Гриффьер — писарь, секретарь.
Шибори — украшение из лент.
Баротеро — человек, промышляющий и живущий с грабежа.
Брачный контракт подписывался кровью.
Эскарсель — поясная сумочка.
Виласы — элитный отряд.
Бле — лошадь белой масти.
Виффер — искаженное от виффлера. Командир двадцати воинов.
Существовало поверье, прикосновение короля лечит желтуху.
Песочницы — маленькие башенки.
Каплица — зд. маленькая часовенка.
Аппелс — зд. обучающий защищатся. Учитель фехтования.
Женщины носили омоньерки (сумочки для раздачи милостыни) под верхнем платьем. Распоряжаться омоньеркой — залезть под подол, состоять в интимных отношениях.
Улуги — скорее большие ножи, чем мечи.
Дрейнер — торговец сукном.
Одежда из кожи покойника приносила удачу в игре.
Коронер — полицейский занимающийся убийствами.
Острые и ржавые ножи — намек строки из Писания. Ангел Смерти умертвит праведника быстро и безболезненно острым ножом, грешника ржавым, долго и мучительно.
Лизать левую руку — левая рука считалась нечистой. Ею подмывались.
Гербовый эполет на левом плече — знак принятия чьего-либо покровительства. Служба.
Актуариус — здесь распорядитель,
Миньоны — фавориты при дворе знатного человека.
Ревес — удар мечом слева на право.
Хабек — позорное ранение в лицо.
Мясные ворота — вульг. женские гениталии. Вагина.
Ноуз-закар против пестан — муж. член против женской груди. Образное обозначение гендерного противостояния.
Ронкола — садовый нож с замысловатым лезвием обрезать ветки.
Поскребыш — самый младший сын в семье.
