— Командир, вот и наши "партафцы", — хохотнул вернувшийся Иовиан. — Воины гарнизона обзавидуются!
Да, этих легионеров вырядили во все самые лучшие трофеи: на партафские халаты были накинуты толстые кольчуги и воронёные кирасы, а из оружия были секиры и лёгкие мечи с круглыми железными щитами. Этот отряд стал больше похож на султанских "бессмертных", нежели на обычных партафских воинов.
— Менгли, а теперь я тебе объясню, что ты должен сделать...
Очень странная процессия подошла к форту. Впереди, на закованном в броню коне, ехал всадник, на котором железа было не меньше, чем на его скакуне.
За ним гордо шествовало четыре десятка "бессмертных", бряцавших своим оружием. Всадник, не спешиваясь, несколько раз стукнул в ворота железным кольцом на длинной-длинной цепочке, приделанным к стене. Несколько минут ничего не происходило, и всадник снова ударил кольцом в ворота. И вот наконец-то на стене появился партафец, зевавший во весь рот.
— Чего тебе?
— Немедленное послание от султана, да продлит небо его дни!
— Делать мне нечего, послания...
— Да как ты смеешь так разговаривать с аль-мухадтаром? Если мне не откроют ворота, я немедленно возвращусь в город и прикажу вырвать язык и тебе, и всему гарнизону! — воины безмолвствовали, зато вот всадник уже начал разворачивать своего коня.
— Господин просто не понял солдатского юмора! Сейчас аль-мухадтару откроют ворота! Эй, Файнар, немедленно открой ворота!
— Вот так-то лучше. Возможно, Султан даже не узнает об этом, если у меня будет хорошее настроение, — всадник подмигнул стоявшему на стене воину.
— Гюйнар уж постарается, чтобы так и было, господин!
Между тем ворота уже заскрипели и начали открываться. Во внутреннем дворике было не больше десятка сонных воинов, еле передвигавших ноги. Похоже, они только недавно проснулись.
Всадник въехал на своём коне внутрь. За ним последовали и его воины, озиравшиеся по сторонам.
— Так что у господина за послание от султана Менгли-Хазрея? — воин, стоявший на стене, спустился. Видимо, это был командир гарнизона.
— От Менгли-Хазрея? — командир гарнизона не заметил, что рука всадника оказалась на эфесе меча. — Аббас шлёт тебе привет!
Партафец успел только широко раскрыть глаза от удивления, а через мгновение его голова уже покатилась по камням.
— Нас предали! — заорало несколько воинов гарнизона, зовя находившихся поблизости, товарищей на помощь.
А между тем в ворота уже вбегали аркадские легионеры и горцы, радостно улюлюкавшие. Сорок же "бессмертных" начали резню, убивая воинов гарнизона.
Легионеров вёл в бой Андроник, надевший за минуту перед началом свой плащ с пурпурной каймой. Он хотел выглядеть как можно внушительней в глазах врага. Они должны понять, что хозяин вернулся. И он страшно зол...
— За Аркара и императора! — кричал Ласкарий, успевший убить уже двух партафцев.
Воины гарнизона выбегали из казарм и ничего не понимающим взором смотрели на развернувшееся сражение. Зато легионеры не мешкали: сотня аркадцев ринулась на казармы, убивая партафцев, а горцы толпой в семьдесят человек побежали к башне.
Все взоры воинов гарнизона были обращены на всадника, который убивал партафцев, крича: "За Аббаса! За Партафу!". Менгли-Дубрей в каждом враге видел все те несчастья, что свалились на его страну, а их он давно надеялся остановить...
Так что было вполне понятно, почему через несколько минут гарнизон сдался. Менгли-Дубрей лично убил двенадцать воинов, и уже готов был на коне ворваться в башню. А когда врагов рядом уже не оказалось, он с налитыми кровью глазами обернулся к казармам, где ещё были слабые очаги сопротивления. Менгли поскакал туда и уже замахнулся мечом на вставшего на колени партафца. Андроник еле успел схватить его за руку. Ласкарий был единственным, кто был на коне, кроме Менгли-Дубрея.
