— Пахнет. Особенно смоченное в крови.
— Ваше колено — сущее зверье... — поморщился Градята. — Кто еще там стоит на пути?
— Зачем тебе это? Ты же нелюбознателен? — спрятал улыбку чужак.
— Я хочу знать, что за работа мне предстоит.
— Много тебе предстоит работы. Вот человек со знаком правосудия на челе... Одна шестая.
— Посадник?
— Нет, посадник со знаком миротворца. Одна сорок восьмая. Его можно убить, смерть его не стоит на пути к смерти князя. А этот — судейский, его убивать нельзя: его смерть помешает. Одна четверть — число его смерти.
— Купить? — поднял брови Градята.
— Купить человека со знаком правосудия на челе? — расхохотался чужак. — Это интересно.
— Запугать?
— Я подумаю. Можно сделать его орудием так, что он и сам этого не заметит. И все же... Как бы князь не умер раньше времени...
— Иессей разберется.
— А я все же посчитаю, — кивнул чужак. — Все равно здесь больше нечем заняться. А ты иди, погуляй, что ли... Посмотри на здешние красоты. И защиту я, пожалуй, поставлю сам.
— Мстиславич, а что такое "маг"? — Ширяй лежал на сене, подперев голову рукой. Он нисколько не устал, наоборот, глаза его продолжали лихорадочно блестеть.
— Кудесник. Это слово пришло из Персии в Грецию и вначале означало всего лишь огнепоклонника. А потом им стали называть кудесников.
— Надо найти этого однорукого кудесника.
— Я напишу Родомилу. Как только дойдем до Пскова, я напишу.
— А князю скажешь? — шаманенок вскинул голову.
— Не знаю. Тебе не показалось, что речь идет о смерти от естественных причин? Иначе бы они не говорили о том, что он может умереть раньше времени.
— Может, они хотят убить его так же, как Бориса? И боятся, что яд подействует быстрей?
— Ни разу не было сказано об убийстве. Я все думаю, что значит "раньше времени"?
— Надо предупредить князя. Чего ты боишься, Мстиславич?
— Видишь ли, если речь идет о смерти от естественных причин, например от болезни, — возможно, князь уже знает об этом. И мое сообщение не даст ему возможности бороться, — Млад пожал плечами: тревожить князя теперь, когда он собрал силы на войну?
— Но ты же не скажешь ему о том, что он обязательно умрет! Скажешь, что они хотят его смерти, и все!
— Ширяй, он и без нас знает, что они хотят его смерти. Но он должен сделать что-то перед смертью, а что — мы так и не узнали...
— Как ты думаешь, что они здесь делали?
— Не знаю. Ждали чего-то по дороге к Новгороду. Какая разница?
— Градята появился в университете в середине осени. Я помню. Значит, прямо отсюда — к нам. Мстиславич, а откуда берутся кудесники?
— Оттуда же, откуда шаманы. Эти способности наследуются, но только отчасти. Например, мой отец — волхв-целитель, а я — волхв-гадатель. Кудесник — очень редкий дар и требует долгого обучения, чтоб развернуться в полную силу. Поэтому кудесники, как правило, старики и зачастую — долгожители. Чем больше опыта накапливает кудесник, тем сильней проявляется его дар.
— Значит, этот чужак может со временем стать таким же, как этот их Иессей? Если будет долго учиться?
— Боюсь, Иессей — это тот, кого Перун назвал избранным из избранных. И, сколько бы он ни обучался, избранным из избранных его могут сделать только боги.
На следующее утро у повети дозорные увидели огромного черного коня. Сначала они подняли тревогу, но, разобравшись, поняли: конь пришел без всадника, искал людей и еду. И нашел.
Запрячь его в сани так и не вышло: он не привык ходить в упряжи. Верхом на зверя, скалящего зубы, никто сесть не решился, но конь позволил вести себя в поводу. Псковичи собирались подарить коня князю Тальгерту, а новгородцы — князю Волоту. Спор о том, чей князь больше достоин такого дара, продолжался часа два, скрашивая однообразную дорогу.
