Николас выпал взглядом далеко-далеко, где осталось пепелище родного дома.
— Был когда-то. Мы не ладили, а потом... потом он умер, — ответил Охотник глухо. — Ступай, там ключ неподалёку. Я пригляжу, только осторожней с ногой.
— Да знаю я! Умру, как бродячий пёс, никому не нужный, — прошептал неодарённый и, подобрав котелок, побрёл прочь.
Стоило ему скрыться за деревьями, как раздались сдавленные всхлипывания. Жан баюкал правую руку и глотал слёзы. Видно, перед товарищами слабость показывать боялся.
Теперь вещи вряд ли тронут. Николас поднялся и направился к мальчику.
— Не три, а то хуже будет, — сказал Охотник, опускаясь рядом на корточки.
Жан промокнул рукавом катящиеся по лицу слёзы.
— Шрам останется навсегда?
Николас осмотрел его правую руку. На запястье вздулся большой красный волдырь, мелкие белые пузыри покрывали все ладони. Николас истратил на них остатки мази Эглаборга.
— Зарастёт новой кожей через пару недель, а потом ты загоришь на солнце, и станет совсем незаметно.
Обречённо вздохнув, Жан придвинулся к кострищу и вытянул ладони вперёд. Шепча, он тряс пальцами и дул, но даже дым не появлялся. Повезло, что дар у мальчонки только второго уровня. Был бы он чуть сильнее, всё бы тут спалил.
— Почему не получается? Зачем мне эти способности, если я даже использовать их не в состоянии? — выкрикнул Жан и едва не пнул дрова сапогом. — Аллен говорит, что я безнадежен и всех подвожу.
— В детстве отец заставлял меня заниматься фехтованием. Мой учитель тоже говорил, что я безнадежен, — усмехнулся Николас. — Я был мелким, с трудом управлялся с тяжёлым мечом. Мне всё время приходилось думать о том, как его удержать и не поранить себя вместо того, чтобы отбивать атаки противника. Но потом у меня появился другой, более терпеливый и опытный учитель. Он показал, как примериться к собственному оружию и перестать бояться. Так и тебе нужно побороть свой страх перед пламенем. Попробуй!
Николас вручил ему огниво.
— Мастер Аллен не велел, — смутился Жан.
— Ему и знать не обязательно, — подмигнул Охотник.
Мальчик несмело принял помощь. Кремень высек искры об кресало, зашипела сухая трава и иголки. Жан помахал тряпкой, и, наконец, от хвороста повалил дымок. Лёгким касанием ветроплава Николас раздул пламя настолько, что оно с хрустом накинулось на смолистые дрова.
— Здорово! — восхитился Жан.
— Способности как лошади, их нельзя бояться, иначе они не станут повиноваться, — Николас занёс свои пальцы над его и подул струйками холодного воздуха. Лицо Жана едва заметно смягчилось. — Не думай о том, что обожжёшься или обожжёшь кого-то. Найди островок спокойствия внутри себя, поверь, что сможешь, и всё получится.
Жан закрыл глаза и растопырил ладони. Его аура мерцала мерно, в такт дыханию. Николас коснулся кончиков его пальцев своими. Огнежар затаил дыхание. Охотник медленно начал отводить руку, и между ними побежали искры.
— Открой глаза, — прошептал Николас, чтобы не спугнуть.
Жан уставился на свои ладони: с них сыпались сверкающие янтарём огоньки и тонули в пламени костра.
— Не страшно? — с вызовом спросил Николас.
Бросив взгляд на танцующие языки пламени, Жан опустил подбородок на грудь. Охотник принёс огарок свечи, завалявшийся у него ещё с Элама.
— Начни с малого, — он зажёг фитиль от костра и передал свечу Жану. — Усмири огонь — потуши её.
Огнежар повертел огарок на ладони, изучая его. Горячие капли воска стекали вниз и застывали, не попадая на кожу.
— Огонёк похож на лепесток красивого цветка, какие мы с братом видели за оградами особняков богачей в городе. Хотелось сорвать хоть один, чтобы рассмотреть поближе.
— Дерзай!
Жан накрыл фитиль двумя пальцами. Пламя погасло. Огнежар посмотрел на свою ладонь — на ней остались только крошки чёрной копоти.
