Ну и наконец, профессор Виноградов Владимир Никитич внёс предложение о ликвидации всех привилегий: спецполиклиник, спецсанаториев, спецмагазинов, спецпайков… И так далее.
Естественно за скобками остались государственные квартиры — не на улице же, или в бараке жить наркомам и прочему чиновному люду и, государственные машины — не на трамваях же им ездить, или пешком в наркоматы бегать. Ну и повышенные по сравнению со средними по стране оклады и причём — значительно: люди несущие большую материальную ответственность — должны хорошо зарабатывать… Чтоб случае чего — компенсировать ущерб из своего кармана.
На мой взгляд справедливо.
Виноградову так хлопали… Даже сильнее чем мне — отчего моё деспотическое нутро изрядно свербело и, исходило на овно.
Его предложение о создании при Верховном Совете СССР «Народного контроля» — куда будут писать письма трудящиеся об случаях нарушения их прав или коррупции «власть предержащих» — зашло буквально «на ура». Инициатива и в этот раз поимела своего инициатора и Председателем Исполнительного комитета «Народного контроля» стал сам Владимир Никитич.
Ну вот и сбылась мечта идио… Хм, гкхм…
Попаданца!
Итак, фактически — я стал диктатором всея Великыя, Малыя и Белыя Руси и прочая, прочая, прочая…
А стало быть — пришла пора засучивать рукава.
Глава 13. Первый рабочий день, первые назначения, первые впечатления.
Хироши Терамачи, японский миллиардер:
«В 1939 г. вы, русские, были умными, а мы, японцы, дураками. В 1949 г. вы стали еще умнее, а мы были пока дураками. А в 1955 г. мы поумнели, а вы превратились в пятилетних детей. Вся наша экономическая система практически полностью скопирована с вашей, с той лишь разницей, что у нас капитализм, частные товаропроизводители, и мы более 15% роста никогда не достигали, вы же — при общественной собственности на средства производства — достигали 30% и более. Во всех наших фирмах висят ваши лозунги сталинской поры».
Мой первый рабочий день на должности Великого и Всемогущего (ужасного и кровавого, нужное подчеркнуть) Диктатора Советского Союза — как и положено, начался с вопроса о моей личной безопасности… Она для любого уважающего себя деспота тирана — должна быть превыше всего и, я об этом прекрасно помнил. И про персональную охрану «вип-персон», я кой-чё по прежней жизни знал.
25-го (уже двадцать пятое число!) января с утра, за завтраком инструктирую генерала Косынкина:
— Эти восемь «стажёров» во главе с сержантом Ерофеевым, всегда должны быть со мной рядом.
Конечно те так понравившиеся мне ребята — вовсе уже не «стажёры» (точнее не «кандидаты на звание), а полноценные сержанты госбезопасности. А Ерофеев, уже не сержант, а младший лейтенант НКВД.
Но это я так — по привычке!
— Четверо во главе с сержантом — ближний круг, четверо — внешний. Последние в штатском, передвигаются на самых обычных автомобилях и имеют на вооружении автоматы, эээ… Пожалуй нужно что-нибудь более компактное, чем «Том-ганы», но пока и этим пойдут.
Сам думаю:
«Надо будет попозже у Черчилля «СТЭНы» выцыганить или выменять на армянский коньяк».
— Кроме этого «внешнему кругу» нужны снайперские… Эээ… Не винтовки — те слишком длинные, а карабины охотничьего образца с оптикой.
Косынкин, понимающе:
— Понял, Иосиф Виссарионович, думаю — найдутся такие в нашем Наркомате, там всякого стреляющего добра хватает.
— Если сами не найдутся — сами через «Внешторг», где-нибудь в дальнем забугорье найдём. Ближний же круг, должен быть вооружён укороченными помповыми ружьями — типа «Winchester Model» 1897 (M1897).
Удивляется:
— Почему именно ими?
