Над телами ее родителей стояла Орико, опустив руку что-то сделать. Ее белые перчатки были окрашены красным.
Священник рассказывал о бродящих по улицам мертвых девушках, погибших в пожарах девушках. Она увидела молча стоящую перед горящей церковью длинноволосую девушку. Она увидела ту же самую церковь, темную и мрачную, освещенную лишь гаснущим многоцветным сиянием нескольких витражей. Хотя для церкви они выглядели странно — вместо обычного набора христианского бога и его святых было множество девушек в разноцветных и необычных костюмах.
Они выглядели странно знакомо, особенно зеленая, и Юма прищурилась…
Она снова резко проснулась. Потребовалась секунда, чтобы вновь сориентироваться, в то же время собирая кусочки потерянного сна. По каким-то причинам она чувствовала, что оказалась на грани достижения чего-то, чего-то наполняющего ее предвкушением и страхом. Было неудовлетворительно.
Она вытащила руку, для проверки статуса призвав образ своего самоцвета души. Не полный, но и не пустой. Достаточно стабильный, без сочащейся тьмы, угрожающей ему ранее в этот день. Такой же, как и всегда, когда она ложилась спать.
Она посчитала, что весьма задолжала мужчине из якудза и священнику: они стабилизировали ее. Куросава указал ей, что смерть не является искуплением, а Хасимото заставил ее правильно проанализировать источник ее вины. Она пока не решила, что делать, но пришла к одному выводу: по крайней мере, она не станет умирать, пока с этим не справится.
Она вздрогнула от громкого стука в дверь.
«В такой час?» — подумала она. Она понятия не имела, который именно был час — в комнате не было часов, а предоставленный ей Орико сотовый телефон остался в особняке — но не могло быть что-то помимо середины ночи.
Она выбралась из простыней, узлом скрутившихся вокруг ее тела, вывалившись из кровати. Ее наполнило предчувствие — не требовались инстинкты волшебницы или улучшенный интеллект, чтобы знать, что стук в дверь в три часа ночи редко предвещал что-то хорошее. Она должна была быть настороже и решила не объявлять, что подходит к двери.
И все же, когда она открыла дверь, в коридоре, где ни один нормальный человек ничего не смог бы увидеть, никого не было.
Ей стоило бы испугаться, даже прийти в ужас, но нечто — возможно, то же самое нечто, предупредившее ее уклониться в особняке Орико — сообщило ей, что она не в опасности.
Затем она заметила на полу лист бумаги.
Мы знаем, что ты здесь. Мы позволим тебе остаться, из сочувствия к твоей ситуации, но не станем терпеть тебя вечно. Даем тебе двадцать четыре часа.
— Курои Кана
P. S. Никогда не задумывалась, что на самом деле произошло с твоими родителями? У меня было о них крайне интересное видение.
Юма почувствовала, как ее сердце пропустило удар.
Загадочное сообщение, хотя оно достаточно ясно донесло свой смысл. Она…
Она не могла вспомнить, что произошло с ее родителями. Весь день размылся, тем не менее, она никогда даже не начинала пытаться это изучить. Почему?
Мгновение она стояла там, мысленно собирая кусочки воедино. Теперь, когда ей в голову пришла эта мысль, она казалась абсурдно очевидной, как если бы что-то блокировало ее возможность заметить это, так что воспоминания не просто пропали, но также были игнорируемы. Иными словами, слепое место ее разума.
В ее голове появился набор образов, что до недавнего времени были вычеркнуты из ее памяти магией Орико или, возможно, Кирики. Она увидела, как Микуру убила сосулькой якудзу Танаку, это воспоминание было всегда. Но также она увидела своих родителей, еще живых, когда миазма начала рассеиваться. Она увидела, как Орико сказала Микуру убить их, и волшебница в синем улыбнулась, подняв свое ледяное копье. Она увидела боль родителей и их неспособность даже закричать, когда Микуру буквально заморозила кровь в их венах, их лица обратились в гротескные нечеловеческие карикатуры.
