Ему и в голову не придет, на что пойдет та жизнь, за которую он готов провести вечность под куполом. Но даже если и придет... он, разумеется, не пожалеет своей жизни ради триумфа отца. Мир должен принадлежать Великим.
Правители переглядываются: что-то решают. Буквально минута, и один из них встает — гордая осанка, смелый и решительный взгляд... недолго вам править! — и тихо говорит:
— Осудить.
Сожаление, немного горечи и последующее равнодушие. Что ж. Это все мелочи.
...Через неделю.
Снова суд, их уже не девять, а восемь — один в Агатовой провинции, разбирается в смерти последней жертвы отца. Им все равно не докопаться.
— Что ты знаешь о своем отце?
Встаю и улыбаюсь. Ничего. Конечно, ничего, он умер.
Ложь. Но я их обманул — это неплохой результат. Правитель садится на трон, расправляет мантию и медленно поднимает руку.
— Введите.
Брат бледен, измучен. Короткий, но острый укол совести. Это все во благо. Отец бы не одобрил обман, он всегда выделял Линда, но теперь вся надежда на меня, И я не подведу.
— В свете последних событий и обстоятельств, а также по ходатайству госпожи Алигары, — доверенный разворачивает свиток. — Совет выполнил просьбу о пересмотре дела. Вследствие детального рассмотрения и анализа, Совет пришел к выводу, что данное преступление было совершено под влиянием близкого лица и под нажимом ныне Отреченного Аглоса. Совет постановил, что наказание может быть снято частично или полностью при отказе от родства и клятве не искать более контактов с данным лицом.
— Готов ли ты отречься от имени отца? — Великий спокоен и хладнокровен. Дело щекотливое, но Правители готовы пожертвовать принципами ради Алигары. Ее угроза разнести Академию на щепки действует пока отрезвляюще.
Линд хмур и непривычно холоден. Неделя под куполом пошла ему на пользу — от прежнего неуверенного мальчишки не осталось следа. Сила и уверенность слегка удивляют и настораживают. Чуть завидую. Но теперь он гораздо лучше подходит для нашего дела.
Брат, конечно, не отречется от отца.
— Да.
Недоумение. Горечь. Боль. Ярость!
— Хватит! — я стянула с головы обруч и схватилась за голову. Нерос, что же ты наделал?! Как ты мог подставить своего брата?! Как мог?! Да будь ты проклят, Нерос, где бы ты ни находился!
Голова раскалывалась на части, но я узнала все, что хотела. И все равно — меня не оставляло чувство неправильности. Как мог маленький мальчик вырасти в такого безумца, в отравленного ложью убийцу?! Ранние воспоминания будто принадлежали другому Неросу — Неросу, которого я знала и любила, как друга. Такой контраст...
Я потерла виски и вздохнула. Наверняка что-то пропустила, но сейчас я не могу — просто не могу! — снова залезть в чужие воспоминания! От одной мысли тошнит.
И радость, и боль. Радость за Линда, боль за Нероса. Я свернулась в кресле калачиком и вытерла мокрые от скупых слез щеки. Надоело — все-все надоело! Думать не хотелось ни о чем, но думалось обо всем сразу. О Неросе, об Аглосе, о Линде... о себе.
Способность думать — великий дар человеку, но иногда — особенно в бессонные ночи — очень хочется вернуть этот дар обратно Создателю.
* * *
— Выглядишь неважно, — Линд свернул газету и нахмурился. Голос у него, конечно, заботливый, но я едва удержалась, чтобы не послать беднягу в пропасть. С самого утра настроение было такое... ну такое!!! Весь мир бы в щепки разнесла, если б смогла!
Я хмуро шлепнулась на стул и яростно покромсала яичницу на мелкие кусочки.
— Опять яичница!!! — фейка со злостью бросила в меня кусок хлеба и затопала ногами. Судя по всему, мое настроение заразно — вот и Дзинь с ума сошла.
