— Только не открывайте дверь и не выходите за ворота — прошипел он, двигая зрачками туда-сюда.
— Что с тобой Иван? Тебе нехорошо, окончательно перепился? — строго посмотрела на племянника тетка.
— Хорошо, все хорошо. Делайте, что я сказал — ответил он, не меняя интонации.
Через три минуты, может не много больше, начали проявляться нормальные цвета. Серый цвет растворялся на глазах. Для закрепления эффекта, Эдуард Арсеньевич принял еще порцию коньяка. Не отставал от него и Иван Васильевич. Цветная палитра окончательно победила мрак, а вместе с этим, приподнял совсем упавшую к низу голову Ироним Евстратиевич. Его жалкая по составу волосяного покрова бородка, как-то приободрилась. Малость ожили глаза, но он еще боялся что-то сказать и лишь переводил взгляд на полностью опьяневших Эдуарда Арсеньевича и Ивана Васильевича. Карина Карловна тяжело выдохнула, размашисто перекрестившись, села за большой уличный стол, а профессор нарушил молчание, обратившись к Рыжей бороде, который вылупливая глаза во все возможные стороны не мог еще до конца поверить, что смертельная опасность миновала.
— Застегните ширинку Андрей Павлович, кажется, молитвы достопочтенного Иронима Евстратиевича отвели от нас пришествие тридцать седьмого года.
Рыжая борода опустил глаза в область ширинки, последняя действительно была расстегнута для проветривания, как, кажется, южным потоком воздуха. Бормоча что-то нечленораздельное, Рыжая борода начал искать пальцами черные пуговицы. Знатная козлиная борода, падала на грудь и только сейчас профессор, заметил, что Рыжая борода заплетает в бороду резинку, такого же цвета.
— Уберите из бороды резинку Андрей Павлович — попросил профессор, как будто в столь тяжелый момент, данное предложение являлось чем-то важным.
Карина Карловна вопросительно посмотрела на профессора.
— Это еще зачем? — надувая губы, спросил Рыжая борода.
— Действительно, к чему это? — поддержала Рыжую бороду, Карина Карловна.
— Мне думается, что ваша знатная борода и без резинки имеет прекрасную форму — спокойно произнес профессор.
— Форма, как форма — окончательно смутившись, как будто присутствующие на консилиуме, собирались рассматривать размер его причиндалов, произнес Рыжая борода.
Иван Васильевич провел рукой по своей старообрядческой бороде. Эдуард Арсеньевич икнув, вмешался в разговор.
— У нас из пяти мужиков трое бородатые. Так что мы должны смириться, профессор — Эдуард Арсеньевич еще раз икнул.
— Я однажды в Татарстане был. Там памятник видел, что-то огромное, колючей проволокой обмотанное. Вот нам затем такой же сделают — неожиданно сменил тему Рыжая борода.
— Чего его делать, мемориал Ивана Васильевича колючей проволокой обмотать и готово.
Улыбнулся, идиотическим лицом Эдуард Арсеньевич. То ли от выпитого, то ли от пережитого на начальном этапе, понять это было невозможно от того, что Эдуард Арсеньевич уже имел серьезный опыт общения с товарищами.
— А что за обелиск? — спросила Карина Карловна.
— Не знаю, я особо, помню, что он посвящен мученикам тех лет — гордо, блеснув своими знаниями, пояснил Рыжая борода.
— Каких еще лет? — вмешался в разговор Иван Васильевич.
— Известно каких, когда товарищи людей скопом убивали за понюшку табака, забавы ради. Вот и нас, не верится, неужели ни спасет, ни сохранит, нас царица небесная — проговорил Ироним Евстратиевич.
— Думаю, что Андрей Павлович познакомился с обычным, если так можно сказать, стандартным мемориалом, которые имеются почти в каждом городке, имеющим хоть какое-то значение. Подобного искусства, или дани памяти хватает. Время их появление тоже секретом не является — подробно пояснил Иннокентий Иванович.
— Вы не согласны с этим? — спросил Эдуард Арсеньевич.
— Ну, почему же, мой любезный Эдуард Арсеньевич, вполне согласен. Памятники — это оружие, от того любая власть не забывает о столь важном аспекте — ответил профессор.
— Нужно ехать к отцу Питириму!!! — подскочил с места Ироним Евстратиевич.
Его глаза забегали, борода поднялась и сейчас, как кажется, не уступала в возбуждении, бороде куда более знатной, что торчала здесь же рядом, а если точнее, то всего в двух шагах от бороды Иронима Евстратиевича.
— Это еще зачем? Мемориал мой, и он находится здесь. Ты что забыл Евстратиевич!!! — грозным голосом заявил Иван Васильевич.
— Действительно, мы только говорили о мемориалах. И мы находимся возле самого уникального, ценного. Все эти, так называемые ‘’камни скорби’’ установлены уже после победы ‘’Грядущего общества’’, а этот первым глотком свободы, первым духом, только что начавшего дышать ‘’Грядущего общества’’ — заключила Карина Карловна.