«Восхитительно, — сказала Микуру. — Мне нравится считать, что я действую хладнокровно».
Айна рассмеялась.
Юма смяла бумагу в кулаке. Ей нужно было вернуться. Ей о многом нужно было подумать и многое нужно было сделать.
Ей показалось вполне разумным исчезнуть в ночи.
— Ты никогда не говорила, что Кана упоминала что-нибудь о твоих родителях, — сказала Мами, одарив Юму недовольным взглядом, вспыхивающим и гаснущим на протяжении всего разговора. — Вообще-то, я никогда ни о чем этом не слышала.
— Ну, это никогда не было особо актуально, — тщательно глядя в сторону, сказала Юма. — В самом деле, когда бы стоило что-то из этого упомянуть?
— К примеру, в любой момент, когда мы обсуждали Кану, — сказала Мами. — Это был бы еще один кусочек информации. Было бы приятно знать, что она оставила тебе жизнь, когда мы решали, насколько ей доверять.
— Возможно, — сказала Юма, не вполне согласившись с мнением. Про себя Юма могла лишь подумать о многом, чего она никогда не рассказывала Мами.
— Я не понимаю, почему она просто не убила тебя, — сказала ВИ.
Юма наклонила голову, глядя на ВИ, в то время как Мами печально покачала головой, но ни на что в частности.
— Так было бы правильно, — продолжила ВИ. — Как целительница, ты явно была довольно ценна для своей команды. Так как, я уверена, Кана так же как и все была заинтересована в уничтожении твоей команды, ей стоило просто на месте убить тебя или, по крайней мере, попытаться захватить или обратить.
Юма покачала головой.
— Думаю, она пыталась сыграть в долгую игру. Помни, Кана получает видения о прошлом. Я никогда не спрашивала, что именно она увидела, но всегда подозревала, что этого было достаточно, чтобы дать ей понять, что я уже не вполне верна Орико, и может быть лучше заставить меня вернуться, чем убить меня.
Мами пожала плечами.
— Я не очень-то в это верю, — сказала она. Я знаю Кану и команду Каны, и она вполне могла просто пожалеть тебя. Я бы тоже убила тебя, хотя я бы, по крайней мере, попыталась тебя захватить.
«Ты знаешь ее не так хорошо, как я», — про себя подумала Юма.
— Во всяком случае, во всем этом меня смущает то, почему никто никогда не пытался обратиться за помощью, — покачала головой Мами. — Ничто из этого не произошло бы, если бы они просто попросили о помощи, когда это все произошло. Все должны были знать, что я бы ухватилась за возможность раз и навсегда разобраться с Орико.
«Может быть поэтому тебе и не сказали», — подумала Юма, хотя снова ничего не сказала вслух. Полномасштабная война волшебниц была бы весьма кровавой, особенно против кого-то вроде Орико. Из того, что рассказала ей Кёко, собравшиеся со всего города команды волшебниц именно это и говорили Мами, неоднократно, после чего, наконец, согласились скооперироваться и запереть Южную группу в их районе города. Блокада вместо войны, в надежде, что безумие Южной группы в итоге приведет к их падению.
В конце концов сработало, но были моменты, в которых Мами отказывалась проявить рациональность.
— Похоже, остальные команды волшебниц решили объединиться против нас, — сказала Микуру, пристально наблюдая за Орико, чтобы оценить ее реакцию. — Похоже, наши границы будут полностью запечатаны под страхом немедленного нападения.
— Им не хватит яиц, — пренебрежительно фыркнув, отмахнулась Айна. — А будь у них яйца, они бы напали на нас на нашей территории. Они напуганы.
Орико спокойно потягивала чай, действуя как всегда, как будто она все предвидела.
— Ну, после недавних событий это вполне ожидаемо, — сказала она.