Линд усмехнулся и вернулся к газете. Серые сумерки проникали сквозь окно на кухню, каким-то образом минуя Линда, отчего казалось, будто он тут единственное яркое пятно — островок света в мире серости. И как он только читает в такой темноте? Хотя да, он же не Одаренный, а Великий, а мы порой лучше в темноте видим, чем при ярком солнце.
Вяло поковырявшись в тарелке, я не выдержала.
— Хочу спать, — я отставила яичницу и придвинула к себе чай. Великие удивительно предсказуемы в выборе завтрака — всегда одно и то же: яичница и чай с булкой. Нет, вру, иногда бывает овсянка и сенерингольский штрудень, кислятина та еще. — Нам обязательно сейчас ехать?
— Думаю, чем скорее, тем лучше.
— А я думала, тебе захочется получше познакомиться с хозяйкой, — я закашлялась, коря себя за длинный язык и постаралась сменить тон с ехидного на дружелюбный. — Ну, мне кажется, она довольно милая женщина и вообще...
Я закашлялась — на этот раз еще менее натурально — и порадовалась, что в сумраке меня не так хорошо видно.
В конце концов, какое мое дело?! Линд, кстати, ни капли симпатии не проявил, наоборот — держал себя так, будто только что вернулся из Диких земель, где промерз до состояния сосульки. Тем более странно, что меня так раздражает эта хозяйка!
— Весс, — Линд улыбнулся и опустил газету. Столько тепла в его глазах, пожалуй, редко можно заметить. — Не бери в голову. Мне нравятся... другие женщины.
Трудно сказать, чего больше было в его голосе — тепла, заботы или грусти и сожаления. Но мне стало как-то неудобно и не по себе: я опустила голову и неохотно занялась уничтожением яичницы. Фейка, понуро хлопнув крыльями, последовала моему примеру.
— Линд... — я отложила вилку и покачала головой. — У меня кое-что есть для тебя... Это касается Нероса. Думаю, эта вещь больше принадлежит тебе, чем мне, я и так залезла не в свое дело... — я помедлила и достала из кармана хранмиг. Линд насторожился и отложил газету, чтобы не мешалась.
— Что это?
— Совсем глупый, а? — фейка гневно фыркнула и отвернулась к тарелке. — Почему большие заставляют маленьких постоянно питаться одним и тем же? Я хочу... пирожного!!! Шоколадки! Нектара! Аааа!!!
— Хранмиг, — я вытащила упавшую в тарелку фейку за крыло и, подумав, придвинула кристалл к Линду. — Возьми, пожалуйста, ты должен это знать. Только... не сейчас. Не в спешке.
По его лицу скользнула тень боли, но он, как обычно, подавил в себе все эмоции: Сухо кивнув, он переложил кристалл к себе поближе и сделал вид, что про него забыл.
Остаток завтрака прошел в напряженном молчании, где каждый был занят своими тяжкими думами. Линд изредка кидал на хранмиг подозрительные взгляды, будто подозревал, что оттуда сейчас вылезет детеныш Драука и сожрет яичницу вместо солнца. Фейка горько сетовала на недостаток шоколада и вообще "дрянную жизнь". Я...
Я думала обо всем сразу, будто бы через сон вспоминая последние недели. Миры словно поменялись местами... я запуталась. Иной раз сны казались мне реальнее жизни — в них все было четко и продумано. А в жизни все шло наперекосяк и порой так... невозможно. Если остановиться и задуматься, то моя реальность обернулась бы сном, а сны — реальностью. Странно. Но страннее всего, что я воспринимала это так спокойно, как должное, как то, что и должно было случиться, будто уже прожила эту жизнь. Я знала, что так надо. И, боюсь, знала, чем все должно закончиться, и это пугало меня.
Не хочу думать. Я допила чай и, с грохотом поставив кружку на тол, встала.
— Чем скорее выедем, тем лучше.
Глава 5
Покинутый город лежал в руинах, храня свои секреты и тайны, дыша ими, живя ими. Некогда красивые здания теперь следили за нами черными окнами, верхние этажи у большинства обрушились, будто снесенные какой-то неведомой силой. Растения, почувствовав свободу, разрослись так густо, что город напоминал больше лес. Деревья склонялись над дорогой зеленой аркой, в их кронах порхали птицы. Дорогу и фасады зданий покрывал пыльный мох, а на ступеньках пробивалась трава, словно бы спеша заглянуть внутрь.