— Он сдаётся, Менгли. Твой соотечественник сдаётся! — наконец-то разобрал партафец слова Андроника.
— Хватит на сегодня крови, думаешь, а? Они предали Партафу, и они мне больше не соотечественники! — Менгли-Дубрей попытался вырваться, но у Андроника оказалась на редкость сильная хватка.
— Да, Менгли, хватит! Побереги лучше свою ярость для Хазрея!
— Ладно, Андроник-яме, ладно! Но это не значит, что завтра я никого из них не убью.
— Вот и хорошо. Но это не значит, что я завтра позволю тебе этого сделать! — у Андроника был большой опыт усмирения пьяных воинов. Сейчас Менгли-Дубрей от пьяных айсаров совсем не отличался. Разве только он немного быстрее успокоился, чем воин-федерат.
Менгли-Дубрей опустил меч и развернул коня, направив его прочь из форта. А вот Андроник спешился. Поднялся лёгкий ветер, отчего плащ дрункария развевался на ветру. Всё это придавало Андронику героический вид. Ласкарий хмыкнул, решив воспользоваться этим.
— Воины! Только что мы овладели "неприступным", — раздался дружный хохот, — фортом. Мы не потеряли ни одного воина, зато сколько всего приобрели! С этого дня Ипартафар уже не будет спать спокойно, потому что я приступаю к исполнению мечты аркадского народа. Мечты о мести, мечты о том, как сандалии легионеров снова будут ступать по этим землям! — раздался гул одобрения.
— За империю! — проорал Валент.
— За империю! — подхватили все воины, что собрались во внутреннем дворике форта.
Андроник даже испугался, что эти крики могут раньше времени сообщить Менгли-Хазрею об их присутствии. Но ветер в тот день дул прямо на горы, относя все звуки прочь от города. Аркар был вместе со своими детьми...
Между тем легионеры уже проникли в башню, обыскивая внутренние помещения. Из казарм выгнали спрятавшихся там партафцев, которые, растеряв последнюю гордость, умоляли оставить им жизнь.
Легионеры лишь обещали им лёгкую смерть: после "казни" пленных в прошлом бою, аркадцы готовились перерезать и этих. Андроник же тем временем раздумывал. С одной стороны, слишком уж близко был Ипартафар, и пленные в любой момент могли сбежать и предупредить гарнизон о войске Ласкария. С другой стороны, партафцы могли оказаться полезными, помогая взять другие форты. А вот когда все они падут, Ипартафар будет обречён. Андроник сомневался, что у Менгли-Хазрея больше воинов, чем у аркадцев, тем более усиленных ватагами горцев.
— Так, Ибрагим, сможешь допросить этих?
— Да, камандир! А патом их всех перерезать? — Ибрагим держал свою руку на ручке кинжала.
— Нет, я ещё не решил, что с ними делать.
— Тагда эти гяуры скажут мне всё! — и он обратился к толпе пленных, которых легионеры согнали в центр внутреннего двора. — Что у них спросить? — Ибрагим постепенно избавлялся от горского акцента, чему помогало постоянное общение с легионерами.
— Спроси, сколько воинов в гарнизоне Ипартафара, что там сейчас творится, и с кем они ведут войну. Помнишь, нам об этом говорил пленник в прошлый раз?
— Тот гяур был просто глупым бараном! — Ибрагим снова повернулся к пленным, обращаясь к ним на партафском языке. Двое или трое из партафцев начали отвечать, перебивая друг друга.
— Ани гаварят, что в городе двадцать тысяч воинов. Воины Аббаса, этого трусливого шайтана, сражаются с бойцами Хазрея и ещё какими-то гяурами. Ани гаварят, что посланы шайтаном! Вах, надо резать и этих гяуров, савсем глупые стали!
— Подожди, убить этих мы всегда успеем. А что это за другие гяуры?
— Сейчас узнаю, — Ибрагим прикрикнул на пленных. Целых семеро начало наперебой отвечать. — Ани гаварят, что те гяуры пришли с юга, но не с гор, а из леса. Вроде мстить хатят, вах! Может, надо объединиться с ними? Вдвоём легче поймать волка, чем аднаму!