На Завеличье вышли после заката, в темноте, издали разглядев зарево пожара: псковичи жгли посад. Метель утихала, снегопад прекратился, и сквозь тучи время от времени проглядывала луна.
— Куда прете? — не очень любезно спросил дозорный дружинник, увидев ватагу, шедшую по дороге к реке.
— Мы из ополчения, отступали от Изборска. С нами раненые, — ответил ему Млад.
— Небось, лазутчики ландмаршала Волдхара... — проворчал дружинник.
— Ага, все сорок человек, — сунулся Ширяй.
— В обход вам надо идти. Снега все равно там не осталось, — дружинник кивнул на дорогу к Великой, — грязь сплошная, с волокушами не пройдете.
Он кликнул товарища и велел проводить ополченцев мимо Завеличья — крюк получился версты на три. На реке их снова встретили конные дозорные.
— Кто такие? Что вам тут надо?
— Это наши, — ответил сопровождавший их дружинник, — раненых тащат.
— Наши все давно за стенами, вместе с ранеными, — фыркнул дозорный, но особенно не препятствовал.
Над крепостью стучали топоры — сносили деревянные крыши с башен и стен, готовились к осаде.
— Ну куда идете, куда? — заорали сверху, когда ватага подошла к проездной башне Окольного города. — Не видите?
Под ноги Младу, шедшему впереди, со стуком упала широкая доска толщиной в полтора вершка.
— Чего делаешь-то? — крикнул кто-то из новгородцев из-за спины Млада.
— Закрыты ворота! — огрызнулись сверху. — Не видите — закрыты!
— А ты их открой! — посоветовал новгородец.
— Я плотник, а не привратник.
— А ну кончай стучать! — гаркнул сопровождавший их дружинник. — Куда торопитесь-то? Людей пропустите!
— Ребята, годи стучать! — тут же крикнул своим несговорчивый плотник. — Ватагу пропустим.
Через минуту распахнулась низкая дверь с правого бока башни, открывая проход через узкий лаз в крепостной стене, — волокуши с ранеными пришлось переносить на руках. Дружинник забрал черного коня и поскакал в объезд, к неудовольствию новгородцев, уверенных, что теперь конь точно достанется псковскому князю.
Псковская крепость, в отличие от новгородского детинца, обходила весь город четырьмя каменными поясами, и кром занимал в ней только небольшой уголок. Млад смотрел по сторонам: крыши домов в опасной близости от крепостных стен поливали водой, и постепенно они обрастали льдом — чтобы ни раскаленные ядра, ни горящие стрелы не смогли поджечь дерева. Никто не знал, с какой стороны ландмаршал нанесет основной удар, и по дороге к расположению новгородцев Млад разглядел строительство трех захабов.
Новгородцев разместили в Окольном городе, между Полевой и Лужской башнями; студентам достался недостроенный терем напротив невысокой Сокольей башни и четыре избы вокруг него. Раненым выделили каменные палаты: псковский посадник вместе с семьей перебрался в кром и отдал свое богатое жилище ополчению — в знак признательности.
Со времен своего бесславного похода на татар Млад избегал появляться в больницах: слишком крепко отпечаталась в памяти помощь отцу и ночные кошмары, полные крови и чужих страданий. Но на этот раз ему пришлось самому отправиться в палаты посадника — двадцать семь раненых студентов надо было передать на руки врачам.
Богатство псковского посадника не шло ни в какое сравнение с нарочитой роскошью новгородских бояр: за толстыми, почти крепостными стенами Млад насчитал всего шесть помещений. Челядь жила в трех маленьких деревянных избах; во дворе, огороженном белой стеной, стояли кузница, конюшня и амбар.
