— В других странах? — Рязанцев удивленно приподнял бровь. — Что? Я не ослышался? Ты Варвару за кордон отпустишь? — Он удивленно заморгал глазами. Заломил руки. — Я так понимаю, до этого разговора мы даже соседнюю деревню в расчет не брали — расстояние видите ли большое. Люди незнакомые. И про Москву я так — ради смеха заговорил. И вдруг оказывается, мы не шутим, а уже давно ведем серьезный, деловой разговор. И главное... — готовы отправить нашу подопечную куда угодно — хоть к черту на кулички? — Путник подавшись внутреннему настроению начал цитировать былинное сказание. — И ждет её теперь дорога дальняя, в край неведомый... — на чужбину, к ворогам! Где даже русским духом не пахнет. Как же так, Паша?
— А кто сказал, что она куда-то поедет? К кому-то кто её где-то ждет? — в этот раз уже Пехота картинно вздернул подбородок и улыбнулся во весь рот. Глаза заблестели от возбуждения. Яркая мысль озарила его голову. — Дома пусть сидит — под присмотром! Нечего по заграницам мотаться!
— Не понял? — Алексей вмиг стал серьезным. Выпрямился в кресле. Приготовился внимательно слушать собеседника. — Так! У нашего влюбленного появился план! — Он хлопнул в ладоши и интенсивно потер их. — Давай, майор, объясняй! Вижу, задумал что-то — ужасное и интересное!
* * *
Ноябрь 1683 года.
Голландия. Небольшой город Дордрехт.
Неприметная таверна "Утиное яйцо".
Было уже поздно, и солнце давно спряталось за серыми городскими домами. На улицах города опустились вечерние сумерки, стемнело. Однако в наступившей темноте приветливо светились окна таверны, приманивая своими огоньками обычных своих посетителей.
В низеньком, полупустом помещении таверны, сильно закопченном дымом, где на вывеске были грубо намалеваны утка с яйцом, за дальним от барной стойки столом расположились два посетителя. Один из них был высоким, сухощавым с глубоко посаженными глазами пожилым человеком. Он изрядно перепив спиртного, продолжал "изливать" душу неизвестному молодому собеседнику. Старец постоянно вздыхая, с горечью вспоминал далекие, почти забытые эпизоды своей жизни.
— Нет, и ещё раз нет, милый Лекс, ты всё не правильно понял! Старик дрожащей рукой поставил кружку на стол. Встретился глазами с острым взглядом собеседника. — Боже мой! Иногда мне кажется, что ещё совсем недавно я был таким же, как ты — легкомысленным и ветреным юнцом. Вся моя жизнь состояла из каких-то нереальных, пестрых красок, крутящихся в водовороте происходящих событий. Ведь именно тогда благодаря музе и советам отца я смог постигать искусство прекрасного. Создавать свои чудесные полотна. Получать признание и уважение горожан. А сколько у меня было поклонниц!
Рассказчик глубоко вздохнул. Он отрешенно проследил за грубой походкой полненькой служанки, что пошла к бочонку, чтобы нацедить кружку вина. Оценил её неловкие движения, угловатость фигуры. Непропорционально длинные руки. Старую, неоднократно залатанную одежду. Недовольно шмыгнул носом. Смахнул рукавом слезу. — А потом появилась она — Карнелия... Любовь, свадьба, воспитание детей, большая часть которых были даже не мои. Постепенно я перестал работать над заказами. Даже за большие деньги. Я остепинился, стал ходить в церковь. Начал заниматься "важными", общественными делами. Думать только об общине, боге и спасении души. Вот тогда-то почитатели моего таланта и изменили мне. Затем меня покинули ученики. — Рассказчик поднес ладони к лицу и растроганно стал тереть ими виски. — О, Творец, я не желал такого исхода. Однако всё пришло само собой. И теперь у меня нет сил даже печалиться или радоваться о том, что произошло. Я доволен всем: своей судьбой, прошедщей жизнью, заботой которой окружает меня моя "любимая" жена. Ну, а творчество? Картины? — Я о них даже не вспоминаю. Наверное, это не мое!
