Штефан садится в кресло резко и демонстративно. Молчит. А Димитрий медленно откладывает газету в сторону и смотрит на него скользящим взглядом. Бьющее по нервам молчание, нарушаемое лишь биением настенных часов, вскоре начинает сводить с ума.
Князь не выдерживает первым.
— Почему ты не сообщил мне, что купил ее? — прорычал Штефан, гневно сверкая глазами.
— Я звонил, — спокойно отозвался тот, — но ты не отвечал на звонки. А твой мобильный был отключен. Как ты мне прикажешь до тебя достучаться? Прилететь за тобой в Дублин, или где ты там был?
— Ты мог бы найти способ, чтобы сказать...
— А зачем? — перебил его Димитрий, нахмурившись. — Ты велел своим людям продать девочку, Штефан. Это было твое решение, никто тебя не заставлял. Ты сказал, они — исполнили. Я оказался ее покупателем.
Штефан стиснул зубы и сжал кулаки. Ноздри затрепетали от его тяжелого дыхания, а сузившиеся глаза смотрели твердо и с легкой угрозой.
— Отдай ее мне назад, Димитрий, — с расстановкой проговорил мужчина.
— Ты продал ее, Штефан, — непоколебимо заявил Мартэ, сведя брови. — Обычный договор.
— Я действовал, не подумав!..
— Мне жаль. Но я думал, когда покупал ее. И отдавать ее тебе не намерен.
— Она моя! — вскочил Кэйвано. — Она мне принадлежит!
— Больше не твоя, и принадлежит не тебе, — спокойно отозвался Димитрий, не шелохнувшись.
— Зачем она тебе? — воскликнул Штефан, чувствуя, что вот-вот перейдет грань. — В качестве любовницы?
— Я ценю твой юмор, Штефан, — отозвался тот с грустной улыбкой, — но ведь ты знаешь, что со дня смерти Милены в моей постели побывало не больше двух женщин. Постоянных. И разнообразия я не ищу.
— Тогда зачем тебе моя Кара?! — вскричал он, метнувшись в сторону и не отводя взгляда от друга.
— Она будет служить мне, она уже дала согласие, — сказал мужчина. — Ей не нравилось у тебя.
Штефан грязно выругался себе под нос. Отвернувшись от дворянина на мгновение, он стиснул зубы.
— Это она сказала? — выдавил он из себя, вновь взглянув на Мартэ.
— Она не проронила ни слова. Но когда ее тело выглядит так, как... выглядит, — он поморщился, — нетрудно догадаться, что ей не нравилось, — взгляд друга стал твердым и решительным, и Штефан понял, что ничего не сможет вынудить его передумать. — Ты избил эту девочку, Штефан. За что? — спросил Мартэ. — Что она сделала не так? Изменила тебе? — Штефан вздрогнул, тень исказила его лицо. — Я не верю этому.
— Ты знаешь ее всего три дня, — сквозь зубы прошипел Кэйвано. — И уже делаешь подобные выводы?
— Мне, в отличие от тебя, ярость не застилает глаза, — отозвался Димитрий. — Если бы ты смог взглянуть ей в глаза... если бы она позволила тебе сделать это сейчас, после того, что перенесла по твоей вине, ты бы увидел то же, что вижу в них я, — каждое слово — еще один рубец на его обожженной коже. Еще один — и он не выдержит. — Она не виновна, Штефан.
Эти слова, разверзая пропасть, падают между ними, как свинцовые капли.
— Я ошибся. Я жестоко ошибся, Димитрий, — признался Штефан глухим шепотом и, повернувшись к другу, попросил: — Отдай ее мне назад. Я не могу...
— Нет, Штефан, — мягко, но решительно перебил его Мартэ?. — И это мое последнее слово.
Тревога нарастала, а в груди больно щиплет, колет, рвет и выворачивает наизнанку.
Он ее даже не увидит?..
— Если наша дружба что-то значит для тебя...
— Наша дружба самое ценное, что у меня осталось, Штефан, — перебил его Мартэ совершенно спокойно, но отстраненно холодно, — не играй на моих чувствах, это нечестно.