Уверенно отвечаю:
— Своими глазами видел: на ближней дистанции — лучше ничего не бывает. Не видел бы — не говорил.
Мда… Много на своём веку жмуров перевидал — сам раз десять чуть одним из них не заделался, но на того чувачка было любо-дорого посмотреть!
Хотя, надеюсь родной маме не показывали, пожалели старушку…
После непродолжительной дискуссии убедил и продолжил:
— Ну и для всех — пистолеты. Только вот что… Вместо наших «ТТ» и «Нагана» я бы предпочёл американский «M1911», под тот же патрон 45-го калибра, что и автомат Томсона. Только не подумайте, что я против отечественного производителя, Петр Евдокимович! Но наш делает оружие для армии, а охрана — это дело несколько специфическое и требующее специфического же оружия.
Улыбается:
— Не понимаю в чём разница, но верю Вам на слово, Иосиф Виссарионович.
— Разница в оставляемых ими «дырках»! Сами впрочем поймёте, когда перевооружите своих орлов…
Уже за чаепитием, прищурившись на него одним глазом, задаю неожиданно-провокационный вопрос:
— Впрочем, главная задача ближнего круга, не отстреливаться — а прикрыть охраняемый «объект» телами и, причём — своими. А как Вы считаете, Петр Евдокимович — прикроют бойцы личной охраны меня своими телами или нет? Не приведи Господь, конечно… Но всё же?
Тот поперхнувшись горячим чаем и едва-едва прокашлявшись, с красным лицом и невольно выступившими из глаза слезами:
— Уверен, что прикроют.
— А я вот — не совсем уверен в этом! Ибо человек так устроен, что в момент опасности думает прежде всего о себе — о любимом и это вполне естественно.
Тот видимо до глубины души обидевшись, перешёл на сухой официал:
— Наши бойцы, прежде всего думают об выполнении служебного долга — защите жизни товарища Сталина.
Скептически:
— Сомневаюсь, однако… Был бы товарищ Сталин их близким родственником — лучше всего собственным ребёнком, или на крайняк любимой женщиной — то, вполне вероятно. А так…
Резко, даже неприязненно:
— Вы ошибаетесь!
Примиряюще улыбаюсь:
— Давайте не будем спорить и ссориться, Петр Евдокимович — так как проверить правоту нас обоих может только реальное покушение… Не самим же нам его устраивать, верно?
Помедлив, всё же соглашается.
— Верно.
Задумчиво:
— Я в общем-то, вот про что… Существуют конструкции бронежилетов или по-вашему…
— Стальные нагрудники? Кирасы?
— Точно — они самые! Вот в них «прикреплённый» — вполне может решиться закрыть своей грудью охраняемое лицо. Раздобудьте такие для наших «стажёров», Петр Евдокимович.
— Понял, раздобуду.
— Ещё вот что…
Решил наконец-то запилить свою первую «заклёпочку» — сил уж нет больше терпеть:
— …Надо срочно спроектировать и изготовить «раскладной кейс телохранителя», испытать его «на кошечках» и обеспечить ими прикреплённых ближнего круга, из расчёта один на двух бойцов: один прикрывает мою тушку тела этой штуковиной, второй — отстреливается.
Косынкин слегка начал тупить:
— Извините, что это? Ни разу про такое не слышал.
Поискав глазами что-нибудь похоже на карандаш и кусок бумаги и не найдя под рукой, в «заклёпкоманческом» азарте чертю прямо вилкой по белой скатерти, сперва макнув её в смородиновое варенье, конечно:
— Очень полезная штуковина, Петр Евдокимович! С виду — обычный «наркомовский» портфель, носимый за охраняемым лицом его телохранителем. Но в случае опасности… Лёгким движением руки, портфель превращается… Превращается портфель…
Наконец, что-то похожее изобразил:
— Портфель превращается в раскладной щит — защищающий от пуль и осколков!
