После короткой баталии я вылез с другой стороны провала и очутился в странном серебристом коридоре. Опытные рудокопы говорили мне, что такие коридоры проделывают самки ползунов, когда удаляются на кладку яиц. Коридор вел вверх и чуть-чуть влево. Странно, но он был пуст. Это могло означать, что ползуны попросту затаились и ждут удобного момента, чтобы напасть на меня. Куда же они запропастились. Ага, вот они!
В конце коридор сворачивал налево и превращался в наклонный квершлаг. Вот и следы пребывания рудокопов — подмости и лестницы, брошенные некогда кирки. Здесь же разгуливают и два ползуна, ковыряясь в пустой породе. Что они жрут здесь, хотел бы я знать? Дураки ползуны учуяли человеческий дух и, отстраняя друг друга, бросились ко мне. Никогда не видел, чтобы толкались в очереди за смертью. За смертушкой...
Как вы думаете, где же я очутился после всех этих подземных путешествий? Никогда не догадаетесь! Взобравшись по лестнице на подмости, я оказался у места выхода на поверхность. Тут же находился и сыто порыгивающий Горн.
— Сбежать хотел? — благодушно осведомился он.
— Посрать хотел! — огрызнулся я, — да укромного местечка не нашел. То ползуны норовят за задницу клешнями ухватить, то ты вот, то гринписовцы...
— Зря не остался на трапезу! — икнул Наемник, — давненько я так хорошо не обедал.
— Судя по всему, уже время для ужина, — намекнул я.
— Может быть. А ты нашел то, что искал?
— Нашел! Теперь снова искать придется. Ты что делать будешь?
— Останусь здесь, доем все остальное. Ну, и допью, конечно... передай Ли, что Свободная Шахта снова наша. Черт побери! Никогда не думал, что Люди Гомеза умеют так драться!
Я попрощался со словоохотливым Горном и побрел на выход, устало спотыкаясь. Этот поход принес мне больше разочарования, нежели радости. Человеческой прочности вот-вот должен был наступить предел. Я очутился в положении любителя фантастики, добравшегося до надписи, сделанной мелким курсивом: "продолжение — в следующем номере. Оставайтесь с нами!" На улице и впрямь был поздний вечер. Я подумал, не воспользоваться мне руной переноса в Болотный лагерь, но внезапно вспомнил о незавершенном деле.
Подойдя к лежащему Окилу, я взвалил его труп на плечи. Это было непросто — северный воин весил по меньшей мере пудов семь, а тело его уже почти окоченело. Тем не менее, мне удалось взвалить его поперек плеч и прочесть заклинание переноса в Новый Лагерь. К Магам Воды.
— Что за... — опешил, непечатно выражаясь, Сатурас, — Горн...
— Это Окил! — устало поправил я и медленно побрел на стоянку Наемников, — Горн остался охранять шахту. Мы победили!
Это сладкое предложение! При словах "мы победили" на глаза Сатураса навернулась пелена — могу в этом поклясться. Суровый Маг отвернулся и пробурчал "ну-ну", а стоящий у меня на пути Нефариус отошел с дороги и уважительно склонил голову. Весть о том, что я вернулся, каким-то образом облетела весь лагерь. По дороге мне шепнули, чтобы я нес тело Окила на высокую скалу над озером, где состоится прощальная панихида, и я пошел впереди, сгибаясь под тяжестью мертвого груза.
Следом за мой брел печальный и скорбящий Орик, лицо которого было темным от горя и ненависти. Чуть поодаль — шагали Ли с Торлофом, Ярвис и Блейд. Следом шли остальные Наемники. Завершали процессию человек двадцать Воров и Скребков. Процедура восхождения на скалу (туда, где обычно Корд обучал новобранцев) заняла около часа. Все это время я шагал и думал, что вот-вот упаду от непосильной тяжести. Окил при жизни был здоров, как бык, а после смерти этот его бычий вес никуда не делся.