В палатах было тепло, даже жарко, и довольно светло: под сводами потолка висели светильники с множеством свеч, чад от которых потихоньку сползал к окнам. Стены украшал тонкий светлый рисунок, и наскоро сколоченные нары с соломенными тюфяками, расставленные в несколько рядов, не вязались с его изысканностью. Пахло кровью, потом, рвотой и нечистотами, и слабый запах лекарств не мог перебить душного зловония.
Раненые оглянулись, когда Млад перешел через порог шириной в добрую сажень.
— Кто тут главный? — спросил он, замявшись и стараясь не глядеть по сторонам.
— Дальше иди, — кивнул ему пожилой ополченец без руки, сидевший на нарах.
Млад с трудом протиснулся через узкий проход, но и там врача не было. Только в третьей палате он увидел его — в самом дальнем углу. Врач на вид был его ровесником, высоким и широкоплечим, больше напоминавшим опытного воина, чем целителя.
— Мы раненых привезли... — сказал Млад в ответ на его вопросительный взгляд.
— Еще? Похоже, кузницу тоже под больницу переделывать придется... Много?
— Двадцать семь. Почти все — студенты.
— Тяжелые?
— Те, кто сам идти не может.
— Сейчас. Погодите немного. Посмотрим.
— Зыба, что там? — раздался сонный голос из-за деревянной загородки, по-видимому, сколоченной вместе с нарами.
— Раненых привезли. Посмотришь?
— Посмотрю. Пусть подождут немного, — голос показался Младу удивительно знакомым.
— Бать, это ты, что ли? — не удержавшись, спросил он громко и тут же в испуге прикрыл рот рукой: врач вскинул на него удивленный и недовольный взгляд.
Отец вышел из-за загородки сразу — в исподнем, протирая глаза.
— Лютик... — лицо его на миг исказилось. — Живой... А мне сказали, ты под Изборском остался...
— Здорово, бать... — словно извиняясь, сказал Млад. — Я не остался... Мы раненых тащили, отстали просто.
— Ну иди сюда, я хоть обниму тебя, — отец закусил губу. — Я чувствовал. Я знал, что с тобой все хорошо... Эх, Лютик... Знакомься, Зыба: Млад Мстиславич Ветров, знаменитый на весь Новгород волхв. Жив-здоров, как видишь.
Тихомиров встретил Млада не так радостно, как отец.
— Не знаю я, Мстиславич, что с тобой делать. Мало того, что сотня твоя ни во что твои приказы не ставит, ты и сам им под стать.
— Мы вынесли двадцать семь раненых, — ответил Млад угрюмо.
— А толку? Что в этом толку? Теперь на двадцать семь совершенно бесполезных ртов в осажденном городе будет больше. Только и всего.
— Их бы затоптали, — Млад опустил голову.
— Да. Но мы не в салки тут играем. И неважно, кто из нас больше прав, — ты или я. Я тоже не чудовище, я тоже согласен, что бросать раненых стыдно. Но я приказал отступать, а ты что сделал?
— А почему ты не приказал подобрать раненых? — вскинул глаза Млад. — Если считаешь, что бросать их стыдно?
— Потому что я думал о живых и здоровых, о тех, кто дойдет до Пскова и встанет на его стены, а не ляжет в посадничьих палатах. Если бы я приказал подобрать раненых, ты бы сейчас отвечал, почему подобрал не всех! Если б было кому отвечать, конечно. А скорей всего, ты бы сейчас с прадедами ручкался, как и три четверти твоей сотни! Иди. Доложишь о потерях.
— Погоди, — вздохнул Млад. — Мне надо отправить письмо в Новгород.
— Всем надо отправить письма в Новгород, — проворчал Тихомиров, — ко мне уже раз пятьдесят подходили.
Млад сжал губы — неужели у него ничего не получится?
— Понимаешь, мне не просто так надо... Мне надо отправить письмо главному дознавателю, Родомилу Вернигоре. Это важно.
