— Мы опоздали, — повторил слова Хоробра Бранибор. — Он перехитрил нас.
По полю пронеслась еще одна волна оживления. Один из оказавшихся в дальнем конце равнины ратников сняв шапку, что-то крикнул. Его слова передали по цепочке:
— Государь! Сюда! Сюда!
Яромир стеганул коня и быстро помчался вперед. Его скакун ловко маневрировал, стараясь не наступать на покойников, а оказавшиеся на пути люди сами отходили в стороны, почтительно склонив головы. Свита, не имея возможности выбора, поспешила следом.
... Он спрыгнул со спины скакуна просто на ходу, демонстрируя животные силу и ловкость. Царский опашень колыхнулся свободно висящими рукавами и едва не коснулся земли. Яромир пошел по живому коридору между снявших шапки ратников к их находке. Золотая ткань и драгоценные камни на поясе, шапке и сапогах делали его похожим на редкого зверя.
Толстые деревянные колья, торчащие из земли, словно на вертел насаживали на себя человеческое тело. Мужчина был очень крупным, и дерево потемнело от пролитой крови. А еще переживающее затяжную агонию тело было живым. По крайней мере, грудь в разорванной кольчуге чуть вздымалась, а из горла вырывались протяжные переходящие в хрип с присвистом вздохи. Над ним вились спугнутые ратниками падальщики.
— Воевода, — тихо позвал царь. Охрана развернулась за его спиной в редкий полумесяц, оттесняя остальных назад. — Живой?
Человек сделал над собой усилие, пытаясь поднять голову, но это было чересчур. Макушка только лишь вздрогнула.
— Он... велел... перед-дать... кто спросит... скоро Брайдерия падет... перед новым правителем...
Царь сделал шаг и заглянул в опущенное лицо. Человек его явно не узнавал, находясь в предсмертном бреду. Большая часть его слов просто оказывалась бесплотным шевелением губ.
— Смерть... не так и плохо... — шептал, показывая остатки зубов замученный воевода, ничего не понимая и не различая. — Людям не справиться... с магией... не справиться... велел передать...
Царь некоторое время пытался разобрать ускользающую бессвязную речь, а потом просто протянул руку. И приблизившийся Меч Государев вложил в неё свой кинжал с белой рукояткой.
— Жалую тебе покой.
Яромир развернулся стоя на фоне обмякшего воеводы и сказал, глядя в глаза своих приближенных:
— Это поле отныне будет нашей памятью. О былой трагедии. И напоминанием о том, что в борьбе со Злом нет плохих средств. Предатели должны умирать. И я не успокоюсь, до тех пор, пока все предатели, называющие себя Темными Владыками, не лишаться голов. Пока их неверные тела не станут, растерзаны псами, а мы не возвратим из плена наших граждан и не отомстим за павших.
Тут он закашлялся от подхваченной на холодном ветру простуды, но быстро оправился и снова заговорил:
— С севера, с юга и с запада грозит нам враг, но он будет повержен. Все они будут повержены нашими общими усилиями. Но в этой борьбе мы будем не одни. У нас появился могущественный союзник, за которым стоит великая сила!
Военачальники озадаченно переглянулись, а волхвы неодобрительно нахмурились. Все они подумали об одном и том же. Заполненная людьми равнина прислушалась к словам царя, боясь пропустить самое важное среди них. Имя.
Пятеро мужчин в одинаковых серых потертых куртках на черных норовистых конях ехали с юга на север, выбирая самые непроходимые и старые пути. Их путешествие по Брайдерии началось с Приморья и как они оказались в этом небольшом портово-торговом городе, не смог бы сказать ни один сыщик. Оттуда, оставив по себе несколько трупов, плавающих за пристанью, они быстро и тихо выдвинулись в рудничные края Севера, сбросив со следа заинтересовавшихся было информаторов и нюхачей. О путешествии молчаливых мужчин в серых залатанных куртках могли бы рассказать вороны, вкусно полакомившиеся глазами не вовремя встретившихся путникам дружинников. Или оставленный на суку придорожного дуба мелкий скупщик краденного, подрабатывавший иногда доносчиком у мэтра Оплеталы. Он проявил чересчур явный интерес к чужому молчанию.