— А ты не думаешь, что второй охотник может забрать этого волка себе? — Андронику даже стало интересно, кто это по души партафцев пришёл.
Они вполне могли стать союзниками аркадцев, если, конечно, не начнут войну и с ними. Только вот это вполне могли оказаться тарны, они же тоже жили на юге, или тайсары. Был, конечно, ещё один народ, но о нём Андроник старался не думать, слишком опасным мог быть просто интерес стороны к этой войне.
— Валент, прикажи разбивать лагерь в этом форте и поблизости, а ещё собери тысячу айсаров, горцев и легионеров. Желательно, чтобы там были и лучники, а также тараны и лестницы. Я собираюсь повторить шутку с партафским командиром ещё пару раз, а если не получится, то взять форты штурмом. Если все остальные охраняются так же, как и этот, то уже к вечеру Ипартафар будет окружён.
— Будет исполнено, иллюстрий! — Валент поклонился и отправился к центурионам и легатам сообщить приказ Андроника.
— Иовиан?
— Да, дрункарий! Славно мы их тут прижали! — Иовиан улыбнулся.
— Сколько взято пленных, сколько партафцев убито, сколько наших погибло? Уже посчитали?
— А то как же! Сотня пленных, сорок партафцев убито. А наших всего-то десяток погиб, причём семеро — горцы.
— Эх, если бы с такой лёгкостью можно было взять Ипартафар... А пока что тебе надо всех пленных в казармы отвести и приставить айсаров в охрану. Всё ясно?
— Да, иллюстрий! Всё будет сделано!
Между тем воины всё продолжали выходить из туннеля к форту, заполняя все свободные площадки. И вот тогда-то у Андроника созрел окончательный план по захвату окружающих Ипартафар укреплений. Дрункарий собрал всех воинов, что присоединились к ним в Ефратисии, и разделил их на две части. Таких набралось восемьдесят человек, слишком дорого новобранцы заплатили, чтобы стать настоящими легионерами ...
Так вот, к этим частям он присоединил ещё по восемь десятков воинов, велев им прятаться, пока легионеры из Ефратисия не войдут в форты. Недавний бой показал, что здесь слишком уж сильно доверяют говорящим на партафском языке, да ещё одетым в доспехи "бессмертных". Это можно было использовать.
Андроник разослал отряды в разные стороны. Благо пейзаж и строители фортов способствовали этому: все пятнадцать небольших крепостей находились практически на одной линии окружности, и не составляло большого труда пройтись по ним. Особенно штурмовым отрядам.
Андроник не решился снова воспользоваться Менгли-Дубреем, однако с радостью увидел его в том же отряде, в котором был и сам. В другой отряд он назначил командиром Константа, кое-как знавшего партафский язык. И вот представление началось.
Командир первого форта, к которому подошёл отряд Андроника, удосужился-таки выставить постовых на стены. Но они не особо и помогли: снова сработал трюк с ложным донесением от Менгли-Хазрея. И снова гарнизон не успел подать дымовой сигнал соседям и Ипартафару, да и айсары-штурмовики обошлись без лишнего шума. Здесь Андроник приказал перерезать всех пленных, которых набралось две сотни, и послал гонца к Валенту, чтобы тот прислал легионеров для занятия укрепления. Ласкарий решил сразу же закрепиться в эти горах.
Лучше всех себя показал в тот день Менгли-Дубрей: он резал и рубил партафцев с яростью, не присущей даже аркадским фанатикам, сжигавшим волшебников. Андроник только тогда понял слова одного из ксариатских императоров, что самые злейшие враги -это соотечественники и ближайшие родственники. Во всяком случае, они становятся таковыми в некоторых случаях.
Теперь же Менгли-Дубрей в каждом убитом соотечественнике видел виновника разрухи в родной стране и причину всех проблем Партафы. Но даже не задумывался, что с каждой смертью причиняет ей ещё больше бед. Андроник для себя решил, что случись в Аркадской империи гражданская война или взойди на трон новая династия, он уедет в Единое княжество: только там на всём Огнароне сохранились ксариатские традиции. Даже намного лучше, чем в Аркадии. Со своими соотечественниками Ласкарию воевать очень не хотелось.