Внимательно рассматривая «эскиз»:
— Не тяжеловат будет?
Согласно киваю:
— Конечно, кевлара у вас нет и, как он делается — я без понятия… Мда… «Знать бы прикуп — жил бы в Сочах»! Поэтому запилить сей девайс, придётся из пластин броневой стали. Сколько к примеру щиток «Максима» весит, имели с ним дело?
— Да как бы, не килограммов десять. А нам надо в портфель два, или даже три таких запихнуть — чтоб спрятать не только голову и грудь, но и торс и желательно…
— Яйца! Хахаха!
— Хахаха!
Задумчиво:
— Эээ… Но с другой стороны нам же не надо защищаться от винтовочных пуль в упор? Никто не допустит до охраняемого человека с винтовкой… А пулю на излёте, или пистолетную и тем более осколки ручной гранаты — и сталь обычного шлема хорошо держит. Сколько там толщина?
— В пределах одного-двух миллиметров, точно не знаю.
— Вот из таких и надо.
Ещё раз внимательно посмотрев на рисунок, запоминая его, Косынкин:
— Сегодня же озадачу наших специалистов из НКВД.
Уже вставая, собираясь на выход:
— И ещё не забудьте патент оформить, Петр Евдокимович! Приоритет страны, родного ведомства и валюта — если удастся впарить забугорным фирмачам.
— А на кого оформить патент?
— На того специалиста, который будет этим заниматься. Не на товарища Сталина же в самом деле. Ему и гонораров от издаваемых трудов для Сталинских премий вполне хватает45…
Посмотрев на часы:
— Ну, что Петр Евдокимович? Нам пора на работу, а будут потом в Совнаркоме сплетничать: «Не успел устроиться к нам, как уже опаздывает»! Опять же историки, обязательно по этому поводу будут писать всякие гадости про товарища Сталина… Такой сволочной народ, я Вас скажу!
Задумался:
— А не начать ли их кошмарить первыми, как считаете?
— Вам видней, Иосиф Виссарионович.
На выходе нас поджидала Валентина Васильевна:
— Уже половина восьмого, а ты ещё в шлёпках! На работу не опоздаешь?
Чмокнув её в щёчку:
— Дорогая! До Кремля всего двадцать минут… Успею!
Показывая на вешалку, где висела старая сталинская шинель:
— Спецовку здесь наденешь или возьмёшь её с собой и переоденешься уже за проходной Совнаркома?
Задумавшись:
— Пожалуй, пусть пока здесь повисит: на моей должности, «спецовку» носят только в самых торжественных случаях. А сегодня — самый обычный, хотя и самый первый рабочий день.
Зевает:
— А кем тебя хоть выбрали? А то ты пришёл вчера, поужинал, упал на кровать — хорошо хоть сапоги успел снять и, дрых без задних ног до самого утра.
Облачаясь в парадно-выходную шинель и нахлобучивая шапку-ушанку, поглядывая на чёрную тарелку репродуктора:
— Да, кем только не выбрали, мать… Скоро «по радио» объявить должны, сама узнаешь. А мне некогда.
Целуется на дорожку:
— Когда с работы тебя ждать?
Чмокнув её в щёчку, вздыхаю:
— Ох, даже и не знаю… Раньше полуночи точно не жди.
Вижу направляется в столовую и вспомнив об испорченной скатерти, в панике шепчу Косынкинку:
— Валим! Срочно валим, Петр Евдокимович! Иначе и прикреплённые с «Томми-ганами» — нас с тобой не спасут…
* * *
До утреней планёрки-совещания в Совнаркоме ещё время есть, поэтому успел принять в своём кабинете так настойчиво добивающегося аудиенции лётчика Гражданской авиации Александра Голованова — в «реальной истории» будущего маршала авиации, с коим состоялся весьма интересный и главное — содержательный разговор.