Неизвестно у кого они покупали еду и где ночевали, эти странные пришельцы из ниоткуда. Вполне возможно, что нигде и ни у кого, ведь и наездники и их скакуны, могли показаться отлитыми из железа. А еще они казались чужими всюду, где ни появлялись.
... В окрестностях сгоревшего Медвежьего Хребта они не стали задерживаться, только один из них, опытный следопыт отметил странные тропы, проложенные в тундре недавно, и явно не людьми. Потом их видели в Лесном Дворе, где отряд также не стал задерживаться. Там было полно беженцев и на пришельцев глядели с опаской, готовые в случае чего навалиться всем многолюдьем. Не пришлось. Отряд заехал на Двор выпить пива, но сделать этого не получилось — именно в это время все обитатели Двора были поражены страшным чудом, свершившимся прямо на их глазах. Когда все посетители здешнего постоялого двора, баюкающие в руках кружки и сделав глоток, дружно выплюнули выпитое. А, заглянув в чаши, в ужасе повыскакивали из-за столов. Потом, начав разбираться, и едва не удавив трактирщика, люди додумались, что его вины в том не было. Просто вино во всех бочках, обширных погребов, привезенное с собой на повозках, бережно хранимое в бурдюках, совершенно все вино на Лесном Дворе внезапно обратилось густой человеческой кровью.
Где уж тут охваченным своими переживаниями местным уследить за тихо растворившемся в лесах отряде. Зато за ними уследили другие глаза. Более внимательные. Серые куртки с поднятыми воротниками и ворсистыми шапками, мелькали на одной из троп ведущих к Палой Горе, когда лес вокруг них ожил. Когда ощетинился массивными клыками, раскрытыми языкастыми пастями и взглянул глумливо багряными глазами.
Обученные кони и ухом не повели, когда лапы деревьев обратились самыми натуральными когтистыми пятернями, тянущимися из темноты, а стволы чудовищно выгнувшись, породили быстрые черные тени, скачущие вокруг робкого участка освещенной лесной тропы. У серых курток было при себе оружие. Четверо носили мечи, вдетые в ножны на конских боках, а один пользовался массивным боевым цепом. О такой мелочи как ножи и спрятанные в седельных сумках арбалеты речь не шла, да и не было на них времени.
Твари Тьмы кривляясь сновали вокруг отряда, готовясь напасть. И тогда один из 'серых курток' громко сказал:
— Мы к Демигору. Посланцы с деловым предложением, — он поднял лицо и в полутьме блеснули ртутью зеркальные глаза. — От Саламата Черного.
Тени замерли, озадаченные тем, что пища, оказывается, следует дипломатическому этикету и представляется парламентарием. Между ними вспыхнул короткий оживленный спор на языке мышиных писков, змеиного шипения и клекота. Произошел обмен мнениями, кончившийся тем, что одна из теней рыкнула на остальные, попутно сопроводив аргумент сильнейшим ударом по древесному стволу. Зеркальноглазые ожидали конца совещания, когда тень, приблизилась к тропе и басовитым, с трудом, воспроизводящим речь голосом, приказала:
— За нами. Ни шагу в сторону. Иначе. Смерть.
И спутники направились по окольной тропе, сопровождаемые живым коридором из бегущих по бокам лесных чудовищ. Мало-помалу узнаваемый лес превратился в сухой заснеженный ельник со сводами из игольчатых лап, под которыми приходилось пригибать голову, а тропинка напомнила спуск в Подземное Царство.
— Туда, — просвистело нечто из скопления веток высоко над головой. Зеркальноглазые, едущие строем друг за другом спешились и направились по уходящему вниз лазу под корнями деревьев. Его стены выглядели так, словно землю обожгло до состояния камня, и были твердыми на ощупь. В лица бил поток теплого воздуха. За людьми по лазу крались их провожатые, роняя наземь липкую слюну и пожирая спины глазами. В трещинах кое-где пересекающих стены сверкали глаза здешних охранников.
