Высокий шпиль с тревожным, багрово-красным флажком на верхушке появился на горизонте к исходу второго дня. Ничего, напоминающего о мифической птице — просто небольшая, но очень хорошо укрепленная крепость: двойной ряд стен (вторая выше первой), приличных размеров сухой ров (его не стали заполнять водой из-за какого-то сумасшедшего) и центральная башня, соперничающая по высоте со строениями Древних. Местность вокруг была просто наводнена Пограничными Стражами. Я без сожаления расстался со своей орденской охраной и вступил в Гнездо Феникса уже будучи под протекторатом повелителя Шоканги.
До цели путешествия оставалось всего ничего: сотня метров по мощеной бурым камнем мостовой, там, за вторыми воротами должен был ждать меня мой отец. Всю дорогу я честно пытался спланировать предстоящий разговор. Своей вины в происшедшем я не усматривал, винить кого-то еще было глупо, но совсем не прокомментировать ситуацию тоже было нельзя. Попытаться превратить в шутку блуждание по диким землям в обнимку с демонами и чужаками? Нонсенс. Представить перенесенные неудобства как сходную цену за обретенное могущество? Знать бы еще, как отец к этому могуществу относится... Своими силами я выстроил в уме два-три дурацких пассажа, которые должны были превратиться в приветственную речь, и попытался представить себе, что отец может мне ответить. И вот, когда я, наконец, увидел его, все заготовленные слова попросту испарились.
Нечасто, должно быть, герольду повелителя Шоканги удавалось полностью произнести положенную речь. Но все хорошее кончается, кончилось и перечисление наших титулов, теперь от нас требовалось что-то сказать.
Отец не спешил нарушать молчание.
— Похудел, — как-то отстранено заметил он.
Я ждал продолжения, но потом тот внутренний голос, что поселился во мне с некоторых пор, шепнул: "Это ты нашел свою душу, но он-то остался прежним!" Папа просто не знал, как себя вести в таком случае — ему еще никогда не возвращали родственников. Я поспешил ему на помощь — глупо улыбнулся и заявил:
— Было здорово!
На его лице мелькнула едва заметная тень облегчения и благодарности.
— Позже мы обсудим это подробно.
— Конечно!
Он кивнул, словно так все и должно было быть, а потом вернулся к тому, что было для него привычней и получалось лучше — начал командовать.
— Офицер проводит вас в расположение гарнизона, — объявил он Серым, кивая на затянутого в новенький мундир Пограничного. — Сообщите ему все ваши пожелания. Они будут удовлетворены.
То есть, их разместят в казармах между вторым и первым рядом стен, а я буду жить в башне. Шансов встретиться у нас не будет вообще.
— Не преждевременно ли? — тихо поинтересовался я. — Принимая во внимание происшедшее в Пилтонге.
Глаза отца подозрительно сузились и обратились к магу.
— А что произошло в Пилтонге?
Я был уверен, что наставник в душе тихо материт меня. Ведь не собирался же он скрыть что-то от повелителя Шоканги? На мой взгляд, лучше было изложить все сейчас, когда дело еще можно истолковать в свою пользу, чем потом убеждать отца, что его осведомители были в чем-то не правы.
— Пройдем внутрь? — вздохнул мастер Ребенген, смиряясь с неизбежным.
Подчиненных Харека все-таки отправили в казарму. Они не возражали и с любопытством таращились по сторонам. При этом надо понимать, что они проявляли просто немыслимую сдержанность, потому что вслух ничего не обсуждали.
Я шагал за отцом, лихорадочно пытаясь вспомнить, как именно собирался перевести разговор с Пилтонга на Разрушение, по возможности не ставя в неловкое положение своего наставника. Мастер Ребенген сердито молчал — обиделся, что его заложили. Задним числом мне было понятно, что нам стоило согласовать свои показания. Но я не привык следить за языком в присутствии отца и не ожидал, что из-за этого у кого-то могут быть неприятности.