— И ты не играй на моих, Димитрий, — глухо отозвался Кэйвано, стиснув зубы и понимая, что призрачная надежда на возвращение Кары превращается в маленькую угасающую точку из невозможности.
— Что для тебя значит эта девушка, Штефан? — вдруг спросил Димитрий, сощурившись.
— Что ты имеешь в виду? — удивился и одновременно разозлился Штефан.
— Что она для тебя значит? — повторил друг. — Почему ты хочешь вернуть ее себе? Должна быть причина.
Штефан с силой втянул в себя воздух, его катастрофически стало не хватать. Разве нужны объяснения? Черт побери, зачем? Она принадлежит ему... Она должна принадлежать ему, и точка. Разве мало того, что она... нужна ему? Он хочет ее. Он хочет, чтобы она была рядом с ним. Почему — какая разница?!
Но сквозь плотно сжатые губы вырывается лишь короткое и рваное:
— Я не знаю...
Димитрий поднялся с непроницаемым выражением на лице.
— Когда узнаешь, дай мне знать, — сказал он, направляясь к двери. — До тех пор Кара останется у меня.
И уже не видел, как Князь, метнувшись к столу, смел всё на пол, громко и отчаянно ругаясь.
Я видела, как он уезжал, садясь в свой автомобиль. Я наблюдала за ним из окон своей комнаты, поджав губы. Рослин сразу сообщила мне, что приехал Штефан Кэйвано и просил встречи с хозяином. Я дрожала, боясь, что Димитрий продаст меня назад. Я содрогалась от мысли, что вновь буду зависима от зверя. Но Рослин успокоила меня, заявив, что Димитрий никогда не сделает этого. И я успокоилась. Если Мартэ дал слово, он его держал.
Они долго разговаривали о чем-то в гостиной, в то время как я тихо сходила с ума от неизвестности. Я почти приковала взгляд к окну, силясь разглядеть силуэт, который был мне когда-то так дорог... А потом я увидела, как Кэйвано вышел из дома, и задрожала. Сердце понеслось вскачь, в виски ударила кровь, перед глазами потемнело, и я схватилась за стену, чтобы не упасть.
Штефан резко выскочил из особняка, решительно двинулся к машине. Вдруг неожиданно застыл, спина его напряженно выпрямилась, голова дернулась. Он резко повернулся ко мне лицом. Глаза его сощурились, а губы дернулись, будто он хотел что-то сказать.
Он увидел меня.
Я это знала, я это чувствовала. И что это в его глазах? Решимость, уверенность, воля? А еще... странное выражение... будто сожаление, смешанное с неудовольствием? Он смотрит на меня уже не как хищник... И я не чувствую себя жертвой. Хуже, много хуже... Я ощущала в его горящих глазах силу и желание получить меня вновь. Не смотрит, а прожигает взглядом. В серо-голубых глазах зверя в тот миг, в бесчувственных глазах человека, убившего во мне веру, горели все чувства мира, которые только мог испытывать человек!
В груди что-то сжалось, превратив сердце в крошечное пристанище для молниеносных атак. Только его глаза на всем свете, глядящие в мои. Только его лицо, мрачное, перекошенное от эмоций, лицо палача. И я видела только его. Глаза в глаза, одна десятая доля секунды, секунда, минута, вечность... Навсегда. С ним. Как единое целое, когда-то расколовшееся на две половинки.
Я вздрогнула, осознав, что попала в плен его хищнической натуры, призванной губить всё, чего он касается, и решительно отошла от окна, прячась за шторами, дав понять, что не желаю его видеть. И знать не желаю. Я теперь ему не принадлежу, я не его собственность. Ему не получить меня вновь. Не получить!
Когда, через несколько томительно долгих минут, я посмотрела вниз, автомобиль Штефана, рассекая дорогу, уже мчался прочь от особняка Димитрия Мартэ. Оставляя меня одну.
В сердце закралась пустота и боль. Стараясь сдержать слезы, я закусила губу, а затем зажала рот рукой.