— Здесь, — пискляво прошуршало позади, когда лаз закончился длинной подземной пещерой поросшей острыми сталактитами. На стене слева играли зеленоватые отражения бьющего из-под земли источника. — Оставьте животных здесь.
Зеркальноглазые переглянулись, крепче стискивая поводья в руках. Взгляды теней стали уж очень плотоядными.
— С ними все в порядке будет, — прохрипел их провожатый, словно огромный паук, нависая над ними со стены пещеры.
— Головой отвечаешь, — равнодушно кивнул 'серая куртка', отцепляя от седла цеп. Его компаньоны вытащили мечи, чем вызвали воодушевление скрывающихся в темноте лаза чудовищ. Уж очень злобненько захихикали некоторые из них.
— Вперед идите. Впереди ждут, — пояснил провожатый. И люди пошли. Предварительно встав, спина к спине и взяв оружие наизготовку. Спокойно, без страха, просто предупреждая любого охочего до человечины, что все может кончиться плачевно. В пещере было темно, но им не было нужды в светильниках. Зеркальные глаза видели все. Видели всех, кто самонадеянно думал, что скрыт покрывалом темноты.
Видели они и огромную нишу в дальней стене пещеры. У её подножия сидели, скрючившись двое. Один выглядел как человек, и сидел с закрытыми глазами на корточках, баюкая на руках страшных размеров двуручный меч. Другое страшилище выглядело как и положено выглядеть страшилищу. Сплюснутая голова, костяные клинки торчащие из хребта, длинные мощные лапы орангутанга.
В самой же нише на фоне слабого тления подземного пламени, выбивающегося прямо из земли, восседал Он. Полудракон-получеловек, сейчас выглядящий скорее как дракон.
— Здравствуй, Демигор, — сказал 'серая куртка'. — Мы пришли к тебе от Саламата Черного.
— Пришли, значит говорите, — милостиво кивнула рогатая голова.
— У нашего господина к тебе послание, — зеркальноглазые медленно расступались, оставаясь при этом спина к спине. — Он уже знает, что ты объявил Брайдерии войну. И один за другим захватываешь рудниковые шахты, грабя и разрушая их. Наш господин считает, что это слишком расточительно. Он предлагает тебе действовать сообща. Руда Брайдерии крайне ценный ресурс. Слишком ценный, чтобы терять его. Между тем, терпение короля Яромира не безгранично и он уже собирает войско чтобы бросить его на Север. Один ты не сможешь выстоять против армии. Мой господин мог бы тебе помочь.
— Ну, надо же, — с непередаваемо насмешливыми интонациями поразился Демигор. — Союз. Мне предлагают союз. И кто? Великий Саламат, который надо думать не знает, что я знаю о его марьяжах с Яромиром. О том, как они вместе прошлись по Триградью. И что же Саламат готов предать договор с царем, ради руды? Или ради меня?
Тьма в пещере зашлась от дурашливого подхалимского смеха, не обещающего ничего хорошего посланцам Саламата.
— Разве в политике есть место для личных привязанностей? Кажется, вы должны понимать, что все в нашей жизни диктует личная выгода.
Слов 'серой куртки' Темный Властелин не услышал. Он, кажется, вообще никого кроме себя не слышал.
— И опять же. Меня пугают потрепанной армией потрепанного царька? Или, — Демигор заговорщицки подался вперед, — дело в том, что Саламат просто хочет меня обмануть? Потому и прислал сейчас в качестве переговорщиков целый отряд убийц?
— Вахрсагэр мудр. Не нам судить его поступки.
Силуэт последнего из Великих порождений Мрака дрогнул. Глаза засветились подобным подземному пламени светом.
— А он знает, что у меня не проходной двор? Что я не принимаю послов и не веду переговоров? Но милостиво слушаю предложения тех, у кого стает заплатить цену за мое внимание.
