— Ты смотрел через изнанку? — спросил у Ромки седой старик.
— Нет... — пробормотал Ромка тихо. — Я... З-забыл.
Старик вздохнул.
— Ну, она сможет это еще раз повторить, — произнес он. — Но не сразу, первое время новое тело будет слишком стабильно. То есть, мертвая кровь-то его, конечно, в любом случае разбалансирует, но умирать она будет дольше и тяжелей.
Ромка слегка оправился от шока и, отвернувшись от кратера, спросил старика:
— Что это было вообще?.. Она... умерла? Или она жива? И... как... что... я не понимаю!..
Старик поглядел на него из-под кустистых бровей неодобрительно.
— Смотрел бы изнанку, все бы понял. Теперь смотри, не проворонь, когда она будет возвращаться.
— А она вернется? — удивился мальчик.
— Конечно. И я в который раз помогу ей в этом. Это честь для меня — помогать ей.
— А когда она вернется? — спросил Ромка.
— Сегодня ночью, — ответил старик, — под красной луной, как и положено.
— А как вы ей поможете? — Ромка спросил это уже у спины старика, который принялся собирать по берегу кратера разбросанные Варамирой вещи.
Старик ответил, не оглядываясь:
— Ну, я тебе, конечно, не чета, но уж кое-что могу. По книжке если.
Старик собрал все вещи и подошел к мальчику.
— Ты уж, будь так добр, следи внимательно. Обеими парами глаз. Потому что тебе нужно будет повторить это же, только лучше, когда настанет срок, на вершине Сердца Мира.
— А? — совсем опешил мальчик. — Что? Повторить? Сердце Мира?
Старик тяжело вздохнул. Покрутился вокруг своей оси, как пытающаяся поудобней умоститься собака, а потом уставился куда-то на северо-запад.
— Там, — сказал он. — Отсюда не видно, конечно, да и ниоткуда не видно... Так вот где-то там, задевая корнями мертвый город Сол, возвышается гора Антарг, иначе говоря — Сердце Мира.
— Гора — сердце? А разве сердце не должно, хм... стучать? — спросил Ромка.
— Оно стучит, — ответил старик. — О, поверь мне, оно бьется и шепчет, это пламенное сердце. А ты разве не слышал легенды о Духе Огня, исключительном чародее прошлого?
— Н-нет, — ответил Ромка.
По правде говоря, он не мог понять, выдумывает старик все, что говорит, или нет. Выглядел он, конечно, бодро, но сутулился, отчего был похож на этакого персонажа-повествователя из старого фильма-сказки, чей голос звучит на фоне, пока герои бредут через темный заколдованный лес.
— Ну, у нас с тобой времени до полуночи еще много, — старик кивнул как будто бы сам себе. — Давай сядем в теньке, и я тебе расскажу о том, как один смелый гордец вырвал из тверди земной ее сердце, и теперь оно плывет по реке времени, дрейфуя, как корабль без капитана.
— А чего вырвал-то? Обосновал он это как-то или нет? — спросил Ромка, следуя за стариком в тень от гигантских сосен.
— Конечно, — ответил старик, — он ведь не хотел этому миру зла, хотел как лучше... Тут же какое дело было. Дух Огня — он же глубок, как морок, и сущностей у него столько же, сколько листьев на дереве. Причем не в один сезон, а за всю его древесную жизнь. И когда Дух Огня желал измениться, — он проскальзывал через Игольное Ушко — рукотворную арку, похожую на воловьи рога, что венчает Сердце Мира. И каждый раз, когда Дух Огня проходил через эту арку, от него отслаивался человек, которым он был, а из-под этой старой оболочки проступал новый. Их становилось двое, и каждый шел своей дорогой, но только один из них оставался настоящим Духом Огня.
Они подошли к подножию одной из елей и опустились на подстилку из сухих иголок. Ромка расстегнул рюкзак Варамиры и, к своей радости, обнаружил там еду: термос с чем-то сладким и липким (он немного протек), бадейку с уложенными в три слоя кусочками пирога и пакет с бутербродами.