Тихомиров озадаченно цыкнул зубом:
— Попробуем. Если это действительно важно. Я думал с обозом письма отправить, но тебе, наверное, надо быстрей... Завтра на рассвете обоз с ранеными выйдет в Новгород, но, я думаю, доберется туда только через семь дней. Так что надо с князем поговорить, его гонцы каждый день туда-сюда отправляются.
— Пусть будет с обозом, — кивнул Млад, — не надо тревожить князя. Главное, чтоб точно дошло по назначению.
Войско ландмаршала Волдхара вон Золингена подошло к стенам Пскова через четверо суток — к его появлению на Великой реке взорвали аршинный слой льда, отсрочив подход врага к стенам не меньше чем на день. Из соседних деревень за стены шли и шли люди, забирая с собой скот и запасы продовольствия, сжигая свои дома, чтоб они не достались врагам: ландмаршал пришел на пустую, выжженную и промерзшую землю. Ему дорого обошлось строительство укреплений — он намеревался штурмовать Псков с юга, там, где размещалась самая низкая и самая длинная стена, где башни стояли реже, чем в Запсковье и со стороны Великой: численное превосходство давало ему такую возможность. Но пушки с этой стены били не хуже, чем с любой другой.
Из сотни Млада в строю осталось пятьдесят пять человек, двенадцать раненых отправились в Новгород с обозом, трое собирались поправиться и вернуться в строй, еще двое были так плохи, что их не рискнули отправлять в семидневное путешествие по Шелони. Двадцать восемь навсегда остались под Изборском...
Глава 5. Добробой
Через две недели пришел ответ от Вернигоры — на этот раз его доставил княжеский гонец, который привез тяжелую весть: основные силы новгородского ополчения не придут на помощь псковичам — Великий князь Литовский объявил Руси войну и двинулся ни много ни мало на Киев. Османская империя заключила союз с крымским ханом и Литвой, и татарская конница с поддержкой турок идет на Киев с другой стороны.
Вернигора звал Млада в Новгород, как только появится возможность покинуть осажденный Псков. Он нашел однорукого кудесника, и нашел его действительно в Белоозере — старику исполнилось сто шесть лет, и новгородские волхвы, конечно, отправились за ним, но никто из них не верил, что им удастся сдвинуть его с места: старец удалился от людей двадцать лет назад и появлялся в городе раз в год, в дни летнего солнцестояния. Никто не знал его силы, которая могла возрасти за эти двадцать лет уединения, но когда-то он считался одним из самых сильных волхвов на Руси.
Вече избрало Черноту Свиблова посадником, князь со дня на день должен был покинуть Псков: ему нечего было делать в осажденном городе. Вернигора остался без поддержки Мариборы и писал, что дни его на должности главного дознавателя сочтены, если, конечно, князь не воспротивится воле Свиблова. Совет господ никогда не имел такой власти при Смеяне Тушиче, какую получил теперь. Новгородские земли, и без того разоренные сбором ополчения, бояре обложили двойной податью, списывая это на войну. На самом же деле они просто надеются покрыть свои расходы. Пушечный двор стоит — никто не везет бронзы на пушки, кузницы не куют оружия: никто не платит им за это.
К письму главного дознавателя была приложена коротенькая записка от Даны: "Ты обещал вернуться". Млад представил, как Вернигора пришел к ней и предложил послать весточку в Псков, — ему стало неприятно.
Каждое утро Тихомиров выводил студентов на "занятия" — учил драться на стенах и под ними, стрелять из луков, кидать сулицы18. День прибывал, и с рассвета до заката ребята сильно уставали, но с каждым днем крепчали и становились уверенней. Млад на себе ощутил эту уверенность: доспех уже не тяготил его, и рука держала меч гораздо тверже, чем под Изборском. Ели они на убой: у Пскова не было возможности прокормить весь скот, что привели в город из деревень и посадов, и половину его собирались пустить на мясо.