На скале уже стояли четверо Магов (телепортировались, надо же, а я уже подумал, что им смерть одного из своих гвардейцев по-барабану), Корд и еще несколько Наемников. Маги приготовили траурный помост, а Наемники оградили его пестрыми ленточками. Уложив тело Окила на доски помоста, я оглянулся и увидел, что каждый в процессии нес с собой небольшую вязанку хвороста. Ну, ясно! Тела павших в бою здесь принято сжигать! Я шепотом поделился своей догадкой со стоящим рядышком Кордом, и тот также шепотом ответил, что Окил — северянин, а все северяне — огнепоклонники.
Далее церемония шла как по-писаному, видимо, такое происходило не в первый раз. Каждый из присутствующих подходил к помосту, говорил несколько слов на прощанье и тщательно укладывал свою вязанку хвороста рядышком. А народ все подходил и подходил. Услыхав, что тело Окила доставлено, из бара пришли уцелевшие Скребки-Рудокопы (те, кому в тот ужасный день выпало находиться на отдыхе в лагере), подошли с вязанками хвороста даже Лефти с Лордом и несколько рабочих с полей. Итого набралось человек пятьдесят. Когда закончил свою надгробную речь последний, уже забрезжил рассвет.
Как только из-за скал показались первые лучи солнца, ко мне подошел с зажженным факелом Орик.
— Марвин! — громко произнес он, — позволь просить тебя о чести!
Я непонимающе глядел на него.
— Возьми факел, дубина! — прошипел за моей спиной голос Торлофа, — где тебя учили?
Мне пришлось сделать шаг вперед и принять горящую смолистую чушку. Окил еще раз торжественно оглядел алеющий небосвод и громко сказал:
— Старик уже над лагерем! Приступай!
Под очередную шипучую речь Торлофа я зажег кучу хвороста с четырех сторон, а остатки факела зашвырнул далеко в озеро. Насколько мне было известно, человеческое тело в печи крематория горит несколько часов. И то, до конца не сжигается — остаются мелкие фрагменты. Так в крематории используется газовая печь, дающая температуру в несколько тысяч градусов. Сколько же должно гореть тело на погребальном костре?
Оказалось, что все предусмотрено. Когда погребальный костер заполыхал так, что стоять рядышком стало вовсе невозможно, вперед выступил Силас и радушным жестом предложил посетить его бар — помянуть славного воина Окила. Оказалось, для подобных случаев в бюджете лагеря предусмотрена отдельная статья, согласно которой владелец бара получает половину стоимости за выпитое и съеденное во время тризны. У костра остались несколько Воров — они должны были следить за тем, чтобы пламя не угасало. Остальные жидкой цепочкой потянулись к бару.
Ко мне приблизился мрачный Орик и предложил побрататься посредством обмена топорами.
— Пусть у меня будет топор брата. Они — близнецы, — буркнул он.
Затем меня подозвал Ли и потребовал отчета о событиях в Свободной Шахте. Я за время пути успел ему пересказать ровно четверть, затем мы вошли в бар, где были накрыты поминальные столы. Мое измученное тело требовало вовсе не вонючего самогона, а банального отдыха и сна, но Ли мне успел шепнуть, что после поминок все идут на скалу, чтобы в торжественной обстановке развеять прах Окила над озером. Остальных павших похоронят завтра, Окил был среди них единственным огнепоклонником и военачальником.
К концу где-то шестичасовых поминок я смертельно устал и немного напился. Плохо помню, как наша изрядно повеселевшая процессия вернулась на скалу, около часа трепалась в ожидании, пока догорит костер. Затем я, Орик, Ли, Торлоф и Корд сели в лодку и выгребли на середину озера. Там Орик развязал бурдюк с прахом брата и высыпал пепел в озеро. После мы все впятером обнажились и искупались в озере.
— А теперь можно и на боковую! — устало улыбнулся мне Ли, — почти сутки прошли.
Я поднял пьяные глаза к небосводу и увидел, что снова наступил вечер. Сил на то, чтобы телепортироваться в Болотный Лагерь у меня уже не осталось, поэтому я побрел в свою хижину и улегся на набитый рисовой соломой матрац. С удовольствием потянулся, уснул под хруст выпрямляемых костей.