Старик продолжал свой рассказ:
— Но вот однажды на гору Антарг сумел взобраться простой смертный. И когда он прошел через Игольное Ушко, то не разделился, потому что был слишком прост и недостаточно глубок для этого. Но вышло так, что, пройдя через арку на вершине Сердца Мира, простой смертный обрел способность вершить колдовство. Вернувшись домой, он рассказал об этом чудесном месте семье и друзьям, те — своим друзьям, а те — своим. Вскоре весть пришла и к Духу Огня, но было уже поздно: в мире появились маги.
— Так это, что ли, на заре времен было? — перебил старика Ромка. — А я думал, недавно где-то...
— Да, на заре времен, — кивнул старик, — дети чародеев все знают эту историю. Но раз уж тебе ее рассказываю я, и слышишь ты ее впервые, — будь добр, не перебивай.
— Конечно, — кивнул мальчик.
— Ну так вот. И тогда, прогневавшись, Дух Огня вырвал Сердце Мира из тверди земной и из самого времени. Легенда гласит, что никто и никогда больше не видел горы Антарг, что уж говорить о том, чтобы туда взобраться. Но я знаю, что сущность, подобная госпоже, способна найти путь к Сердцу Мира и, главное, пройти его, особенно с твоей и моей помощью.
— Как все непросто, — хмыкнул мальчик. — А зачем госпоже это Сердце Мира?
— Ты чем слушал? — вспылил старик. Но так же быстро отошел, успокоился и проговорил: — Ты и только ты сможешь провести ее через Игольное Ушко так, чтобы завязать узлы, как следует. Так, чтобы сшить все порванные нити и восстановить ее доступ к душе. Чтобы было — как у меня. А то я... понимаешь, я единственный на этом свете, кто умеет говорить.
И мне очень, очень одиноко одному.
Ромка уже почти на автомате прикрыл глаза и призвал к себе видение изнанки. И охнул, обнаружив, что в груди старика горит не обычный для всех людей бледный цветастый бутон, а что-то наподобие маленького, портативного солнца.
— Почему я сразу не заметил, когда у кратера стояли... — пробормотал Ромка.
— Это потому, что я спал, — улыбнулся старик. — И душа моя пребывала в мороке, где сейчас, все еще живая, томится душа госпожи.
— То есть... сейчас мы подождем ночи, и вы ее каким-то образом оживите?
— Что ты, что ты... я просто помогу ей вырваться из морока, как делал уже не раз. Она не умирала никогда, понимаешь?
— Да уж... более-менее начинаю понимать как, что и куда, — проговорил Ромка, щурясь.
ГЛАВА 20
Море, щекочась, холодило мне ноги, с каждой новой волной забирая из-под пяток песок.
Я смотрел туда, где, по идее, море должно становиться небом, но границы перехода не видел, как будто бы не было ее. На небе — ни облачка, деревья вдали от берега шумно вздыхают в руках у ветра, и все здесь, в общем-то, точно так же дышит покоем и тем особенным теплом, которое готово вот-вот превратиться в нестерпимую жару.
Я обернулся налево: оттуда по берегу ко мне шел Эль-Марко, и не скажу, что я счастлив по этому поводу. Сейчас этот загадочный молчун попробует говорить со мной разговор. И это, конечно, правильно, но это будет, скорее всего, крайне неловко, и от самого предчувствия этой беседы мне уже не по себе.
Оливковая бухта оказалась красивым местом. Проснувшаяся примерно в полдень Никола еще тогда, в доме у Камориль, перебудила всех, кого могла и стала активно настаивать на том, чтобы мы первым делом все вместе собрались и проведали Ромку. Опоздаем, мол.
Опоздали.
Ромки в доме на мысе у Оливковой бухты не было.
