* * *
Каору на моих глазах свернул ATF посреди кипящей туманности из обрывков. Что он там убил — было не понять, но и Синдзи, и он сильно замедлились. Дальние радары сходили с ума: со всех сторон к нам приближались новые Предвестия, и их было очень много.
— Если прижмут сверху — нас похоронят, — мрачно сказал Синдзи.
Снизу у нас в оптическом диапазоне ничего не было, кроме горящего от чудовищных скоростей газа, кроме светящихся вихрей, но вот в гравитационном диапазоне там было действительно ослепительно. Каскады разгоняющейся материи падали туда, подсвечивая целое море кошмара под названием "тяготение".
Услужливый ВИ подсказал, что при спуске еще на три целых и что-то там тысячных мегаметра нас раздавит за две секунды.
— От атак в плоскости — уклоняйтесь. При нападениях сверху стреляйте всем, чем хотите, — сказала я. Призрачный голос одобрительно промолчал.
Было бы неплохо связать маневры атакующих, промчавшись над самым краем гравитационной бездны, но этот трюк был даже для меня чересчур: ни о какой точности при расчетах нагрузок там речи не шло, я пожгу аналитические модули ВИ за первые несколько мгновений полета там.
Опять же, сшибет с курса потоком материи — я даже "Mein Gott" пискнуть не успею.
До цели оставалось ужас как мало, но на наш след слетались и слетались новые аборигены.
— Группа Предвестий. Левый борт, угол семьдесят.
Синдзи выпустил навстречу новоприбывшим что-то быстрое и яркое, но твари уже расходились, и, что бы сейчас не взорвалось, оно посечет одного-двоих, а остальные... Остальные были неприятно быстры.
"Продолжай навязывать им скорость".
Продолжаю, Мисато-сан. У нас троих даже с одновременно развернутым ATF маловато шансов в таком бою, да еще и при ограничении маневра чертовой бездной. Я кусала губу и просчитывала маневры.
Не пойдет, не пойдет, не пойдет... И это — тоже не пойдет.
Поле продвинутой тактики — это искусство невозможного, а как насчет совсем-совсем невозможного? Как насчет такого варианта, господин Аустерман?
— Еще одна группа. Встречный курс, угол семьдесят три.
Можно увернуться и подставить их гравитационной аномалии.
"Можно, Аска. Но если они успеют откорректировать курс? Ты получишь энергетические заряды под двигательные пилоны".
А они ведь успеют, согласилась я, вспомнив их плавность при обходе кварковой звезды. Они ведь, черт побери, успеют. А значит, нас прижимают, и мы не можем обеспечить себе "зонтик", дай бог от фланговых атак хотя бы отбиться.
Эх, Мана-Мана. Нам тебя очень-очень не хватает.
— Есть мысль. Опускайтесь ниже.
Что за... Каору?! Штурман-зазеркалец тяжело дышал, а его "Рокугоки" поднимался над курсом, забирая все круче вверх, ускоряясь за счет горящих щитов. "Восемь тысяч g", — подсказала заботливо подсвеченная надпись в поле моего зрения. "Хана его десантникам", — поняла я.
— Нагиса, ушлепок, держи строй!
— Не кипятись, Аска, у нас с тобой все равно бы ничего не получилось.
Я онемела. Взбунтовавшаяся машина вышла из поля зрения видеолокаторов, и я давила в груди жуткую мысль: предал, сука, все, вот она, кровь взыграла. Или что там у этих тварей закатных.
— Аска, как ты любишь прощаться? — спросил Каору. — Можно пару красивых слов?
— Иди в жопу, говнюк! Вернись сейчас же!
Черт, я ору. А еще — я знаю, на что он рассчитывает, потому что когда нужно сделать самое-самое невозможное, у людей всегда есть последнее ублюдочное прибежище.
— Давай, Аска.
Голос рокотал прямо у меня в голове, прямиком под черепом. Где-то в ушах звенел крик Синдзи, который орал что-то про "какого дьявола", про "Каору, вернись". Обормот уже тоже все понял, но он не знал о главном.