— Питирим укроет нас!!! А затем решим, что делать с твоим мемориалом.
Ироним Евстратиевич понял, что его позицию соратники не разделяют и поэтому сразу сбавил свой настрой от восклицания до уныния.
— Завтра дело будет — произнесла Карина Карловна.
Реакцией на ее страшные слова стали понурые вздохи, которые окутали компаньонов незримой паутиной обреченности. Завтра стояло в одном шаге, как всегда. Но было оно совсем другим не похожим на множество простых, обыденных, многочисленных завтра, которых было прожито много или еще больше. Которые сейчас особенно четко, не отличались друг от друга, а завтрашнее завтра стояло не просто особняком, было в нем что-то ненормальное, символическое.
…Символ — часть времени. Его отметка и почувствовать ее, кажется счастьем. Но это тогда, когда отметка станет пройденной, а пока что этот символ не таил в себе ничего пафосного. Напротив пропитался он громоздким, тяжелым духом, который стал не больше, не меньше, а одним из компонентов воздуха, наряду со всем известным азотом, кислородом. Никто не успел внести его в химическую формулу, но от этого он не утратил своей символической значимости. А завтрашнее — завтра дышало им уже сейчас, и совершенно неважно было, что на обширном дворе, где земля покрылась кирпичной тротуарной плиткой, еще находился день сегодняшний . Вместе с ним были они, и Ироним Евстратиевич продолжал шептать свои символы похожие на абракадабру, для ушей тех, кто не обращая внимания на это, сидел придавленный тяжестью сегодняшнего вечера, и с символизмом жуткого страха, думал о ежечасном приближении завтрашнего — завтра.
— Послушайте, а где Инна Владимировна? — обратился к присутствующим Иннокентий Иванович.
После его слов повисла пауза. Никто не имел понятия, почему рядом с ними нет Инны и где она сейчас.
— Наверное, она у себя в комнате — резонно предположила Карина Карловна.
— Я ее сейчас позову — сорвался с места Рыжая борода.
Он бегом бросился на лестницу, мелькнули примечательные боты и еще более заметные своей толщиной шнурки.
— Выпить быстро!!! — закричал Иван Васильевич, и тут же из заветной боковой двери, выскочил уже хорошо знакомый мужичонка.
— Чего изволите? — спросил он наигранным, театральным голосом.
— Не паясничай. Быстро харю начищу!!! — закричал Иван Васильевич, слегка приподнявшись с лавки.
— Извиняюсь барин, вина или водки? — тон мужичка мгновенно потускнел, Иван Васильевич успокоившись на этом, уже спокойным голосом сказал.
— И того, и другого, быстро. Холодной закуски сейчас, горячей через полчаса. Время засек.
Мужичонка скрылся моментально в дверь под лестницей, а с лестницы летел Рыжая борода.
— Не открывает она и не отзывается — произнес он, разбрызгивая в разные стороны слюни.
— Дарья!!! — закричал Иван Васильевич, снова отворилась волшебная дверь и появилась женщина под номером один, которая, как оказалось имела красивое русское имя.
— Слушаю, Иван Васильевич — кротко сказала она.
— Девчонка, ну из гостей, где? — довольно мягким тоном, спросил Иван Васильевич, в отличие от того тона с каким он разговаривал с мужичком-лакеем.
Мужичок, кстати, не заставил себя долго ждать и тут же возник перед очами соратников с подносом в руках и белым полотенцем, перекинутым через руку. Правда, его портил несколько грязноватый в желтых разводах фартук. На подносе стояли два больших графина. Один белый, другой красный.
— Закуска где? — мрачно произнес Иван Васильевич.
Дарья стояла в ожидании. Рыжая борода пожирал глазами ее бедра, и она чувствуя это, малость нервничала, и уже два раза поправила, и без того нормально уложенные волосы.
— Будет сию минуту — только мужичонка произнес последнее слово, как выскочил мальчонка лет тринадцати с подносом, на котором была домашняя колбаса, сало, хлеб и аппетитные пирожки.
Иван Васильевич лишь одобрительно кивнул головой, парочка скрылась из обозрения. Наступило время произнести свои слова Дарье.
— Девушка ушла из дому пару часов назад, до сих пор не пришла.
— Кто разрешил!!! — не сдержался Иван Васильевич.
— Тетка Ефросинья разрешила. Девушка ей сказала.
— Мне нужно купить нижнее белье и предметы гигиены — спокойно ответила Дарья.
— Черт знает что — пробурчал Иван Васильевич.
Ироним Евстратиевич начал в очередной раз креститься.
— Что вы Ироним Евстратиевич, еще ничего плохого не случилось — одернула его, Карина Карловна.
— Я от того к богу и обращаюсь, чтобы ничего не случилось — ответил Ироним Евстратиевич.
— Не уследила ты Кариночка — недовольно произнес Эдуард Арсеньевич.