Если повелитель Шоканги задавал вопрос, то рассчитывал получить на него ответ сразу, а не тогда, когда гости отдохнут, переоденутся и отужинают. Нам еще повезло, что на первом этаже башне нашлась какая-то убогая приемная (комната для гонцов, что ли?), где было несколько простых стульев и стол. Там все и устроились. Какое-то время папа с сомнением разглядывал усевшегося напротив него Гверрела, он явно не ожидал, что Серых будут представлять двое.
— Итак, Пилтонг.
Мастер Ребенген глубоко вздохнул и начал:
— В Пилтонге мы пересеклись с командой, преследующей Сандерса. Насколько его присутствие там было случайно, пока не понятно. Произошло боестолкновение, — только мой наставник мог подобрать столь изящное название происшедшему. — Каким-то образом у Сандерса в руках оказались предметы из стратегического арсенала Ордена. Нанести вреда он не успел, теперь все в порядке, оружие обезврежено, никаких магических резервов у преступника не осталось. Но это не означает, что он безобиден. Насколько я понимаю, он сумел обчистить не только наш арсенал, но и заполучить кое-какие секреты Серого Братства.
Гениальная речь! Надо будет потренироваться делать так же: в причинах — намутить, про само событие ничего не сказать, и тут же переходить к положительным результатам, по возможности, размазывая потенциальную ответственность на окружающих.
Судя по тому, как насупился Гверрел, ему такое хитроумие было не по душе.
Отец дернул бровью.
— Я тут уже имел объяснение с Нантреком, пару часов назад. Он вскользь упомянул о краже из арсенала, а вот о том, как близко Сандерс подобрался к моему сыну, сказать забыл.
Я благоразумно решил не вмешиваться — не мне учить мастера Ребенгена дипломатии. Чародей кисло улыбнулся.
— Я полагаю, уважаемый председатель... перестраховался. Памятуя о том, чем закончился его последний контакт с тобой.
Отец хмыкнул.
— Шифруются все как... Зря я пустил в Шокангу этих сосунков! Пользы никакой, только бардак развели.
— Будем объективны, след они не теряют.
Отец не стал развивать тему.
— Теперь о наших гостях. Пограничным Стражам дан приказ беспрепятственно пропускать людей с опознавательными браслетами Серых Рыцарей, если при них нет оружия. Но охрана башни имеет противоположные инструкции, так что свободно перемещаться здесь они не смогут. Для их же комфорта предлагаю им разместиться за стеной.
Мастер Ребенген напрягся.
— Я не улавливаю, Бастиан, это какой-то трюк?
— По моим сведениям, у преступника был такой браслет. И вы его еще не нашли.
Я быстро перебрал доводы против. Не слишком ли я эгоистичен в попытках сохранить приятного собеседника? Может, сотнику будет интереснее со своими. Не говоря уже о том, что безопаснее.
— Могу ли я высказать предложение, сэр? — мягко поинтересовался Харек. — Мы двое могли бы снять опознавательные браслеты, это возможно. Если здесь появится фальшивый Серый Брат, то нам будет проще его обнаружить. Кроме того, не будем забывать о том оружии, которое он использовал в Пилтонге. Оно хуже нашего, но смогут ли ваши солдаты правильно отреагировать на его применение? При сравнительно небольших размерах, оно имеет значительную убойную мощь.
Вау! Мы организуем засаду. На нормального человека это не сработало бы, но полоумный маг, да еще и преследуемый по пятам командой Мартела, способен сунуться в такую западню. Один раз он уже пытался совершить самоубийство.
Папа начал задавать Хареку вопросы по оружию — войны с Братством закончились давно, с тех пор Серые вполне могли придумать еще что-нибудь интересное. Вопрос о применении Тьмы как-то незаметно выпал из обсуждения. Я поколебался и не стал его поднимать. Сейчас важнее было поддержать инициативу Харека. Сколько дней мне придется сидеть в Гнезде Феникса — неизвестно, библиотеки здесь нет (я точно знал), а если мне придется до бесконечности слушать лекции мастера Ребенгена, то контроль над Тенью Магистра я не удержу. На что способен был подвигнуть меня призрачный вор, страшно было даже подумать.