Прозрачный шпиль бывшего Университета Исследований по-прежнему возносился в небо, но теперь не посреди древних памятников, а в самой гуще городского леса. Чайки, грустными криками провожая солнце, кружились над шпилем, а когда мы проезжали мимо, я заметила на одной из веток крайне задумчивую белку, явно не знающую, что делать с отвоеванным у города фонариком.
Зверье здесь чувствовало себя вполне комфортно. На рунрин они обращали примерно столько же внимания, сколько на надоедливую муху.
— Где же это? — Линд сверился с картой, но, видно, карта не спешила расставаться со своими секретами. — Да, точно. Весс, дороги там нет, так что выбери обувь попрочнее.
— Чем тебе не нравятся тапочки? — я послушно скинула тапки и влезла в ботинки. Потом не выдержала и, прищурившись, посмотрела на Линда.
— Что такое?
Людям не очень-то нравится, когда на них пристально смотрят, но Линду беспокоиться было не о чем. Черные волосы, свободно спадающие на плечи, яркие глаза, в которых так причудливо сочетались холод и тепло, чуть смуглая кожа... я и раньше замечала, что Линд необыкновенно хорош даже для Великого, но, пожалуй, только теперь посмотрела на него не просто как на друга, а как на... Вздрогнув, я отвела взгляд и передернула плечами. Глупые мысли. Нашла время.
— Все в порядке, — холодно отрезала я. Но, опомнившись — это же Линд, не кто-то там незнакомый! — улыбнулась. — Просто... ерунда.
— Весс?
— Вот-вот, — фейка потянулась, помахала крыльями, будто проверяя, на месте ли, и проворно вскарабкалась на мое плечо. — Иногда она меня тоже пугает! Подозрительная личность, да и вредная еще какая... как даст подзатыльник...
Тут, признаюсь, я не удержалась и дала мелкой подзатыльника. Ору поднялось до небес: надо же, уверяет, что "маленькая", а гонору на великана хватит!
Города раньше строили на совесть. Покинутый — ранее Анэрангол — не исключение: в прежние времена здесь находился центр Исследователей, и я, страдающая любопытством с детства, испытала на себе все изобретения нашей братии. Пока Линд сосредоточенно изучал карту, я успела покататься на аттракционах, залезть на верхушку огромной лестницы и тайком прокатиться по перилам, постоять с озадаченным видом у большого прямоугольника, рассказывающего о мифах и легендах прошлого, и даже повоевать с белкой за фонарик. Последняя задача оказалась для меня непосильной: потирая спину, я с позором покинула поле боя и присоединилась к Линду. Тьфу, белки!
— Получила? — фейка показала мне кулак и получила еще один подзатыльник. — Она меня обижает!!! Линд!!! Маленьких все обижают, она меня обидела!!!
— И что мне сделать? Наказать? — Линд равнодушно отцепил фейку от воротника и пересадил на ветку дерева.
— Точно! Женись на ней, то-то потеха будет!
— Хорошая идея, — Линд поднял голову от карты и улыбнулся. Не весело, нет, и не игриво — скорее, печально. Хотела бы я знать, какие мысли бродят в его голове. — Отсюда недалеко, на окраине, минут десять.
Он постоял, задумчиво разглядывая меня, потом опустил голову и направился к рунрину.
— Что это с ним? — Дзинь мигом забыла все обиды и перелетела на мое плечо. — Какой-то он грустный. Отравился яичницей?
— Дзинь, — я вздохнула и больше ни слова не сказала. Нечего.
* * *
Здесь пахло сыростью и чем-то древним — так пахнут подземелья или... да, или руины.
Поместье было почти разрушено; от правого крыла остались только перегородки, пол наполовину сгнил, дыры по краям поросли какой-то зеленой гадостью. Где-то внизу, под домом, плескалась вода: немного, но подвал, скорее всего, затоплен. На уровне второго этажа торчала балка, а на балке — заброшенное гнездо.