— Она взрослая не нужно за ней следить — таким же тоном парировала Карина Карловна…
… Инна решила не только освежиться покупкой необходимых ей вещей, но и посмотреть окрестности, еще ей после приключения в бане, не очень хотелось видеть рыжебородого. Один его вид, напоминал ей, что она все же не устояла перед похабным искушением. И если во время сексуального откровения, она, без всякого сомнения, получала странное, страстное удовлетворение, то спустя час, после того, как Рыжая борода, издал завершающий дикий стон, она начала чувствовать противоположное.
Подмывшись, еще раз окатив себя теплой водой, хорошенько поработав мягким полотенцем, она вернулась в комнату. Ей думалось, что переживания долго не позволят ей уснуть, но случилось обратное. Инна быстро и легко заснула. Проспала всю ночь, не видя снов…
…Село было большим. И если составить что-то вроде таблицы учитывающей не только численность населения, но и площадь занятую этим населением, то село заняло бы второе место в округе, уступив лишь районному центру. Но тот, собственно, являлся городишкой, который в далекие годы занимался обслуживанием большого предприятия, которое, как не трудно догадаться, благополучно развалилось в нынешние годы процветания ‘’Грядущего общества’’. Но все же оставило о себе память, в виде брошенных строений уже лишенных металлической составляющей, но даже без этого, какой-нибудь неведомый режиссер мог бы использовать естественно образовавшиеся декорации для сьемок фантастического фильма, о неизвестных планетах, гоблинах и гуманоидах.
…По улицам села даже ходил автобус желтого цвета. Довозивший бабушек из одного конца в другой конец, но нужно было знать расписание движения этого чуда. Так что Инна, осматривая незнакомую ей жизнь, передвигалась пешком. Благо сухая погода способствовала ее променаду.
Подкулачник разместил свое жилище далековато от импровизированного центра, где находилась главная остановка пригородных и междугородних маршрутов. Возле нее со временем и образовался центр, имевший в себе большой по местным меркам магазин. Рядом несколько киосков, маленький рынок, предназначавшийся больше для общения бабулек продавцов, чем для реальной коммерции.
Не удовлетворившись ассортиментом товара, перебрав все, что только было возможно, Инна все же сделала необходимые ей покупки. С тоской посмотрела на отъезжающий в сторону родного городка транзитный автобус и вышла на улицу. Немного постояла и тут же привлекла внимание любви обильного представителя кавказской национальности, который содержал один из киосков, в котором приготавливались; шашлык, шаурма, предназначенные для пассажиров, останавливающихся на небольшое время автобусов дальнего следования.
— Девушка идите сюда. Ах, какой вкусный, горячий шашлычок. Специально для вас готовил, всю душу в него вложил — разливался соловьем с характерным акцентом, мужчина с обильной черной щетиной на лице и заросшими волосами голыми руками.
Инна поспешила ретироваться от внимания ухажера, тот кричал ей вслед.
— Девушка, ну куда ты. Не бойся, Рашида здесь все знают.
На Инну не подействовали призывы Рашида и через минуту, она свернула на одну из примыкающих к центральному пяточку улочку. Но и здесь ее ждало разочарование в виде троих пьяных парней. В руках одного из них была трехлитровая банка с напитком, названия которого Инна не знала. Тот, который держал банку, наглым образом указывал на нее пальцем. А один из его друзей с красным от выпитого лицом — делал лицо, от которого до процесса изнасилования — ну, пару шагов. Третий мало чем отличался от второго, к тому же у него все время дергался правый глаз, делая лицо короткостриженого обрыгана, абсолютно зловещим.
Инна, испытывая нешуточный испуг, повернула обратно, предпочитая вновь встретиться с Рашидом в белой майке, чем ближе познакомиться с местными обожателями. Впрочем, троица и не собиралась так просто оставить Инну в покое. Они шли следом за ней, слава богу, соблюдая почти прежнею дистанцию. Тот, что имел дергающийся глаз, произносил гадкие звуки.
— Ах, какая цаца, просто обалдеть, какая попка. Эти слова убивали Инну, подмышки намокли от пота, а ноги двигались, неуверенно спотыкаясь об каждую неровность. Движение длилось недолго и вновь появился радушный Рашид. Деревенские парни были по-прежнему позади. Появление Рашида начало успокаивать Инну. Из двух зол всегда нужно выбирать меньшее, но как раз в этот момент появилось третье.
Рашид застыл в невообразимой позе, его зрачки двигались независимо от положения головы. Майка стала серой, киоск последовал за ней, и, как показалось Инне, шашлык тоже окрасился в черно-белую съемку. Инна оглянулась назад. Трое ухарей остановившись пялились на ее задницу и, по всей видимости, не замечали никаких метаморфоз вокруг себя, но им быстро напомнили об этом. Как черт из табакерки появилась черная машина доисторических времен. Она остановилась возле троицы и оттуда, раздался не терпящий возражения голос.