— Вот видишь, ты усмирил огонь. Теперь попробуй зажечь её так же, как погасил.
Жан снова дотронулся двумя пальцами до фитиля, но ничего не произошло.
— Ты неправильно дышишь, — подсказал Охотник. — Знаешь, откуда берётся сила огнежаров?
Он покачал головой.
— От дыхания и эмоций. Чтобы зажечь пламя, выровняй дыхание.
Сопя, как маленький ёж, Жан сделал несколько глубоких вдохов.
— Теперь закрой глаза, дотронься до свечи и подуй на неё огнем, — продолжал советовать Николас. — Не теряй ритм, иначе пламя не удержать.
Распахнув глаза, Жан с удивлением уставился на свечу. От фитиля поднялась тоненькая струйка дыма. На чумазом лице заиграла улыбка.
— Попробуй снова, — предложил Николас.
Выровняв дыхание, огнежар закрыл глаза и дотронулся до свечки. Из-под его пальцев вырос маленький огонёк. Зацепившись за фитиль, он расцвел красным бутоном. Жан открыл глаза и просиял. Для уверенности он ещё несколько раз потушил и зажёг свечу.
— Мастер Стигс, а как черпать силу из эмоций? — спросил огнежар, когда фитиль измочалился настолько, что утонул в плавленом воске.
— Из эмоций получается гораздо более мощный огонь, но для этого надо уметь ими управлять, а иначе не избежать ожогов, — Николас указал на волдыри на руках Жана. — Учись сохранять спокойствие, что бы ни происходило вокруг.
— Это так сложно, — понурился он.
— Ничего в жизни не даётся легко, иначе люди этого не ценят. Но если ты справишься со своим страхом, то всё остальное покажется тебе детской забавой.
Николас не успел закончить мысль, как на поляну выбрался Аллен. Через плечо у него висели только что подстреленные зайцы, судя по свежей крови на серых шкурах.
— Ты усмирил огонь? — удивился звероуст. Жан смущённо отвернулся. Аллен не сводил с Николаса внимательного взгляда. — Где этот бездельник?
Из-за деревьев показался Патрик.
— Простите, теперь быстрее у меня не получается, — он умастил котёл на рогатках над костром и насыпал в воду овса.
Аллен принялся свежевать зайцев, пока Патрик кормил лошадей и готовил ужин.
После короткого раздумья, Николас всё же приблизился к звероусту.
— Почему тебя заставляют обучать огнежара? Ваши способности не стыкуются. У него нет ни твоих инстинктов, ни обострённых чувств, ни звериной ловкости. Только страх и ярость, которые в наивысшей точке перерастают в пожар. Это как если бы я обучал мыслечтеца, который не в состоянии даже мои поверхностные эмоции ощутить.
— Думаешь, нас кто-нибудь спрашивает, богатенький аристократишка? Это ж тебе, поди, лучшие няньки в детстве сопли вытирали. Куда нам, убогим, до такого? Мне назначили "сложного" мальца, от которого остальные отказались, а у меня такой возможности не было. Чай не ценнейший ветроплав и в Компании нужен только для числа. Мальчишки так же: справятся — хорошо, нет — жаль, но Компания переживёт.
Николас покривил рот. Кажется, в "мирной гавани для колдунов" дела обстоят ещё хуже, чем предполагалось.
— Я месяц бился над тем, чтобы Жан перестал хотя бы обжигать себя, а тебе за час удалось показать ему, как управлять огнём, — заговорил Аллен куда менее спесиво. — Что я делал не так?
— Он всего лишь зажёг свечу, — возразил Николас. — Если ты хочешь его чему-то научить, то тебе самому надо научиться наблюдать, слушать и понимать. Не показывай своих эмоций, особенно животный страх перед огнём — от этого Жан пугается ещё больше и обжигается. Если вы оба будете держать себя в руках и действовать слаженно, то он овладеет своим даром.
Аллен вскинулся, разглядывая Охотника с волчьим прищуром. Видимо, не любил, когда ему указывали. Что ж, убеждать бесполезно — если захочет, сам поймёт.
Николас снова развалился на своих вещах и поплотнее закутался в плащ. Знобило, да и слабость навалилась такая, что ноги не держали, язык еле ворочался, а мысли ни на чём не задерживались.
