Я карабкаюсь по веревочной лестнице навстречу кругу лопастей и долгожданной свободе, вываливаюсь в пустой салон через открытую дверь... и вдруг к своему удивлению попадаю на железнодорожные пути.
1.
Декорации сменились.
Я нахожусь в тоннеле с мягким светом. Впереди бесконечные рельсы, которые сходятся далеко-далеко по законам линейной перспективы, а потом сворачивают влево и больше не видны. Наверно, в этом измерении, куда я попал, нет горизонта, потому что я не должен знать о столь отдаленном повороте. Пахнет мазутом, плесенью, металлом и почему-то хлоркой. За спиной большой киноэкран с парящим вертолетом, распахнутой дверью в кабину и болтающимся на ветру трапом. Нет сомнений — я вышел именно оттуда. Только вот — куда?
Как бы не нарваться на очередные выпады затухающей воли Автора. Прислушиваюсь. Тихо, никого. Нет больше сумятицы в мыслях, сопровождающей меня до этой поры, нет разногласий внутриличностных масштабов, никто не ставит преград, не кричит и не спорит. Впервые полотно реальности гладкое, без складок, без нагромождения деталей и сумбурных движений. Так, словно галдящая толпа, где каждый со своим мнением, голосом, натурой и жизненной историей, вдруг замолкает, сливаясь в одну личность. Я один. Вокруг тишина и спокойствие, и даже чувствую биение возбужденного сердца.
Скафандра Вельзевула на мне больше нет. Наверно, потому, что я наконец-то покинул вымышленную вселенную. Так это и есть Земля? Точнее, тот мир, откуда родом сам Автор. Внутреннее подсознательное намекает, что я нахожусь в некой пограничной зоне.
Меня постепенно наполняет осознание, что все трудности остались позади, побег из книги почти удался. Я полон предвосхищения жизни на Свободе — там, где я сам решаю, что со мной будет происходить и как я захочу поступить в той или иной ситуации. Сам — а не под диктовку стоящих превыше меня.
Интересно, каково мышление землян? Как они разделяют время? На слова, предложения, абзацы и тома? А события — на главы?..
Вдруг раздается надрывный и мощный гудок, заставивший на миг оцепенеть. Из-за поворота выглядывает яркий прожектор. Поезд? Ну да, я ведь на железной дороге. Причем он имеет полное право здесь находиться, в отличие от незваного пришельца, которого судьбе угодно было замуровать в замкнутом пространстве наедине с металлическим монстром.
Киноэкран к тому времени сам собой схлопнулся и растворился, за ним — продолжение бесконечной рельсовой дороги. Локомотив снова гудит. Во мне просыпается древнее, небывалое доселе чувство — страх.
Я пячусь назад, оглушенный открытием в себе диких инстинктов, и чем яростней бьет по лицу свет приближающегося монстра, тем торопливее становятся мои шаги. Стены тоннеля ровные, без проводов, ниш, люков и лестниц. Я перехожу на бег. Минутное удовольствие как ветром сдуло. Понимание того, что здесь ни спрятаться, ни убежать наслаивает уровни страха и придает сил, но одновременно с этим я теряю всякую надежду. Не так я представлял себе триумфальный побег. Стук стали о многотонную сталь нарастает. Грохот катится быстрей локомотива, щекочет нервы и почти кусает за пятки...
Надо же было так вляпаться! Но если существует вход сюда, найдется и выход!
То ли из-за паники, то ли из-за сверхъестественной скорости бега — череда шпал расплывается, и теперь я бегу по однородному настилу, в котором едва угадываются очертания отдельных, бесконечно повторяющихся через равные дистанции, предметов. Стены, потолок, озаренные прожектором, становятся легкими, тонкими, почти полупрозрачными, и кажется теперь, что поверхность тоннеля сама излучает свет...