А Нагиса, порывшийся у меня в голове, — знал.
На месте "Рокугоки" начал распускаться убийственный цветок поля продвинутой тактики, и связь оборвалась. Там, высоко над нашим курсом раскрылся тот самый зонтик из двух десятков разбегающихся машин, в каждой из которых был маленький конструкционный дефект.
И, если что, это я не о Нагисе Каору, красноглазом штурмане из зазеркалья.
""Рокугоки", — попросила я, тянясь через пространство к чужому ВИ. — "Рокугоки", пожалуйста... Умри со смыслом".
В машинном выражении это наверняка звучало намного проще и суше.
Космос над нами полыхнул взрывами, которые мгновенно слились в одно сплошное сияние. Взрывы трансаверсальных двигателей были серыми, как сама изнанка. Серыми — и оглушительно-слепящими. Я швырнула "Сангоки" вниз, на опасный край гравитационной ямы, а серое покрывало все спускалось и спускалось, и просвет между серостью и черной гибелью становился все неразличимее. Впереди рассекала мир тоненькая желтая линия, к которой надо прорваться на оглушенных приборах, на воющих локаторах, на отшибленных щитах.
Прости, Аска, но выбора у тебя уже не осталось. Тебе только и осталось — дойти, а остальное за тебя уже сделали.
Меня тряхнуло, повело вниз, и носовые двигатели захлебнулись нагрузкой, удерживая "Сангоки" от пикирования в яму без возврата. Серая пелена все кипела, обжигая мне спину, совсем недалеко мелькнуло что-то огромное, увлекаемое вниз потоками тяготения, и я даже забыла загадать — "Mein Gott, только бы не Синдзи".
Все закончилось в одно мгновение: подожженная туманность осталась позади, бездна — тоже, а перед глазами оживала полупрозрачная вязь приборных показаний. Возвращалось все, кроме фрегата "Рокугоки".
Мне не было жаль Нагису ни на грамм. Я ему даже завидовала: он узнал о себе правду, увидел звезды другого мира и погиб, забрав с собой тех, кто исковеркал ему жизнь.
Наверное, я чертовски романтичная сука, ведь вместо того, чтобы оценивать новую диспозицию, я думала о том, как круто умирать, достигнув цели, как ослепительно выглядела эта смерть, и о том, что я тоже хочу так умереть.
Лет эдак в четыреста.
* * *
Песочная планета горела в перекрестиях моего бортового оружия, и у меня осталось достаточно реактивных апокалипсисов, чтобы смять этот кусок камня в пыль.
— И что т-теперь? — спросил усталый голос.
"Теперь довольно неприятный момент".
— Отстреливаем по одному "дыроколу".
— Что?
"Он сейчас так похож на меня, а я так похожа на Кацураги".
Увы, Синдзи. Точка тождества находится неглубоко под поверхностью планеты, и если мы хотим открыть не щелочку, а ворота, "дыроколы" должны попасть точно в цель и иметь немалые запасы топлива.
— Как ты понимаешь...
— Я все п-понимаю.
Ну и молодец, хоть ты, сволочь, и перебил меня. Отстрелить "дырокол" здесь и сейчас — это как отрезать себе ногу. Да, мы не сможем сами вернуться в наш мир, и шанс для двух фрегатов — это проскочить встречным курсом с идущей сюда "Тенью". Да, мы не сможем разворачивать продвинутую тактику: одного "дырокола" хватит только на гомеостазис.
Да, да и да.
— Вводи код высшего доступа и получай аварийное меню.
Я слушала свой голос, в котором было много холода, я висела в космосе над поверхностью песочной планеты, и самое главное, что мы в любом случае успеваем выполнить работу.
— Готово, — сказал обормот.
— Координаты уже вшиты, так что просто пусть ВИ проверит — и действуй.
Синдзи не ответил. На пределе действия сканирующих сфер мерцали метки врагов, у нас неспешно шла перепроверка самых важных во вселенной данных. Ей-богу, осталось только закурить и смотреть в желтую больную глубину.