Стучали миски, слышались разговоры, шаги, конское фырканье. Николаса тронули за плечо, в нос ударил тёплый запах каши. Охотник открыл глаза. Над ним стоял Жан и протягивал миску:
— Поешь, мы обедаем.
Николас бросил взгляд на сидевших у костра Патрика с Алленом. Они остервенело стучали ложками и делали вид, что ничего не замечают.
— Спасибо, не хочется, — Николас улыбнулся в извинение.
Желудок пищу не принимал, от одного запаха мутило. Охотник приложил к губам флягу и смочил пересохшее горло.
Аллен поднялся и подошёл к ним:
— Я отправил голубя с просьбой прислать целителя. К утру он будет тут. Для... для вас обоих.
Звероуст глянул краем глаза на Патрика. Тот смутился и натянул рубашку на голову.
— Спасибо, — пробормотал Николас.
Жан с Алленом ещё немного постояли над ним, а потом ушли по своим делам. Патрик собрал миски и принялся их мыть, натирая песком. Лошади поели запаренного с утра овса. Когда хозяйственные хлопоты закончились, в руках неодарённого сверкнул ножик. Патрик подобрал с земли кусок коры и начал строгать.
— Смотри, это имперская галера для нашего флота, — показал он брату кораблик из коры с листьями сирени вместо парусов и черенками-вёслами по бокам.
Жан рассмеялся, и они принялись возиться с игрушками у костра, рассказывая друг другу о выдуманных сражениях.
В детстве Николас мечтал играть вот так со старшим братом или хотя бы просто с другом, но в округе других мальчишек не водилось. Видимо, равновесие главенствует во всём: в чём-то тебе везёт, а в чём-то ты обделён.
Аллен обошёл окрестности, проверяя, всё ли спокойно, и вернулся с темнотой. Они отужинали и улеглись спать у костра. Звероуст остался дежурить, хотя выглядел настолько усталым, что вряд ли продержался бы до утра.
* * *
Родинка на затылке зачесалась так, что затмила даже слабость от отравления. Неистовый гон уже близко. Николас натянул на себя рубашку из перьев и прижал к груди дедовский меч, как будто тот служил бронёй. Охотник лёг на спину и, чтобы отвлечься, посмотрел на полную луну в звёздном небе.
Зачем ему понадобился этот Безликий и его проклятые артефакты? Пользоваться ими всё равно будет кто-то другой. Так ведь они ещё могут навредить случайным людям. Уже навредили!
После того, как пересёк Рифейские горы, Николас забыл о проклятье нежеланного ребёнка, но когда вернулся на запад, оставленные здесь беды навались с десятикратной силой. Сдохнет ведь от яда, а если не сдохнет, то к полуночи Аруин утянет под холмы и будет мучить до скончания времён. Знатно Палач, однако, пособил двуликому владыке ши. Аруин точно будет приплясывать от счастья.
Уж лучше бы Николас сразился с Палачом на кладбище, воспользовался звёздным клинком... Хотя бы попытался! Ан нет, предпочёл бегство, которое его не спасло.
Аллен поник, из положения сидя сполз на землю, подтянул колени к груди и засопел.
Темнота сгустилась, стала почти осязаемой, поволок туман. Воздух отяжелел, будто напитался раскалённым свинцом. По спине крались мурашки, волосы на голове шевелились. Вдалеке громыхало, завывал ветер. За лесом полыхали зарницы, протяжно ухали совы, вторя сотрясающей землю копытной дроби. Лаяли собаки, свистел вспарываемый стрелами воздух, звенела сталь. Доносились шальные крики, свист, гам.
Стеная тоскливо, баньши оплакивали судьбу древнего рода, последнего представителя которого вот-вот утянут под землю. Никто за него не заступится, ведь близких у него не осталось. Таков ли был твой гнусный план, а, Белый Палач? Не просто убить, а растоптать, показать, насколько Николас слаб и жалок.
Ладонь до боли вцепилась в эфес меча.
"Простишь ли ты, великий дед, своего никчёмного внука? Смогу ли я взглянуть тебе в глаза без стыда, когда мы встретимся на Тихом берегу мёртвых?"