Поезд нагоняет, почти у меня за спиной. Я вкладываю в ноги всю волю, все резервы — только бы миновали меня жернова рокочущей судьбы. Даже на связные мысли не хватает энергии, а точнее — я и мой Страх несемся так быстро, что мысль не успевает оформиться: зарождается в глубинах ума, набухает, пробивается на поверхность осмысления — и тут ее моментально сносит встречным ураганом новых обстоятельств, развеивает, как невесомую пенку, позади меня. Успеваю ухватить лишь обрывки слов, символов, образов тающей за спиной мысли, а новая уже привлекает внимание, тянет к себе, нарастает — и тоже сдувается ветром...
Кто я?.. Откуда я?.. Когда все началось?..
...Сквозь стенки тоннеля сочится мягкий свет. Иногда мелькают тени и начинают доноситься глухие звуки. Наверно, галлюцинация. Или там живут боги.
Прекрасные голоса, манящие. О чем они говорят? Не разобрать. Только если остановиться и послушать. Вдруг они помогут?
Нет, это самоубийство!
А если это ловушка?
Остановиться — значит погибнуть.
Луч прожектора, я замечаю, со временем становится короче. Будто перегорает лампа. Но яркость остается прежней.
Тупик? Небытие? Впереди как будто бесконечность, в которой пропадают даже фотоны...
Где выход? Почему отсюда нет выхода?!
Как тихо стало вдруг. Хотя я точно знаю, что локомотив гудит и стучат колеса. Но звуков не производят. Глухота?..
Нет. Ведь голоса богов все громче — но этот звук теперь не относится к "звукам". Что-то совсем другое. Словно прежние звуки дробятся на эхо забываемого сна. На меня снисходит озарение: голоса богов — не галлюцинация. Только они — настоящие. Только они — истина, к которой следует стремиться!
Тогда вперед, вперед! Быстрее! Еще быстрее!
Время разогналось до неимоверной скорости. Это не пропасть впереди. Это Страх-локомотив ускорился настолько, что догоняет меня и... свет собственного фонаря!
Мысли не обрывочны — просто они удлиняются, острые пики обобщенных суждений сглаживаются, обрастают подробностями, личностями, кругозор расширяется, и теперь вместо крохотного Мэрлона, к которому я привык с "детства", в уме проявляется нечто несоразмерно огромное и насыщенное. Иная реальность. Реальность Творца!
Вот оно! Вот где выход!
Радость вытесняет бессознательный страх, облегчение расковывает ноги, и я несусь вперед без кандалов прошлого жизненного опыта.
Кромка света уже близко. Локомотив немо гудит и тщетно пугает, но не отстает, а постепенно догоняет. Мой выход, теперь я знаю точно, — это краткий полумиг, когда я преодолею черту света на поверхности тоннеля, а поезд еще будет ехать чуть позади.
Страх уже начал поедать тоннель подо мной, когда граница темноты и света приблизилась на расстояние прыжка.
Понимая, что со следующим шагом я уже не ступлю на твердую почву, я с натугой отрываюсь от земли и ныряю в другое временное пространство...
0.
— Федор Николаевич, — доносится встревоженный женский голос. — Саша моргнул.
— В самом деле? Прекрасно! Значит, разгон не пропал впустую...
— Федор Николаевич.
— Да?
— Он смотрит на меня.
— Открыл глаза?
— Открыл. Но не в этом дело. Он видит меня, понимаете?
Скрипит кресло, шуршат ботинки по кафельному полу. На меня ложится чья-то тень.
— Да. Взгляд осмысленный, — гудит над головой. — Доброе утро, Александр! Как спалось? Хе-хе... Моргни, если понимаешь меня.
Кто вы такой? Что я тут делаю?
Я не слышу своих слов. Наверно, я ничего не произношу, а вопросы только промелькнули в голове.
— Ты слышишь меня, Стрельбин? Моргни два раза, если да.
Полуавтоматически моргаю. Хотя знаю, что я — не Стрельбин. Вернее — не совсем Стрельбин.
— Юля, принесите воды.
Становится чуть светлее, потом где-то хлопает дверь. Начинаю различать контуры предметов, но их назначение совершенно не ясно.