Зато левое крыло радовало больше — почти целое, крепкое на вид: можно и переночевать. Зеленая краска облупилась и теперь чередовалась с рыжим кирпичом, но все равно дом сохранил свое величие. В нем было столько... благородства. Как пожилой, но все еще сильный духом воин, по-прежнему готовый как сражаться, так и делиться мудростью.
— Я с тобой, — я приняла предложенную руку и спрыгнула с крыльца на землю. Мне было не по себе от тишины и чувства заброшенности: я не верила в то, что Нерос дожидается нас, потягивая нектар через соломинку, но все-таки надеялась, что каким-то чудесным образом все мои проблемы испарятся. Вот уже четвертый день моей целью был этот дом, но сейчас я вдруг отчетливо поняла: всё. Нет надежды. Я в ловушке.
— Останься здесь, прошу тебя. Я быстро, — Линд с беспокойством на меня посмотрел, но, видно, решил не лезть не в свое дело. И славно — мне не хотелось делиться с ним своим гадким настроением и всяким пессимизмом.
— Что ты будешь делать? — Дзинь, как и я, проводила взглядом Линда и уселась на плече. — Весс, не молчи.
Я не ответила: постояв секунду, я уселась прямо на кирпичное крыльцо и задумчиво поболтала ногами в воздухе — совсем как в детстве.
— Ты не можешь просто сдаться! Таура сказала, что есть какая-то дверь! Весея Лейти, не смей сдаваться! — фейка дернула за сережку, но мне было не до боли... вообще ни до чего.
— Он победил, Дзинь, — я пересадила фейку на крыльцо и, спрыгнув, побрела, куда глаза глядят — мне надо было побыть одной. И впервые я не хотела видеть даже фейку.
* * *
Печальный голос лесной птицы звучал одиноко и грустно... фьюти. Я наклонила голову, повторив движение птицы, и развела руками.
— Я пыталась.
"Фьють?"
Птица расправила серо-зеленые крылья и, подпрыгнув с ветки, взлетела над журчащим ручейком. Покружившись, она уселась на ветке по другую сторону ручья и уставилась на меня. Что ж, пусть смотрит. Подумав, я тоже села — на влажную траву. Мелкий дождь стучал по листьям, скатывался по щекам, как слезы.
Ну и пусть. Пусть. Скорей бы только все закончилось.
— Фьють!
Я вздрогнула: птица, расправив крылья, открыла клюв и сурово повторила: "Фьють!". Совсем как фейка — тоже никакого спасения.
Я вытерла капли дождя с лица и зачем-то полезла в сумку. Первое, что попалось под руку, оказалось фиолеотовой книгой. Может, и выход? Это странно для такого возраста, но я все еще продолжала верить в сказки — и сейчас мне хотелось, чтобы меня спасло какое-то чудо.
— Как мне выжить? — я раскрыла книгу. Например, такое чудо, как внезапный и втайне ожидаемый ответ самой необычной книги мира, вполне бы сгодилось. К сожалению, книга не собиралась работать бесплатным "чудообразователем" и по-прежнему радовала только чистыми страницами, которые постепенно превращались в мокрые и далеко не такие чистые. — Мне нужен совет, — я помедлила, уже ни на что не надеясь, но как только я собралась закрыть книгу, на страницах что-то начало появляться. Только, увы, никакие не советы и не рецепты уничтожения самозваных Надзирателей, а карта.
Я перевернула книгу и прочитала надпись к карте. Лес Немертвых. Зачем мне сейчас Лес Немертвых, а тем более, отмеченная красным Пещера Грез?! Издевательство какое-то, будто смертный приговор. Лучше бы обнадежила — или промолчала. Захлопнув предательницу, я прижала ее к груди и уставилась на сине-зеленую воду, по которой расползались круги от дождя. Хоть одна радость — свежий и холодный запах дождя, северный ветер и разноцветные листья, завалившие берег ручья. Даже если в будущем царит мрак, есть еще и сейчас — и оно полно спокойных цветов осени.