— Г-готово, — доложил Синдзи.
— Пли, что ли.
Наверное, стоило бы разорвать синхронизацию, подумала я, когда острые когти вырвали из меня здоровенный кусок живота. Огненный росчерк уплыл к цели, я смаргивала слезы, пытаясь удержать его в поле зрения. Это было прекрасное зрелище: марево боли в глазах, которых на самом деле нет, песочная планета — ключ к финалу нашей миссии — и маленький болид выбора, который я только что швырнула вниз.
Черт, столько красивых и трогательных моментов меньше чем за сутки.
— Контакт, — сообщил ВИ.
Поверхность планеты не изменилась. Мы висели в поле ее тяготения, мы касались ее тропосферы, но падение наших двигателей даже на мгновение не изменило песчаное спокойствие. Датчики показывали скорость ветра над поверхностью планеты, показывали, что там идет сероводородная буря, что там нет никакого песка на самом деле, а есть тончайшая взвесь почти чистого ванадия.
А потом оттуда начали подниматься Предвестия — одно за другим. Крылатые, похожие на кресты, непохожие ни на что живое твари. Твари, против которых я не могу применить последнюю солярную боеголовку.
— Синдзи, — сказала я в ответ на участившееся дыхание, — просто веди непрерывный огонь.
— Планете вредить нельзя?
— Пока нельзя.
И маневрировать нельзя: не успеешь уйти в открывшуюся червоточину. И бояться нельзя. А можно только считать секунды, и самое обидное, что дыра в наш мир может раскрыться когда угодно, так что нет даже красивого и трагичного таймера, нет шанса на "держись! Еще три секунды... две... Одна!"
Я выстрелила кластерными торпедами. Три группы по две, "веер" — убийственный кулак перехвата с отличным ускорением. Предвестий смяло и опрокинуло снова в кипение атмосферы.
— Две метки справа по курсу.
Огонь.
— Три метки справа по курсу.
И еще. И еще, и еще — пока не остались только бортовые лазерные установки и такие грозные но бесполезные идмиотизмы со сверхмассивными и солярными зарядами. А значит — осталось совсем немного, и все идет хорошо: или откроется червоточина, или нас уничтожат.
Вероятность — она всегда имеет вид "yes/no", а остальное придумала статистика.
"Я знаю много слов на "-изм"", — вспомнила я сама себя.
А потом у фрегата "Сегоки" выросли пылающие крылья. Над песочной планетой всходило ослепительное крылатое солнце, и это было мое последнее воспоминание о Закате.
* * *
— Доктор? Она в сознании.
"Она" — это, надо понимать, я, то есть, пора открывать глаза.
Надо мной мчался коридор: лампа, лампа, лампа, лампа... Коридор был длинным, как туннель в смерть, но рядом находились люди, а значит, или я участница массового побега на тот свет, или меня куда-то везут на каталке с реанимационным интерфейсом.
— Стоять, — приказал знакомый голос, и меня остановили прямо под очередной лампой. — Как тебя зовут?
— Сорью Аска Ленгли. Ин... Нет, капитан имперского флота.
Голос получился очень даже симпатично. Ничего такой голос.
— Хорошо, — сказало склонившееся надо мной лицо. — Как зовут меня?
Я прищурилась, разглядывая лицо против света. Глаза слушались меня неуверенно, а маячки во всем теле пели приятную песню о том, сколько в меня вкатали анестетиков. Где-то внутри росло раздражение: да она что, издевается, сука?
"Издевается, сука — ба, да это же ключевые слова".
— Доктор Акаги. Начальник лаборатории "Араил", — сказала я куда худшим голосом. — И не только "Араила".
— Молодец, родная моя, — произнес голос без нотки родственного тепла. — Посадите ее.
Каталка с жужжанием наподдала мне в спину, и там, в поясничном отделе, в густом тумане проснулась тупая боль.
— Что со мной?