Тьфу, трижды тьфу на все эти мысли. Нужно бороться, пускай даже трясина затягивает всё глубже. Эглаборг и Харысай ждут в Урсалии. Николас обещал выжить отцу. Отцу, который пожертвовал собой и всей семьёй ради этого. Учителя с Авалора, настоятель Кадзума — они вложили столько усилий, чтобы Николас не погиб бесславно. Он не может их подвести!
Грохот приближался. Скрипели сухие сосны, раскачиваясь из стороны в сторону. Мары, цепляясь крючковатыми руками, лезли со всех оврагов и тёмных дупел. Листва путалась в их сбившихся в колтуны волосах. Горели колдовской зеленью глаза.
Двигаться нельзя, иначе точно заметят, и тогда — конец.
Николас представлял себя в кругу камней Госкенхенджа. Он прижимается спиной к колонне с изображением ворона, губы шепчут беззвучные молитвы:
"Брат мой, Ветер, тот, что дует с севера и летает на вороновых крыльях, молю, защити. Пускай даже на дворе ночь и до рассвета далеко, но больше мне просить не у кого. Я слаб и проклят, но узы крови сильнее всех условностей мира. Приди, я верю, ты услышишь мой зов и не убоишься Мрака. А до тех пор я не загляну в его глаза и буду ждать..."
Ворон на воображаемой колонне вдруг ожил и глянул красными глазами:
"Лечу, лечу, братишка! Ты только дождись!"
Мара склонилась над Жаном, искривила толстогубый рот и со свистом втянула воздух. Громыхнуло совсем рядом — дуллахан швырнул в костёр своей головой, чтобы затушить пламя.
Раздался крик, болезненно набухла аура огнежара.
"Нет, нельзя бросать их на произвол судьбы. Прости, братец-ворон, я не дождался..."
— Вставайте! — закричал Николас.
Жан в ужасе смотрел на тянувшуюся к нему мару. Губы дрожали, глаза вылезали из орбит. Руки его были разведены, трясущиеся пальцы искрили и вспыхивали. Если Жан сведёт ладони, то взрыв погубит всех, кто рядом.
Николас метнулся к нему и отогнал тварь. Она заверещала, призывая сородичей. Признала печать, чтоб её!
Охотник обхватил Жана со спины, не позволяя сомкнуть руки. Ногой подцепил Аллена, вырывая его из колдовского дурмана.
— Вставай! Вставай! — кричал Николас, пока тот хлопал глазами и бестолково вертел головой.
Из-за деревьев уже скалились демоны, зеленью горели их следы.
Жан орал оглушительно. Аллен толкнул в плечо Патрика. Тот ошалело затрясся.
Николас завёл руки огнежара за голову и дотянулся пальцами до двух точек на ключице. Жан затих и обвис у Охотника на руках.
На небе полыхало багровое зарево. В нём прорисовывался силуэт бледно-зелёного кельпи с плавниками на ногах и боках, грива и хвост — из водорослей. Управляли им сам Аруин. На чёрных волосах золотой венец с огромными изумрудами, со лба свисала седая прядь, ровно по линии шрама, что делил его лицо надвое. За спиной владыки виднелась огромная свита: конных, пеших, собак и прочих причудливых созданий.
— Бегите! — крикнул Николас, подталкивая обессилившего Жана к Аллену.
Все трое завороженно уставились на расчерченную всполохами линию горизонта. В приближающемся шуме всё отчетливей различался топот сотен копыт. На полуразложившихся, поточенных червями тушах лошадей неслись закутанные в ветхие плащи мертвецы. Кости громыхали, раскачиваясь в лохмотьях некогда пышных седел. Вслед за ними бежала свора пышущих огнём белых гончих с красными ушами. Пустые глазницы горели трухлявой зеленью. Отовсюду доносилось гулкое эхо, казалось, демоны заполонили весь мир.
Патрик прижал к себе Жана, тот смотрел вокруг ошалелыми глазами, но уже не палил. Аллен выхватил меч, не зная, от кого обороняться. Глаза владыки ши, золотой на прекрасной светлой половине лица, чёрный на обожжённой багровой, смотрели только на Охотника, видели только его. Затягивали в себя.