Что здесь происходит?
Где я?
Слышится щелчок, и с глаз будто снимают фиолетовую пелену. Предметы мира теперь залиты тусклым, пасмурным светом. Кто-то оттягивает мои нижние веки и брови, берет за руку, а потом говорит:
— Я думаю, он вернулся окончательно.
Топают шаги и приближается новый голос — тоже басистый, но молодой — его владельцу чуть за тридцать:
— Вы уверены? А он может снова, как бы так выразиться, пропасть?
— Вероятность присутствует. Но я склонен дать положительный прогноз.
— Ваша работа впечатляет, профессор.
— Ничего бы не получилось без ваших инвестиций, Анатолий. Все необходимое оборудование делалось на заказ. Огромные деньги! Гхм...
Кто-то вновь касается моей руки.
— Он горячий, — произносит молодой бас.
— Недавно, наряду со сбоем Проводника, случился неприятный инцидент, температура тела Александра неожиданно повысилась до 39 градусов. Локализовать причину нам не удалось, но, думаю, это реакция на некоторые препараты. Волноваться нет причин. Я полагаю, это скоро пройдет. Сейчас он не может говорить и самостоятельно передвигаться, но через месяц, будьте уверены, он танцевать у нас будет! Новейшие разработки! Еще несколько лет назад о подобном "чуде воскрешения" медицина и мечтать не смела.
— А как насчет сознания? Вы говорили, что в коме отмирают нейронные связи, разлагается мозг...
— Насчет этого тоже не беспокойтесь. Все участки мозга были вовремя законсервированы и, так сказать, получали должную встряску, имитирующую показания сенсоров и работу нервной системы. Я думаю, мальчик вернется к нам не только без потери функциональности подкорки, но и поумнеет в разы! Но это тема отдельного исследования, если позволите...
— Невероятно!
— Как я уже говорил, Анатолий, мы проведем идентичную процедуру и с вашей дочерью...
— Отложите эту процедуру до выявления причины программного бага, — отрезает молодой бас. — Рисковать жизнью подопытного я допущу, но не жизнью своей дочери, — голос, что примечательно, в противоположность сказанной фразы остается бесстрастным, словно такая щекотливая для папаши тема как жизнь любимого ребенка волнует его в этот момент намного меньше, чем судьба только что приведенного в сознание совершенно постороннего индивидуума. Анатолия, еще больше чем самого профессора, интересовал только положительный результат эксперимента.
— Естественно. Кстати, Сергей, вы нашли причину сбоя? Ваша программа хороша, но если мы планируем и дальше с ней работать, риск ошибки должен быть исключен. Это архиважный момент.
— Конечно, Федор Николаевич, — почти издалека доносится новый голос — глухой, под аккомпанемент стука ноутбуковской клавиатуры. По тембру — его владельцу немногим больше двадцати. — Все уже исправлено.
— Отлично.
Слышится писк и хлопает дверь. Через несколько секунд тишины моих губ касается прохлада. Приятная, освежающая струйка проникает в рот, в горло, течет вниз и одновременно распространяется по голове, по телу, разливается вплоть до кончиков пальцев. Меня накрывает эйфория, очищается видение мира. Голоса становятся четче. Хочется дышать полной грудью.
Чем они поят меня? Наркотики?
— Все, Юля, довольно.
Ручеек блаженства вмиг пересыхает, остаются лишь постепенно тающие лужицы счастья.
— Посмотрите на его глаза, ему понравилось, — говорит молодой бас.
— Мы, конечно, следим за уровнем влаги в организме, но некоторая степень обезвоживания присутствовать будет, — отвечает профессор. — Вода — нектар для человека, поскольку все живое на Земле состоит из воды.
Где-то в уголке сознания мне вспоминается непреложная истина: напитки восстанавливают Энергию, которая в свою очередь влияет на регенерацию Здоровья.