— Значит так, — вынес решение отец. — Вы двое остаетесь в башне, за пределы стен не выходить, не ворожить, если заметите что-то — сообщать ближайшему стражнику. С вашим руководством я сам свяжусь.
— Ты думаешь, Сандерсу потребуется использовать магию? — быстро переспросил Ребенген.
Отец не снизошел до ответа и встал, давая понять, что разговор окончен.
И тут терпение заклинателя лопнуло.
— Так дело не делается! — возмутился Гверрел. — Тактику и стратегию следует согласовывать в мелочах! Необходимо собрать руководителей служб...
Наверное, к повелителю Шоканги давно ТАК не обращались. Папа медленно обернулся к Гверрелу, словно желая убедиться, что чувства не обманывают его. Это было величественное движение дракона, обнаружившего, что завтрак пришел сам.
— И все обсудить, — запоздало чирикнул несчастный.
Внимание Лорда сгустилось вокруг заклинателя. Судя по тому, как побледнел Гверрел, теперь он осознал, КАКОГО размера проблема нависла над ним. Я поспешил ему на помощь.
— Этот человек спас мне жизнь, — что было истинной правдой.
Довод был убийственный. Папа окинул наглеца тусклым взглядом (у Гверрела хватило ума не дерзить), и смилостивился.
— Сможешь ли ты объяснить этим людям основы этикета? — в голосе отца звучало оправданное сомнение.
— Да, папа, — серьезно кивнул я.
— Займись этим! — величественно повелел он, развернулся и ушел, многозначительно бряцая шпорами.
Едва спина Лорда скрылась за дверями, к Гверрелу вернулся нормальный цвет лица.
— Каково, а? — вполголоса принялся возмущаться заклинатель.
— Он — Великий Лорд, — терпеливо объяснил я, стараясь подбирать доводы, понятные Серому. — Это чин выше генерала. К нему надо обращаться "сэр". Его время дорого. Чтобы задать ему вопрос, надо сначала спросить разрешение. Но еще лучше — спрашивать не его, а меня. Я сам у него все, что надо, выясню.
Я повернулся к Хареку, гадая, какое действие эта сцена оказала на него. Сотник смотрел на Гверрела с мстительным удовлетворением.
— Великий Лорд?
— Да.
— Папа, значит.
— Точно.
— Крут.
— Не то слово...
Очевидно, в глазах Харека, способность человека одним взглядом заткнуть Гверрела искупала все остальные недостатки.
В итоге, нас всех скопом поселили в гостевых комнатах на третьем ярусе — лучшее трудно было придумать. Можно было поужинать вместе (если поблизости не окажется никого, озабоченного этикетом), а также обсудить все в узком кругу (вдруг Гверрел действительно скажет что-то дельное). Я шел, выпрямившись в полный рост и блаженствуя от обилия свободного пространства. Кто бы знал, как мне надоело следить за локтями! Мастер Ребенген упорно молчал. Не ожидал я от него такой злопамятности. Может, извиниться за свой длинный язык? А лучше — объяснить, что мы очень вовремя изложили свою версию событий, потому что донесения от агентов начнут прибывать только сейчас (ввиду всеобщего коллапса амулетов связи), и, если на выходку Сандерса еще могут не обратить внимания, то на исчезновение магии в целом городе — точно нет.
И тут странная мысль поразила меня.
— Я вот о чем думаю, мастер Ребенген, а мой отец знает, что я Разрушитель?
— А кто ему мог об этом сказать? — хмуро поинтересовался маг.
Я запнулся. Действительно, кто? Орден в лице председателя Нантрека, который был полон решимости перестраховаться? Пограничные Стражи?
— Из Обители Мормы вперед нас вернулась куча народа!