Поздоровались и:
— Присаживайтесь, товарищ Голованов и рассказывайте с чем пришли. Только кратко, в двух словах и без ненужных прелюдий. Сразу к делу, короче!
Ну и тот сразу выкладывает правду-матку:
— Товарищ Верховный Главнокомандующий! Во время Финской войны мне довелось убедиться, что в отличии от пилотов Аэрофлота — экипажи ВВС РККА совершенно не умеют летать ночью, или во время плохой погоды.
Про себя иронически хмыкаю:
«Тоже удивил! Судя по аварийности, наши «сталинские соколы» и, днём-то летают кое-как».
Вслух, указывая пальцем за спину:
— Видите что написано на стене моего кабинета, товарищ Голованов? «Критикуешь — предлагай, предлагая — делай, делаешь — отвечай!». Если Вы согласны на такой формат нашей с вами встречи — продолжайте. Нет — давай до свидания.
Тот, ещё раз прочитав надпись, твёрдо и уверенно:
— Я согласен.
Располагаясь в кресле поудобнее, настраиваясь на длинный разговор:
— Тогда, слушаю Вас.
— Товарищ Сталин! Я предлагаю создать из гражданских лётчиков учебный полк, чтобы учить их летать по приборам.
Я, любуясь этим видным во всём человеком — лицом, ростом, статной фигурой и главное — мышлением, тем не менее напустил на себя строгость:
— Во-первых, а не поздновато ли спохватились, товарищ Голованов: с Финской войны — уже больше года прошло? А во-вторых, с такими предложениями принято обращаться по инстанции — к командованию нашей боевой авиацией, а не сразу к Верховному Главнокомандующему… Конкретно: к товарищу Смушкевичу, Рычагову, Локтионову.
Тот с отчаянием в голосе:
— Товарищ Сталин! Я уже почти год стучусь в те двери, а меня все посылают!
Деланно не поверил, хотя был в курсе:
— Прям так уж и «посылают»… Вы не преувеличиваете?
— В последний раз, товарищ Рычагов сказал: «Много вас тут ходит со всякими предложениями».
Сделал вид, что удивлён:
— Вот, как?
Из-за полного отсутствия в наличии истребителей сопровождения, советская дальняя бомбардировочная авиация — не может быть иной, как только ночной и всепогодной.
Встал из-за стола, походил вдоль и поперёк по кабинету, встал у окна и глядя на кремлёвские звёзды на башнях, изрёк:
— Ну, товарищу Рычагову это простительно — его ещё ни разу не расстреливали… А надо бы, давно надо бы!
Расстреливать его я конечно не собираюсь, ибо этот генерал-скороспелка имеет какой-никакой — но боевой опыт, что среди наших лётчиков-истребителей достаточно большая редкость.
Но опустить с Начальника Главного управления ВВС РККА — до должности, которой он соответствует, обязательно надо и мало того — необходимо.
Но в данный момент меня интересует Голованов и его предложение, поэтому вновь усевшись за стол, задаю следующий вопрос:
— Сами то, если не секрет — на чём летаете?
— На самолёте американского производства «Дуглас Си-47».
Пытливо заглядывая в глаза:
— Как он в освоении лётчиками? По сравнению с нашим основным дальним бомбардировщиков — «ДБ-3»?
Тот, не отводя взгляда:
— На нём, я очень быстро научился летать в любую погоду. И не только я, товарищ Сталин! А вот на нашем… Хм, гкхм…
Он явно боится. Не каждый решиться сказать в глаза Вождю, что эти переделанные из рекордного по дальности самолёта и выпускающиеся большой серией ильюшинские бомбардировщики — полный отстой по всем показателям, кроме той же дальности. Однако на хрена скажите мне, большая дальность бомбёру — несущему всего тонну бомб?
Не экономично!
Прерываю:
— Понятно, можете не продолжать. Как Вы расцениваете советскую копию «Дугласа» — транспортно-пассажирский самолёт «ПС-8446»? Только честно?