— Мэтр, я согласен и расстроен вместе с вами, — прощелыга плавно протянул руку к очередной бутылке, поднял её со стола и разлил вино по кружкам. — Эх, знал бы ты, сколько стоит это не твое творчество в будущем! — Искра азарта сверкнула в глазах странника. После чего конец фразы сформировался у него в голове. — И сколько денег готовы отвалить коллекционеры за любую из "не твоих" картин эпохи барокко... даже случайно выставленной на аукционе! То не рассказывал бы мне здесь сказки о счастливой жизни. А срочно бы бросил всё и побежал бы творить в мастерскую.
— Уважаемый Альберт Кейп! Путник продолжил "выдавливать слезы" из "непризнанного таланта". Вы даже не представляете — сколько раз мой учитель с гордостью рассказывал мне о вашем деде, об отце Якобе и тех незабываемых творениях, которые вы создали вместе.
Собеседник пожилого творца в порыве чувств заломил руки, а потом начал щелкать пальцами, показывая своё восхищение. — О, как часто он говорил о ваших картинах, о живописной игре света, о закатах и рассветах на ваших холстах. Отмечал небывалую легкость и глубину чувств, которыми вы наполняли неземные пейзажи! Заставляли трепетаться сердца... и биться их в едином порыве! — Молодой человек вздохнул, поднял взгляд и задумчиво посмотрел куда-то вдаль соловковыми глазами сквозь темные, едва освещенные стены. — И как вы могли всё это бросить? Альберт? Променять? Создать так мало полотен? Как? Потомки вам этого до сих пор не прости... не простят этого — точно!
— Эх, дьявол всё подери! — седой художник процедил сквозь зубы и, расстроившись, схватился за бокал. Он залпом опрокинул себе в рот содержимое, после чего "смачно" вытер губы кулаком. Осмотрел свежим, незамыленным взглядом место, где находился и надолго задумался.
Вечерело. Дрова, тлевшие в очаге, уже догорели, и угли отбрасывали от себя красный отблеск, накладывая на стены и предметы зловещие краски. На противоположном от входа конце таверны, в углу небольшого возвышения разместились два скрипача. Музыканты, промочили горло, подняли смычки, и начали играть какую-то незамысловатую композицию. Человек десять горожан, прижимая к себе своих подружек, неуклюже, словно пляшущие медведи, принялись топтаться между столами под визгливые звуки скрипок. Остальные посетители тем временем громкими криками и хлопками в ладоши стали подбадривали танцоров.
— Послушай меня, мой юный друг! — живописец очнулся от спячки, нагнулся над столом и резко схватил собеседника за одежду. Его лицо скривилось в ужасной маске и стало выражать глубокое презрение. Винный перегар волной ударил в нос вояжера. — Все беды в этом мире — от женщин. — Он надул покрасневшие от спиртного щеки и прошипел в полном отчаянии. — Они, происки нечистого! Посылая их — Дьявол смеется над нами. Превращает прекрасных, юных созданий — в старых, сварливых гарпий, которые затем терзают наши души. Они становятся исчадием ада! — Творческая личность отпустила странника и недовольно откинулась на спинку стула. — Пусть гиена сожжет их своим пламенем!
— Да-а! — мысли путешественника во времени завели дружный хоровод в ответ на действие пьяного живописца. — Сколько лет прошло... то есть пройдет, а пить в Европе так и не научились. Слабоваты, вы ребята, против русского духа!
Старец не слыша мыслей собутыльника задышал "с надрывом". На лбу от напряжения проступили синие вены. В порыве чувств он стал резко сжимать, разжимать кулаки. — Я часто задаю себе вопросы... — Куда уходит любовь? Почему жизнь не справедлива? Почему нет истины? И не могу найти ответы. Ах, если бы всё изменить? То я не женился бы на Карнелии! И никогда не бросил бы заниматься живописью! Кто знает, как далеко я мог зайти в своем творчестве? А вдруг я стал бы таким как Рембрандт или Рёйсдаль. Все было бы по-другому! У меня было бы много подражателей, завистников, учеников!