Что же ты наделал, Штефан? Что же ты наделал!..
30 глава
Каролла
При рождении ей дали имя Каролина. Дочь Королевы и дитя Короля. Ее родители не были причислены к рангу почтенных королей, но имели достаточное положение в обществе, чтобы их ребенок таковым стал. Маленькая принцесса. Девочка с глазами цвета зелени, такими же зелеными, как у матери, и черными волосами, отливавшими на солнце смолой, как и у отца. Они мечтали о сыне-наследнике, но некто свыше подарил им дочь. Чудесную малышку с красивой улыбкой и лукавым взглядом, способным растопить даже самое ледяное сердце.
— Она так улыбается тебе, — благоговейно касаясь щечки дочери тонкими пальцами, говорила ее мать, обращаясь к мужу, — что, кажется, всё понимает. И даже ответить готова, — рассмеялась, — вот только сказать ничего не может.
— Я и так понимаю ее, — коснувшись черных шелковистых кудряшек, проговорил мужчина, — без слов.
— Она похожа на тебя, — шептала жена, прижимаясь к супругу и закрывая глаза, наслаждаясь его теплом и силой.
— Нет, на тебя, — рассмеялся тот в ответ. — И слава Богу!
— Такой же бесенок, как и ты, — усмехалась молодая женщина, не сдаваясь. — Вся в тебя.
А мужчина молчал. В такие минуты он мог лишь прижимать к себе любимую женщину, касаться губами ее волос, вдыхая сладкий аромат, восторженно следить за тем, как дочка толкается ножками в ладони жены, и благодарить Господа за то чудо, что Он преподнес ему.
— Мне кажется, я смогу узнать ее среди тысяч других детей даже с закрытыми глазами, — прошептал он, когда дочь прикрыла глазки и, слегка посапывая, погрузилась в сон. — Нас будто что-то связывает. Ты тоже это чувствуешь?
— Она часть тебя, — улыбнулась жена. — Что бы ни случилось, она всегда вернется домой. К тебе. Всегда...
И в те счастливые блаженные минуты, когда хочется наслаждаться присутствием друг друга, теплом и нежностью, никто из них не думал о том, что слова молодой мамы могут оказаться пророческими.
Они обожали дочь, не было дня, чтобы они не баловали ее, не покупали подарков или не исполняли любой каприз. У нее было всё, о чем только могла мечтать принцесса. Но капризной она не была. Уже с детства в ней проявился аристократический характер — холодная рассудительность, не свойственная детям ее возраста, и огненная горячность, выдававшая силу характера и чуткое сердце. Такая... особенная, другая, не такая, как все. Одна на всем белом свете такая. Как за гранью, так и за ее пределами.
— Смотри, она куклу отдала, — улыбнулась ее мама. — Едва на ногах стоит, а уже рвется кому-то помочь.
— Вся в тебя, — улыбнулся муж, глядя на дочь и переводя взгляд на любимую женщину.
— Конечно, не в тебя же, — смеялась жена в ответ.
Это были счастливые два года... почти два года жизни. Ей так и не исполнилось двух, когда случилось несчастье. Людская зависть и коварство может найти лазейку, чтобы низвергнуть счастье с пьедестала, превратив его в кровавые осколки обыденных воспоминаний. О том, что уже никогда не повторится.
Каролина была дочерью людей, союз которых был невозможен по множеству причин. И, несмотря на то счастье, что ее окружало, она была рождена вне законов и правил, вне условностей и под запретом. Ее мать была рабыней. Вольной рабыней, получившей свободу еще в детстве, но клеймо невольницы пало на нее до конца жизни. Такой недолгой жизни рядом с любимым мужчиной. Мужчиной, который никогда не был для нее парой. Не для нее. Он был истинным дворянином по происхождению, властителем чужой судьбы, а она... Что такое она? Бывшая рабыня, получившая вольную? Служанка, вставшая на ноги? Еще одна среди многих? Никто — для таких, как он. До момента, пока они не встретились.