За эти двое суток я настолько устал, что проспал до полудня. Если бы меня не разбудил Торлоф, я бы спал, наверное, до вечера. Но бывший моряк приперся и предложил мен опохмелиться настоящим ромом, раздобытым им где-то в старой бухте на разбитом корабле. Чтобы отвязаться, мне пришлось сделать пару глотков и вкус мерзкого пойла "от Фиделя" стоял у меня во рту несколько следующих часов. Поняв, что опохмеляться мне не хочется, Торлоф оставил меня в покое и убрался. Я достал из рюкзака бутылку с водой и тщательно прополоскал рот. Бесполезно! Продукт брожения сахарного тростника просто так не сдавался.
Тогда я прикинул, что же мне сегодня отчебучить такое, чтобы не возвращаться домой поздно ночью. А то ведь как маленький ребенок — заиграешься в смертельную игрушку и позабудешь обо всем на свете. Хотя вместо Светы у меня Наталья, но от этого не легче. Проблемная баба — эта Наталья! Может, и вправду неспроста там Талас крутится... ладно, давненько я на болотожоров не охотился! Заодно и с Натальей погутарим по душам. Решено!
Я выполз из своей хижины в совершенно разбитом состоянии и пошел к Волку. Извинясь за свой изможденный вид, я вручил ему пластины ползунов, а он попросил заглянуть послезавтра. Так долго нужно было ждать потому, что одно дело брякнуть о новом виде доспехов, а совершенно другое — составить их.
Дальше я отправился к биваку Наемников. Авось, кто угостит куском жареного мяса! Наемники, судя по их помятым мордам, тоже встали не так давно. Блейд хрустел сочной морковкой и вслух рассуждал, что неплохо бы выпить пива. Торлоф присматривался к окороку падальщика, но в ответ на стенания Блейда заявил, что бутылке любой кислятины предпочел бы полпинты чистого рома. Орик тупо глядел в костер и что-то меланхолично жевал. Я пристроился рядом с ним на лавочке, раскрыл рюкзак и принялся угощать Наемников. Блейду дал две бутылки пива, Торлоф вместо рома удовольствовался бутылкой бренди, а Орику досталась бутылка старого вина. Ребята поблагодарили меня и спросили, кого им нужно зарезать за все эти милости.
— Что-нибудь горяченькое на пожрать есть? — спросил я, — кажется, коня бы съел...
— Ага, так тебе и разрешили бы съесть коня! — фыркнул Блейд, — во всем Хоринисе нет лошадей. Может быть, Ваше Величество изволит скушать вот этот жареный филей?
Он протянул мне заднюю часть крысокрота, запеченную вместе с яблоками на огне. В качестве сковородки предприимчивый Наемник использовал переднюю часть доспехов от поверженного мной Стражника. Оказывается, пока я спал, в Свободную Шахту отправился небольшой отряд, чтобы сменить Горна, а так же разобраться со всеми последствиями пребывания там людей Гомеза. Сидящий на лавке Орик плевался в огонь и сетовал на то, что Ли не послушался его и не организовал карательную экспедицию в Старый Лагерь.
— Не затуши костер! — добродушно хмыкнул Торлоф, — расплевался тут. Как бы ты атаковал Старый Лагерь, имея всего-навсего двадцать человек бойцов?
— Для успеха нужен, как минимум, трехкратный перевес, — вспомнил я Боевой Устав Сухопутных войск, — а там защитников больше, чем у нас нападающих.
— Допустим, и не больше! — возразил Орик, — а поджечь их лагерь все же не мешало бы.
— Ага, попросить Силоса выдать нам пару ведер неразбавленного самогона и плеснуть его на стены! Затем поджечь и смотреть, как эти гуси лапчатые будут тушить свой лагерь.
Я высказался, доел мясо (заколебало почти полное отсутствие гарнира, а рис в качестве оного заколебал еще больше) и приложился к бутылке с водой. Торлоф хмуро посмотрел на меня и сказал, что двумя ведрами самогона тут не отделаешься. Дракона бы хорошо призвать, да об этих тварях никто не слышал уже почитай тыщу лет.