— Э-э-э, любезный! — незнакомец в очередной раз не забыл разлить вино по пустым бокалам. — Послушайте... моего совета. Начните всё сначала — как вы давно желаете! Хотя бы с малого — отойдите от этой дурацкой общественной и религиозной жизни. Перестаньте во всем соглашаться с вашей ненаглядной женой. Плюньте на всё! Займитесь любимым делом, творчеством, рисунком, портретом... Наберите молодых учеников — которые в дальнейшем прославят ваше имя в веках! Или... — переедите в другое место, поменяйте город, покиньте страну! Окружите себя новыми поклонниками.
— Нет, я не могу! — "трезвый компаньон" не дал договорить фразу своему собутыльнику. Вино ещё не успело до конца выветрить его разумные мысли. — Я давно не беру учеников. Да, и нельзя, вот так, всё бросить и уйти — Карнелия не позволит.
— А вы попробуйте! — не сдавался хитрый пройдоха. Он приподнялся с места и махнул рукой трактирщику, призывая его принести огненной добавки. — Бросьте всё и начните жить заново! Ведь вы талантливый художник. Вам нужен толчок. Смена образа, декораций. Попробуйте! И всё изменится... — все снова заговорят о Кейпе. О вас будут складывать песни, легенды, баллады. — Синеглазый приподнялся со стула и начал делать пасы руками, как будто хотел загипнотизировать соседа по столику. — Начните хотя бы с малого. — Гипнотезер сжал ладонь в кулак, а затем вытянул указательный палец. — Хотя бы с одного ученика... ученицы.
— Нет, я не в силах! — произнес творец, жадно глотая содержимое очередного бокала. — Что скажет Карнелия о новом человеке в доме? Как к этому отнесется община, церковь, Отец Аганесий? Который так добр в последнее время ко мне и моей жене.
— Послушайте! — странник резко сменил тактику ведения переговоров. В его голосе прорезались металлические нотки. — Ведь, вы же Кейп! Вы, известный художник, а не тряпка! Вы, сын Якоба Герритса Кейпа! Ваши дед и дядя были великими живописцами! А ты стал трусливой квашней, попав под женскую юбку.
— Нет, я не такой, я не тряпка — я смогу! Я не боюсь её — ни капли! — Старик приподнял голову отуманенную спиртным напитком. Глаза его заблестели. Он выпрямил спину. Гордо выпялил вперед грудь. — Сколько надо выучить учеников, чтобы доказать это? Три? Два? Одного? Пусть они, он приходит ко мне — завтра... — после ленча. Как только закончим с семьей пить кофе. После того как мы с женой немножко отдохнем. Поговорим о погоде. Почитаем библию. Я сразу займусь с ним когда... — Собеседник надрывисто икнул и пьяно махнул локтем куда-то в сторону. — Только Карнелия его даже на порог не пустит. Я думаю, он даже до двери не дойдет. А так, пусть приходит...
К молодому собутыльнику подошел худенький, "бледный" паренёк и о чём-то быстро заговорил с ним на неизвестном языке. (Примечание автора. Краткий перевод пламенной речи Пашки Пехоты с русского... Брать надо ваятеля — тепленьким. Таганово будет ему "второй Родиной". Преимуществ для старикашки, море — обучение прямо на дому. Кормешка с огорода. Жить будет под "чутким" присмотром Лукерьи. Старый, прыщавый. Если, что дальше леса не убежит. На баб по жизни обижен. Вот она, лучшая кандидатура для Вари! И вообще... Я давно хотел ей сделать подарок! А в нагрузку к нему ещё мольберт из будущего притащу. Тогда она точно довольная будет!)
— О чём щебечет этот рыжий заморыш? — пьяная реплика "мастера кисти" перебила живую речь конопатого "юнца".