Но приехали мы сюда далеко не сразу. Сначала Камориль попросил Мари таки бросить "След Суженого" на Зорею Катха, но тщетно. Монетка то падала решкой, мол, не ищите, сам найдет, то вертелась юлой, — мол, не стоит вам его искать. Камориль долго не мог поверить, что эта магия правда работает, потому заставил Мари бросать "След Суженого" пять раз подряд. Без какого-либо удовлетворительного результата.
Я попытался учуять след тварей, которые, по идее, должны были себе спокойно разлагаться в саду особняка, — но останков не обнаружилось. Причем, ладно бы их разметало взрывом на мелкие тряпочки — было бы хоть что-то. Но в саду не было ничего инородного. Даже запаха. Как будто бы за ночь они сумели распасться на пепел и росу, или просто превратились в грязь. Таким образом я оказался бессилен.
Оставалось одно — пойти в офис чтецов и попробовать разобраться с Зореей в лоб, но Камориль все-таки поведал мне, почему этот вариант плох и почему он смеялся, когда его предложил Эль-Марко.
Оказывается, после возвращения и "победы" над Мертварью Камориль таки угодил под трибунал поглощающих — за дезертирство. То есть, выходит, он только-только отделался от пожизненного членства в гильдии некромантов ("пожертвовав" собой, когда пошел на заведомо суицидальную операцию волонтером от гильдии), как поглощающие предъявили ему обвинение... в этом, конечно же, был виноват Зорея, который, очевидно, рассказал своим всю историю, ничего не тая. То есть, рассказ был документально зафиксирован, и если чтецы, в соответствии со своей загадочной моралью, простили все грехи и Зорее, и Камориль за компанию, то поглощающие — нет. Камориль предстал перед судом, где, в частности, давал показания и юный Эль-Марко, которому тогда исполнилось десять. Он уже тогда был себе на уме, и после первого же заседания объявил своим опекунам, что отказывается лечить людей и вступать в гильдию, аргументируя тем, что гильдии — зло. Мальчик твердо стоял на своем и готов был отречься от Пути (это какой-то их тамошний целительский философско-бытовой термин). Камориль с судом все как-то решил — я не понял как — то ли все списали на состояние аффекта, то ли на инвалидность (а официально она у Камориль была, вот так), но, в общем, некромант ускользнул из цепких лап правосудия, вероятно, каким-то не совсем легальным способом. Надо будет его как-нибудь поподробней об этом расспросить, а то я вовсе не знаю, как такие дела решаются, и всегда, если честно, думал, что если ты попал к поглощающим раз, то от них уже не отделаться.
Позицию Эль-Марко тут же официально обвинили чтецы. Мало того, что страна оправлялась от войны и целители были все так же нужны, так еще и талант же мальчику выпал невероятный... И, конечно же, всем хотелось его использовать вне зависимости от того, что думает сам обладатель выдающихся магических способностей. Но Эль-Марко был настолько тверд в своем убеждении оставить Путь, что никакие уговоры и выгодные предложения не трогали его вот совсем. Прощение грехов от чтецов оказалось одноразовым, и, устав биться головой об стену убеждений юного целителя, чтецы на горестях объявили, что считают, будто гильдия целителей лишилась такого перспективного мага из-за дурного влияния некроманта, с которым ребенок "спутался". В общем, Камориль говорит, что дальше была тотальная веселуха: обвинения в педофилии, поддельные фотоснимки провокационного характера, поклепы и что-то типа информационной войны. В итоге, отрекшемуся от Пути Эль-Марко еще и официально запретили колдовать, мол, раз не идешь причинять добро массово — так не причиняй же его в частном порядке тоже.
В общем, штопая раны Камориль и мои, Эль-Марко ходит по краю, но пока что ему удается как-то не привлекать к себе внимания.
Поэтому, если уж кому и идти в офис чтецов — то мне одному, притом далеко не факт, что эти странные люди мне помогут, раз я тоже был замешан, хоть и косвенно, в той давней истории. И это все учитывая, что я практически полностью уверился в необходимости восстановления той своей утерянной памяти... А кто ж мне ее восстановит, если не чтецы? Учитывая, что, судя по рассказу Камориль, простое уничтожение золатунного ожерелья ничего не даст.