— Сокровища нашего господина известны, — учтиво заверил посланник. — Он с радостью уплатит любую цену.
— Уже уплатил! — со зловещим предвкушением усмехнулся обитатель подземелий. — Мои слуги проголодались, и вы послужите сытным кормом.
По знаку когтистого пальца из темноты на 'серые куртки' бросилось несколько звероподобных тел. Но застать их врасплох не удалось. Алые сполохи отразили на стенах пещеры быструю пляску теней, окончившуюся падением нескольких тел. Все 'серые куртки' стояли на ногах, осторожно вращая лезвиями мечей, а их старший поднимал тяжелую шипастую гирю с того, что несколько мгновений назад было черепом пещерной химеры.
— Интересные зверьки, — медленно заключил Темный Властелин. — Разорвите их на куски всех, кроме того, что умеет говорить. Им займусь я сам.
Целая свора чудовищ всех видов и мастей бросилась на людей со всех сторон, норовя обвить ноги, вцепиться в рукав, укусить за руку, ударить, разорвать. Темнота пещеры переполнилась воем и ревом, хлюпаньем рассекаемых тел и шорохами ног на плотном каменном полу.
Демигор с удовольствием наблюдал за развернувшемся перед ним представлением, совершенно не тревожась о павших слугах. Смеясь, он громко хлопал в ладоши и комментировал особо удачные удары. Сидящее у его ног существо вожделенно принюхивалось к запаху битвы.
— Молодцы, — резюмировал он, когда все было кончено. Плотное кольцо тел лежали бездыханными, а уцелевшие в резне твари обиженно скуля, прятались в темноту, зализывая раны. Из 'серых курток' уцелели только двое. Павшую троицу уже утащили во тьму, и сейчас оттуда доносилось аппетитное чавканье. Зеркальноглазые с трудом удерживали свое полностью окрашенное вражьей кровью оружие.
— Саламат меня удивляет. Отправить пятерых смертников и рассчитывать, что они выполнят работу? Да мне даже не придется доставать своего оружия ради вас. Эй, малыш, не хочешь перекусить? — заботливо обратился Демигор к своему 'псу'. Тот только этого и ждал. Молниеносный бросок поджарого тела, сопровождался сжавшимися на плече 'серой куртки' челюстями и двое слепившись в клубок, укатились к стене. Последний приспешник Саламата нервно сглотнул и заставил себя кратко засмеяться при виде встающего Демигора.
— Истребитель Героев, да? — опуская цеп, сказал он. По распоротому локтю, напитывая ткань, сочилась кровь. — Я ведь не договорил. Мой господин знал, чем все окончится. И не стал полагаться на случай. Недолго тебе играть в кошки-мышки с запуганными северянами. Готовься встречать гостей... 'потрепанная армия'? Скоро ты станешь весьма потрепанным владыкой.
Он быстро поднес одну из ладоней ко рту, что-то глотая и осел на пол. Когда Демигор склонился над 'серой курткой' то лишь с разочарованием пнул мертвого убийцу в бок. На губах его пузырилась пена. Подземелье переполнилось разочарованными причитаниями ночных тварей.
— Девятьсот восемьдесят пятый, — монотонно зачитывал список лысоватый писец с носом пуговкой и тонким голосочком евнуха. — Имя...
— Меня не интересует, — лениво перебил Эштель, заглядывая в желтый листок из-за сутулой спины писца. — Их тут почти полторы тысячи. Из них интересных человек триста и что я каждого должен запоминать по имени? Ты давай мне факты!
Интересными Эштель называл самых опасных из каторжан, оказавшихся в лагере не из-за краж или дебоша, а по причине убийств, грабежей. Цвет преступного мира.
Писец оставленный в живых только потому, что знал все списки и умел в них ориентироваться задрожал, представив, что случится, когда он дочитает до конца и покорно принялся озвучивать 'подвиги':
— Убил пятнадцать человек. Всех по найму. Мастер меча. Святотатец.