— Он говорит, а слабо, вам... — собеседник сделал паузу. Хитро прищурил глаза. А затем осторожно, "на голландский манер" начал подбирать понятные пьяному художнику словасочетания. — Как это по местному сказать-то... А, вот... Не могли бы, вы — уважаемый Альберт Кейп, начать обучение прямо сегодня? Дом ученицы — здесь неподалеку — от этой таверны несколько минут хода. Почти за углом. Кстати, её будущий родственник готов немедленно подписать с вами все бумаги на обучение. И взять на себя расходы по содержанию вашей персоны у неё в гостях.
— Да запросто! — седовласый искусник подпер рукой поникшую голову. "Поплыв" куда-то вдаль, уже явно "не видя берегов".
— А прямо сейчас... двинуться в путь дорогу? — настойчивый "вьюноша" выглянул из-за головы странника и ехидно произнес на ломанном английском языке.
— Согласен! — кудесник гордо опрокинул новую порцию спиртного "за воротник" и в очередной раз занюхал её кулаком.
— Тогда! — синеглазый работодатель развел руки в стороны. — Давайте подпишем наши договоренности.
— Хорошо, мой новый друг! — седой мастер тяжело закивал головой. — Запомните, Алеберт Кейп, никогда и ничего не боялся! И уж тем более какой-то недолгой прогулки до дома ученика!
Прохиндеи хитро переглянулись. Рыжий быстро вытащил из походной сумки листы контракта. Подсунул их уже не "вяжущему лыко" посидельцу таверны. Протянул ручку. Кейп взял неизвестное перо в руку, покрутил его, прицелился и медленно, дрожащими руками вписал свои инициалы в указанное место.
— Итак, господа хорошие, где моя ученица? Ик, — живописец очередной раз икнул и посмотрел по сторонам в поисках юного дарования. — Где, я вас спрашиваю, мои ученики! Я желаю приступить к обучению немедленно. Вы убеждали меня, что она где-то рядом. Ведите меня к ней! — Внезапно глаза творца закрылись, голова двинулася в сторону столешницы, и сизый нос "упал" в блюдо, стоявшее на столе.
Гости ухмыльнулись, и быстро "спеленав под белые руки" декана кальвинисткой общины города Дордрехта, куда-то воодушевлённо его поволокли.
Глава 37.
Наши дни. Остров Кипр.
Яхт-причал "Киссонегро" курортного городка Пафос.
Трехпалубная яхта премиум класса "Ла каза де Павлос Сифакис".
Этот спокойный, теплый вечер в Коралловой бухте был прекрасен. Небесно-голубой цвет от водяной гляди возле горизонта в сочетании с малиново-фиолетовыми красками заходящего солнца в темные облака создавали фантасмагорическую палитру чего-то нереального и безумно красивого. Слабый восточный ветер с берега, уносил нагретый воздух в море, усиливался и увеличивал рябь, которая белыми бурунчиками уходила далеко вперед. Чуть слышный шум ударов волн о борт покачивающегося корабля и далекие крики чаек наполняли картину сказочного зрелища звуковым содержанием.
Два пожилых джентльмена расположились за небольшим столиком, находившимся на открытой палубе белоснежной красавицы-яхты "Ла каза де Павлос Сифакис". Подставив лица лучам заходящего солнца, они мирно беседовали, вспоминая давно минувшие дни.
— Знаешь, Алексиус, буквально на следующий день после того как ты внезапно исчез — убили папашу Фокаса Эстэбано. Как только это случилось, в городе начался сущий ад. Все кланы — будто сошли с ума. Люди, озверели от вседозволенности и отсутствия закона. Они начали резать, убивать друг друга. Мстить. Пролилось много крови. А сколько свежих могил появилась на кладбище? Трудно было сосчитать! С тех пор я молю бога за ту "удачную пьяную потасовку", после которой попал в больницу. Ах, если бы не ты и не твой удачный хук слева, который сломал мне нос... Если бы не эта белобрысая бестия Долорес — жена судьи Фасулаки, которая так мило мне строила глазки. И твоя целомудренность, в результате которой ты полез драться ни с того ни с сего. То, я, бы наверное, не сидел сейчас рядом с тобой и не потягивал бы это прекрасное винцо Рецина с приятным ароматом смолы.