Между тем прибыл гонец от Константа: он успел захватить почти все форты, кроме прикрывавшего дорогу. Легат не решался штурмовать Аль-Мугар. Просто у столицы с придорожными фортами, как сказал Менгли-Дубрей, было постоянное сообщение гонцами, да и посты должны были стоять на всём протяжении дороги, до самого султанского дворца. Но Андроник и тут нашёл выход...
Зимой ночи наступали намного быстрее, особенно в горах. Солнце уже почти скрылось за склонами гор, когда на дороге показался отряд всадников, подъехавших к воротам.
Серебряные ворота, получившие своё название из-за букв, выбитых на морёном дубе, закрывали дорогу. Стена, в которой они были сделаны, тянулась между фортами Аль-Мугар и Аль-Намар, чьи названия можно было перевести как Восходный и Закатный страж. Эти имена форты получили ещё три с половиной века назад, когда ксариатские мастера возвели их в этих горах. Остальные форты были построены уже самими партафцами. Стены Аль-Мугара и Аль-Намара были просто выбиты в двух скалах, и выдержали бы многодневный обстрел из катапульт и баллист.
Первый всадник спешился, постучав в ворота. Стражник неохотно поднялся с нагретого места и окликнул нежданных гостей.
— Назовите себя и цель приезда! — обычный вопрос, который Фатим задавал всем , кто покидал или приезжал в Ипартафарскую долину. Просто ворота были единственным в неё входом. Если не считать узкого прохода между скалами, где еле могли пройти даже бараны.
— В Аль-Тугарин, — это был городок в горах, в трёх днях пути от столицы. — С важным донесением от султана Менгли-Хазрея! Или ты, воин, не узнаёшь "бессмертных"?
Всадники и вправду были облачены в доспехи "бессмертных", и даже кони были им под стать, все закованные в броню.
— Проезжайте! — Фатим кивнул ещё одному охраннику, Гюльнару, и ворота начали открываться.
Всего здесь было двадцать охранников, как успел заметить всадник. Это был один из аркадцев, присоединившихся к армии Андроника в Ефратисии. Тимофей любил расспрашивать купцов, проезжавших через его город, так что он знал практически все города и деревни, окружавшие столицу.
Восемь всадников последовали за Тимофеем, даже не перейдя на галоп или рысь. Кони шли медленно. Слишком медленно.
Фатим заподозрил неладное и повернулся к первому "бессмертному". Это-то и сыграло с ним злую шутку: он не заметил, как к форту приближаются по снегу лучники и несколько мечников. В это время то же происходило и у форта Аль-Намар.
— А что у вас за сообщение султану? Что-то не особо вы спешите, как я посмотрю! — смех всадников почти что развеял сомнения Фатима, и он убрал руку от эфеса меча.
— У меня простая весть: хозяева вернулись! — и Тимофей срубил голову охраннику, а остальные всадники выхватили мечи. Молодой аркадец хотел показать, что он не хуже Менгли-Дубрея может ошеломить врага.
Один партафец крикнул воинам в форте, но его горло тут же пронзила аркадская стрела. Отряд, прятавшийся до того в засаде, напал на охранников у ворота. Партафцы от неожиданности не смогли оказать особого сопротивления, и в несколько минут "битва" закончилась — только двадцать два трупа осталось валяться у ворот, и лишь два из них принадлежали легионерам.
Между тем Констант уже повёл воинов на штурм Аль-Намара, в гарнизоне которого началось замешательство. Деревянные ворота пробил таран, а внутрь хлынули айсары и горцы. С Аль-Мугаром Андронику пришлось повозиться, потому что там и ворота были покрепче, и на стенах уже стояли лучники. В форте зажгли сигнальный костёр, но Ласкарий надеялся, что в городе его заметят как можно позже: в сумерках дым был еле заметен. Да и командиру городского гарнизона придётся поломать голову, прежде чем вспомнить, что значит этот сигнал. Во всяком случае, Андроник был в этом уверен после того, как все тринадцать считавшихся ранее неприступными фортов пали меньше чем за день.