— Последствия перегрузок. Сорок секунд тридцатисемикратной.
Сорок секунд — это в кашу, в кисель. В супчик-пюре. Глаза, небось, регенерировали спешно, чтобы я с ума не сошла.
— Пока ты не начала спрашивать, скажу кратко.
В дымке щелкнула зажигалка, и я наконец рассмотрела окрестности. Коридор на почтенном расстоянии заполняли люди, рядом стояли санитары, одетые в многолапые медицинские экзоскелеты. Поди, оперировали меня на ходу.
Доктор Акаги Рицко прикуривала, глядя в сторону.
— Кратко?
— Да. А ты дополнишь. Во-первых, "Тень" успешно достигла Заката.
Я прикрыла глаза. "Тень".
...Громада сверхдредноута валилась нам навстречу из фиолетовой бездны, корабль сходу открыл заградительный огонь, позади меня кого-то порвало в клочья, а я чувствовала только боль-боль-боль рвущего жилы корабля, с которым я наконец стала одним целым, чтобы успеть...
— Понятно, — сказала я, задирая голову. Лампа по контрасту с силуэтом СД выглядела как взрыв солярной боеголовки. — "Дыроколы" сработали через семь минут тридцать две секунды.
— Вероятно, какой-то временной сдвиг, — пожала плечами Акаги.
Ну, конечно. Почему бы и нет, подумала я, пытаясь ощутить хоть одну конечность. Судя по тому, что шея двигалась, что-то у меня осталось. Если так разобраться, то у меня при любом раскладе осталась я, остался обормот, а остальное дорастят и отрегенерируют.
"Обормот?.."
— Что с Синдзи? — спросила я.
— А это надо уточнить у тебя.
Я посмотрела в облако дыма, почти скрывающее лицо доктора Акаги.
— Объясните, — потребовала я.
"Синдзи, черт. Ты ведь должен был вернуться, идиот. У тебя же должно было хватить везения на нас на всех".
— Фрегат "Сегоки" сильно поврежден, стоит сейчас в шлюзе, но мы не смогли в него попасть.
— Что?!
Акаги пожала плечами:
— Он держит полное силовое поле, связи с ним нет. Дистанционно управлять мы почему-то не можем.
"Интересно, почему бы это", — стиснула зубы я. Корабль в ходе миссии получил высшие коды доступа, то есть, пока пилот и корабль едины, никто другой вмешаться в систему не может. Значит, он хотя бы жив. Значит, все...
Я запнулась. В моих воспоминаниях зажглась крылатая звезда.
... А потом у фрегата "Сегоки" выросли пылающие крылья.
Когда ослепшие глаза пришли в себя, я вызвала Синдзи, но на экране были только помехи. Предвестия поднимались к нам все выше, Предвестия опускались к нам все ниже, а "Сегоки" горел звездой, и наконец связь установилась.
Запуская пинками застывшее сердце, я смотрела на финал своего давнего кошмара.
Горящая белым пламенем последняя из Аянами привлекла к себе обормота и поцеловала его в губы. Я уже слышала треск рвущейся кожи, слышала фарфоровый звон ломающихся костей, и длилось это звенящую вечность, и, кажется, в меня попали, и еще раз, а потом все закончилось, и я тупо смотрела, как между губами отстранившихся Синдзи и Рей тянется тоненькая ниточка слюны.
"Прости меня".
Я вздрогнула. Голос шел отовсюду, и радары взбесились: вокруг "Сегоки" из кипящего газа появлялись нечеткие силуэты, весящие тысячи тонн. Они обретали плоть и становились кораблями.
"Я предала тебя твоему отцу. Я боялась за тебя".
Корабли рождались между крыльями, растущими из "Сегоки", и устремлялись в разные стороны. Дикой формы, древние, снятые давно с вооружения эсминцы, крейсера, тактические корветы, корабли РЭБ — я смотрела на эту рухлядь и понимала только одно: это все суда планетарной обороны.
"Я обманула тебя, чтобы быть рядом".