Наставник вздохнул.
— Даже там о твоих способностях знали не все. Магов Бастиан не любит, а Стражи... Ответь себе на вопрос: может ли Пограничный Страж, в каком бы звании он ни находился, хотя бы допустить мысль, что его Лорд и повелитель может чего-либо не знать?
— О! Глупо вышло...
— Думаю, тебе самому надо с ним поговорить, Гэбриэл. И чем быстрее, тем лучше.
— Вот чем кончается эта страсть к ограничению информации! — фыркнул Гверрел. — Правая рука не знает, что делает левая. Самим не смешно?
Я промолчал. В чем-то заклинатель был прав. Гверрел ободрился.
— Сущность подменяется видимостью! И так во всем. Вот, — на глаза попалась пара каменщиков с мастерками и ведром известки, приводившая в порядок потолок и стены в угловом проходе. — Класть штукатурку прямо на грибок! Да она же через год отвалится!! Неуважение к самим себе. Кому нужен этот мартышкин труд, спрашивается?!
И тут я сделал то, о чем мечтал почти что с первого дня путешествия: взял Гверрела за плечи, повернул к себе спиной и наподдал коленом. Заклинатель аж затарахтел от возмущения.
— А ну-ка, иди отсюда! Люди делают дело, как умеют. Ты их обидеть хочешь? Знаешь, как лучше — найди дежурного и предложи помощь, я поддержу. Советчиков навалом ходит, а как до дела, так никого!
Глава 35
"Некоторые говорят, что испытания посылаются нам для совершенствования. Тогда следует признать, что ощипанный петух — идеал красоты"
Злобный критик
Впервые за много дней Ребенген не стал принимать перед сном никаких снадобий. Как и ожидалось, это вызвало общее недомогание и массу неожиданных эффектов, вроде скачков остроты восприятия, когда чародей то слышал сквозь стену обиженное бормотание укладывающегося спать Гверрела, то чувствовал себя словно закутанным в вату.
Отказаться от зелий в пути он не решался, хотя давно уже перешагнул черту, за которой эликсиры из походной аптечки становятся небезопасными. В дороге ему нужна была быстрота реакции, концентрация на грани возможного, и притом спокойствие. Думать о собственном здоровье времени не оставалось. К завершению своей миссии чародей пришел, выжатый, как тряпка. Даже если бы Нантреку удалось убедить повелителя Шоканги отпустить сына в Ганту, Россангу или куда-то еще, Ордену пришлось бы искать ему другого сопровождающего.
Но что-то подсказывало Ребенгену — никуда они не поедут. Повелитель Шоканги сдержал слово: до его возвращения он ничего (действительно ничего) не предпринимал. Не ругался с Нантреком, не теребил Мартела, не устраивал массовых облав и не расставлял по дорогам чумные кордоны. Возможно, Бастиан смог бы выйти на Сандерса быстрее всех чародеев мира, но и этого он тоже не делал. Что было к лучшему, учитывая, какими средствами до недавнего времени располагал сумасшедший колдун. Но теперь все клятвы и обещания были исполнены, и пришло время положиться на опыт и интуицию повелителя Шоканги. Не потому, что чародей не хотел бы помочь, а потому, что он уже не способен был это сделать.
В томительном ожидании похмелья, Ребенген лег спать пораньше, надеясь пропустить в беспамятстве хотя бы часть мерзопакостных ощущений. Не выгорело. Сна не было ни в одном глазу, в горле застрял комок, голову ломило, перед глазами весело порхали разноцветные светлячки. Чародей прикладывал к вискам уксус, ходил по комнате из конца в конец, пробовал вызвать транс, а рука сама собой тянулась к коробке с заветными пузырьками. Пока воля побеждала искушение. Он не мог отступить: Бастиан видел его состояние и не позволит ему участвовать в деле, если он не приведет себя в порядок. Кроме того, Ребенгена начали одолевать приступы раздражения, это был тревожный признак.