— Я бы тоже чего-нибудь выпил, — говорит профессор. — Желательно — шампанского в честь такого события! Сегодня, друзья мои, День, Когда Человечество Научилось Возвращать Сознание из Глубокой Комы! Ваша дочь, Анатолий, будьте уверены, уже спасена.
— Федор Николаевич, сейчас только десять утра! — хохочет молодой бас. — Но, если вы настаиваете, можете организовать банкетик, а мы пока посидим здесь с товарищем программистом...
— В каком смысле? — голос профессора вдруг тускнеет.
— В смысле — не могли бы вы оставить нас наедине, — тон его собеседника из веселого стал лелейно-настойчивым.
— То есть, вы хотите остаться... здесь... без меня?
— Вы угадали совершенно точно. Без вас. И, разумеется, без Юли.
— Простите, но... что вы собираетесь тут делать?
— Это уже вас не касается.
— При всем уважении...
— При всем уважении, я тут хозяин и все тут куплено на мои деньги! — молодой бас чуть не закричал. И, переведя голос в извинительную тональность, добавил: — Дайте нам десять минут. Пожалуйста.
Федор Николаевич насупился, но сдержался. Затем с выражением оскорбленного и, несмотря на свой репутационный вес, отступившего в ментальной, и особенно — финансовой, схватке, бормоча, удалился. Юля хвостиком последовала за ним.
— Что думаешь? — сказал Анатолий, повернувшись к Сергею. — Владелец этого тела не явится качать права?
"Телом" называют меня, лежащего в сознании, но парализованного.
— Сколько тебе повторять: оболочки людей принадлежат инстинктам, а не кому-то лично, — сказал молодой программист. Впрочем, за внешними проявлениями молодости этой парочки скрывалась некоторая зрелость или даже — седая, многоуровневая мудрость. — Никогда не верь людям, если они говорят, что придумали что-то. Они говорят: новое — хорошо забытое старое. Люди просто вспоминают о тех знаниях, что мы давали им раньше, через антропологию, историю, археологию и выдают их за свои собственные умозаключения. Им неведомо, откуда возникает мысль, потому что мысль — внеземного происхождения. Они говорят, но никогда не поймут смысла сказанных слов. И — нет, я думаю, Стрельбин больше не вернется. Мы выкурили его окончательно.
Надо мной нависли два объекта, которые я назвал бы "лицами". Я не был в состоянии определить, каковы они: красивы, стары, молоды, упитанны или худощавы; имеют ли они бороды, какие у них глаза, и вообще — что должен представлять собой, к примеру, рот. Скорее всего, они были размыты, замутнены. Я не помнил и не замечал деталей, как прежде, а видел сразу все целое и каким-то чувством понимал, что ко мне обращены два лица.
— Как думаешь, он понимает нас? — спросил Анатолий.
— Едва ли.
— Добро пожаловать на Землю, господин Кутх. Рады тебя видеть в новой обстановке.
"Кутх... Кутх... это ведь мое имя, — подумал я. — Откуда они знают меня? Кто они такие?"
— Не нагружай его, — сказал программист. — Вспомни себя в момент материализации на физической Земле. Подождем, пока он адаптируется. Он еще не понимает, как случилось так, что он попал сюда. И где это — "сюда". Все, абсолютно все его представления о мире разрушены. До этого он видел долгий сон, в котором настоящие события могли капитально исказиться. В голове у него перемешались память о существовании в качестве мага Ворона в игре "Armour of God" и личный жизненный опыт Александра. Два абсолютно чуждых друг другу сознания, помещенные в один мозг, превращают голову в поле самой яростной из всех мыслимых схваток.
— Кстати, о Проводнике. Ты записал алгоритм, который он составил?
— Конечно, первым делом. Этой версии программы удалось полностью задавить, как ты любишь выражаться, бывшего "хозяина" и перенастроить связи. Никому из нас не удалось еще так прочно синхронизироваться с человеческим телом. Кутх станет самым полноценным мэрлонцем на Земле. Первенцем нашей новой культуры!