— Будет надо, найдем и дракона! — пошутил я, — никто, кстати, со мной отправиться не желает?
— Куда? — хором спросили Наемники.
— На болотожоров поохотится, — ответил я, мило улыбаясь.
Парни мигом утратили все свое благодушие.
— Куда еще Марвин может пригласить? — сказал Блейд, — как не в пасть Беллиару. Ты хоть болотожора живого видал?
— Видал! — признался я, — сматывался я как-то раз от болотожора на рысях. Но вот теперь мне нужна его челюсть.
— Натрави на него тролля! — предложил Торлоф.
— Клык тролля мне тоже нужен! — скромно заметил я.
Собравшиеся Наемники дико захохотали.
— А язык огненной ящерицы тебе не нужен? — покатываясь со смеху, спросил Орик, — или рог мракориса.
— Я бы купил...
— Хватит! — оборвал Торлоф, — такие шуточки приводят к инвалидности.
— Какие, нахрен, шуточки! — вскипел я, — как вдвоем шахту отбивать, про... банную двумя десятками балбесов, так Марвин и коллега Горн! А как прошу помочь завалить болотожора, так вокруг меня — полные мужества лица. Ссыте, так и скажите! Не нужно этих героических поз...
— Ты хочешь сказать, что мы трусы? — петухом подскочил ко мне Блейд.
Я оглядел это скопище пьяниц и задир.
— Не-а! Вместе вы не трусы... когда супротив одного Марвина впятером, то вы отмудохаете беднягу так, что тот неделю в чертополохе валяться будет. А вот ты рискнул бы выйти против меня? Один?
— Хватил! — хмыкнул Торлоф, — у тебя каждый день — жопа в мыле, научился железками махать. Блейду проще сразу на костер взойти... даже мне с тобой не потягаться... к сожалению.
— Я бы пошел с тобой, Марвин! — вздохнул Орик, — да меня Ли не отпустит. Я же при нем, как стратегический офицер. А болотожоры — это именно то, что нужно мне, чтобы развеяться.
— Ладно! — вздохнул я, — пора мне в путь-дорогу. А куда вы этих Призраков пристроили, что мы намедни из шахты выкурили?
Наемники переглянулись, а затем Блейд припомнил, что троих в красных фуфайках Ларс отослал к Месту Обмена — прикончить тамошних Стражников. Ли вместе с Сатурасом решили работать с Империей напрямую. Призракам так и сказали — это их самое главное задание. Выполнят — быть им в числе Наемников. Не выполнят — станут кормом для шныгов.
Такой расклад мне стал весьма любопытен. Я решил прогуляться к Старому Лагерю и посмотреть на результаты творческой деятельности моих подопечных. Тепло попрощавшись с Наемниками, я твердо пообещал Блейду начистить ему рожу при первом же удобном случае. Блейд сразу стал скучен лицом, а за мной увязался Торлоф и долго уговаривал не обижаться на салагу. В конце-концов, я взял с Торлофа обещание провести с парнем профилактическую беседу на предмет уважения ежели не старших, то более сильных. Бывший моряк пообещал лично оторвать мерзавцу оба уха.
С результатом жизнедеятельности своих протеже я столкнулся уже на рисовых полях. У обочины отдыхал Лефти с грамотно разбитой мордой и громко жаловался на издержки производства немного менее избитому Лорду.
— В чем дело? -поинтересовался я.
Увидав меня, Лефти решил, что "today is a good day to die" и уполз в придорожную канаву. Лорд опасливо посмотрел на мою умиротворенную физиономию и охотно рассказал, что их избила троица Призраков.
— За водичкой Лефти послал? — обнаружил я знакомство с предметом.
— Угу!
— Никак не напьется, подлец. Вот что, мне это уже надоело. Когда очухается, скажи ему, что я назначил его с завтрашнего дня главным водоносом. И пусть пеняет на себя, если хоть один крестьянин мне пожалуется на жажду!
— Ха-ха! — засмеялся стоящий рядом головорез.
— А ты ему будешь помогать! — уточнил я кулаком ему в брюхо.