В общем, нам нужно было еще немного времени на подумать, а Никола как раз настаивала на том, чтобы мы съездили проведать Ромку.
Мы взяли с собой немного еды, Камориль обвесился под рубашкой какими-то колбами с зельями, выдал Мари газовый баллончик, а Эль-Марко — некий дамских размеров пистолет взамен конфискованного упырями, снова упаковал в сумку Кристину и вызвал такси. Мы утрамбовались в машинку, которая часа за три довезла нас в "село у моря, там, где памятник в виде чайки и есть еще Оливковая бухта". Таксист хорошо знал свое дело и местность, что оказалось очень кстати.
До самого дома, правда, пришлось идти пешком — дорога, не доходя до мыса, делала поворот и устремлялась к ближайшему прибрежному поселку.
Двухэтажный кирпичный дом с башенкой был выкрашен в желто-оранжевый цвет и огорожен невысоким (примерно мне по плечо), скорее декоративным забором, который обвил дикий виноград. Калитка оказалась заперта, что не помешало нам разглядеть на входной двери навесной замок. Никс перелезла через забор и позагядывала в окна. Сказала, что нет там никого.
Поняв таким образом, что мы опоздали, Никола не стала нас в этом обвинять, хоть и очень из-за этого расстроилась. Перебравшись назад, она села на песок и уткнулась в телефон.
Камориль, поначалу какой-то пассивный и сонный, бродя возле дома что-то учуял и тут же заявил, что ему надо прогуляться по берегу и чтобы мы за ним не ходили. То ли снова грустить решил в связи с моими над ним издевательствами, то ли и правда — надо.
Я тогда глянул на Мари и Эль-Марко: девушка сидела на деревянной качельке, свисающей на металлических цепях с выгнутой толстой ветви старого ореха, а Эль-Марко стоял под этим же деревом, опершись спиной об ствол, и рассматривал профиль Мари.
Я сначала не хотел ничего говорить, но потом кивнул в сторону моря.
— Пойду, ноги пополощу.
И ушел на берег.
Чтобы не думать о симпатичной парочке блондинов, пребывающей в растерянных непонятках, я размышлял о своей памяти. Очевидно, все это время я был жертвой игры смыслов, когда думал, что бусины золатунного ожерелья хранят мою память в себе, как этакие миниатюрные записные книжки. А они, оказывается, "хранят" в смысле "охраняют". И прилетевшая мне в голову бетонная плита вывела систему из строя. И я отрегенерировал в три раза быстрее, чем обычно. Это тоже довольно странно, ведь я и до этого получал всяческие повреждения, плохо совместимые с жизнью... Но, стоит признать, именно по голове я до этого настолько внушительно не ловил.
Как бы так правильно постучать себя по голове еще, чтобы не пришлось искать окольных путей... Честно говоря, самому идти к чтецам тоже не хочется. Боюсь, я попросту впаду в ступор от их странной логики и вряд ли смогу убедить их в том, что мне необходима помощь. Конечно, кто не рискует, — тот не рискует. Но все равно, неприятное ощущение. У меня, выходит, кишка тонка к ним идти, и это меня гложет. А ведь если ничего другого не придумаю — придется.
Эль-Марко я издалека приметил, боковым зрением.
Он подошел ко мне, недолго помялся молча рядом, в воду не заходил. Через некоторое время сказал:
— Мари этой ночью пыталась найти бабу Пашу через сны.
— Я так понимаю, тщетно? — я обернулся к нему. Эль-Марко смотрел вперед, точно так же разыскивая взглядом границу моря и неба, как я до этого.
— Не совсем. Нашла. И в сон вошла. Но сон этот был странный, черный, и все, что она из него запомнила — это рокочущий шум прибоя.
— Ну, хоть жива бабка, и то хорошо, — я выбрался из воды на сухой песок. — А на нее "След Суженого" не кидали?
— Кидали, тоже не работает, — ответил Эль-Марко. — Ни на Зорею, ни на баб Пашу.