Это была любовь с первого взгляда. И на всю жизнь. Такую недолгую жизнь рядом друг с другом.
Поговаривали, что ее мать была представительницей рода Первой Королевы, незаконнорожденных ее потомков, но эта теория никак не подтверждалась, хотя местные сплетники и судачили по всем уголкам Второй параллели, что бывшая рабыня, а ныне всесильная дворянка — представительница княжеского рода. Но сама молодая женщина никогда подобных слухов не одобряла, она не верила в свое столь знатное происхождение. Ей хватало и того, что она была счастливой женой и матерью.
А вот отец малышки... Отец имел полное право претендовать на титул Князя. Он был единственным сыном старшей дочери Правителя, но волею судеб трон достался его двоюродному дядьке. Путем отказа притязаний на княжеский трон со стороны истинного наследника. Он уже был дворянином, титул же Князя накладывал определенные обязательства на него и те действия, что он совершал. Титул Князя не позволил бы ему сочетаться браком с бывшей рабыней, которой дали вольную, и которая впоследствии родила ему наследницу. Наследницу княжеского рода! Аристократку, каким был и отец малышки.
Неравные браки никто не забывает. На них просто закрывают глаза, до поры пока не удастся лишний раз напомнить о том, что это неправильно, ткнув в лицо этим фактом. О браке дворянина и бывшей рабыни не забыли и, радуясь появлению на свет маленькой наследницы аристократического дома, пристально следили за тем, чтобы непредвиденностей больше не произошло.
Может быть, дело было именно в том, что они не были парой? Наверное, это было основной версией из тех, которые потом были исследованы. Столь неравный брак, выходящий за рамки правил и старинных устоев, не может быть принят окончательно. Или причина была в том, чтобы устранить от трона истинных наследников? Об этом мало кто задумывался, хотя, наверное, стоило бы. Или причина была в другом?
Никто так и не узнал всей правды. Еще одна тайна Второй параллели, погребенная под сенью минувших лет, потерявшая всех свидетелей. Ведь, когда Каролине не было и двух, ее похитили из родного дома. Предварительно убив мать, защищавшую ее, будто тигрица, истерзали на глазах дочери и убили.
Слишком жестокая смерть. Слишком дерзкое похищение, завуалированное под убийство.
— Рабыне не место на троне! — говорил ее мучитель, глядя сквозь щелочки черной маски, скрывавшей его лицо, на истерзанное тело молодой женщины. — И твоей плебейке не получить престол, как и тебе!
— Пожалуйста... — могла лишь шептать она, пытаясь дрожащими руками, омытыми собственной кровью, защитить дочку, плачущую рядом с матерью в голос. — Пожалуйста, нет... Не трогайте...
— Рабыней родилась, рабыней и умрешь! — рыкнул убийца, замахнувшись на нее тонким лезвием ножа. И за мгновение до смерти она слышит его слова: — Не беспокойся, твоя девка будет в безопасности, — грубый гортанный хохот вырывается из его перекосившегося от оскала рта. — Рабыней, как и ее мамаша!
— Нет... — и не вырванный из глубины сердца крик замирает на ее губах.
А убийца, облаченный в черный плащ, накинув капюшон на голову, подхватывает на руки плачущую в голос малышку и скрывается во тьме наступившей ночи, освещенный лишь кровавым сиянием скрывшейся за тучами луны, — единственной свидетельницы двойного преступления.
Она была рождена за гранью, но за грань была переправлена. В мир чужой и несвободный, мир рабов, а не господ. И в этом мире жила, пока ей не исполнилось двадцать четыре, и ее вновь, помимо воли, вернули домой. Туда, откуда она была родом, не подозревая о своем происхождении. Туда, куда рвалась ее душа. Туда, где она уже не была не своей, не такой, как все. И пусть она была рабыней, всё в ней выдавало ее истинное происхождение. Род дворянский и аристократический. Древний род, который на ней мог и прерваться. Единственная дочь дворянина, единственная выжившая свидетельница заговора, единственная полноправная наследница княжеского дома. Не угодная никому наследница. Потерянная и не найденная.