Даже ни взгляда в сторону Юмы. Если Орико подозревала, что Юма видела произошедшее, она хорошо это скрывала. Ее приветствие Юме, когда она, наконец, вернулась, было многословным, а объяснение Юмы она приняла без каких-либо колебаний.
— Да-да, ожидалось, — сказала Айна, нетерпеливо начав неспешно расхаживать. — Ты всегда так говоришь. И, знаешь, мы все весьма задолжали тебе и твоему предвидению, но не думаю, что ты станешь винить нас за сомнения о том, насколько хороша ситуация.
Юма втянула воздух, оглядывая комнату, чтобы взглянуть на реакции остальных девушек. Кирика, прислонившаяся к резной деревянной панели на дальней стене, слегка напряглась, всего немного — на нее влияла обычная ее беспечность, но она вскинулась на брошенный Орико Айной вызов. На то же указывал и язык ее тела, ее правая рука за спиной постукивала по столику рядом с ней пальцами, что должны быть когтями. Кирика была довольна склонна к подобному тику, предполагавшему, что она крайне мало помнила о своей жизни до того, как получила силы волшебницы.
С памятью Кирики что-то произошло, так же как что-то произошло с памятью Юмы. Она была в этом уверена. И так же как дыра в памяти Юмы служила целям Орико, она была уверена, так же было и с забытым Кирикой. В конце концов, конечно, целям Орико служило наличие яростно верного телохранителя.
На другой стороне комнаты рядом с дверью в главную столовую перед стеклянным шкафом с различным фарфором Орико стояла в нейтральной позе Микуру. Она спокойно следила за разговором, не давая никакой явной реакции, но сам факт того, что она ничего не говорила про себя, выдавал, что она полностью сосредоточена на происходящем.
Посреди комнаты, перед маленьким журнальным столиком, за которым сидела Орико, медленно расхаживала Айна. По стандартам Айны, ее комментарии в адрес Орико были чрезвычайно сдержанными, но ясно было, что она намеревалась сказать. Помимо очевидного языка тела, Юма слышала, как другие жалуются на бесчисленное количество случаев, когда Орико удерживала информацию. Было неизбежно, что Айна открыто поднимет тему. По мнению Юмы, беспокойство Айны было вполне оправдано, но она не намеревалось в этом обсуждении открыто поддерживать ее сторону.
Сама Юма стояла рядом с Орико, держа в одной руке небольшую стопку бумаг. Она прекрасно понимала, насколько в данный момент она похожа была на секретаря Орико, но в этом и был смысл. Ей нужно было выглядеть насколько возможно верной и безобидной.
Наконец, за маленьким деревянным столиком сидела Орико, продолжая с безмятежным видом смотреть Айне в глаза, хотя она и прекратила пить. Из четырех девушек команды, Орико Юме было читать сложнее всего. Просто она всегда была так… спокойна.
— Это оправданное беспокойство, — сказала Орико. — И я вполне понимаю, что плохо отношусь к вам, не сообщая вам всего, что знаю, но я надеюсь, я смогу убедить вас, что это по веским причинам.
Орико на мгновение опустила взгляд на чашку, и на мгновение показалось, ей было неудобно.
— Простой факт в том, что в то время как мои видения о будущем чрезвычайно ценны, они также не идеальны. В частности, моя способность прочертить последствия собственных действий ограничена. Каждый раз, когда я прочерчиваю будущее, я узнаю новую информацию, и влияние этой информации на мои действия имеет непредсказуемые последствия. Мне приходится делать все возможное, чтобы оценить, какие действия приведут к лучшему будущему, но, как видите, мне крайне не хочется непредсказуемым образом тревожить систему. Это включает чрезвычайно непредсказуемые результаты передачи информации о будущем кому-то еще. Есть причина, по которой я делаю все возможное, чтобы мое поведение было вне зависимости от обстоятельств как можно последовательнее.
Она посмотрела на Айну нервирующим взглядом, от которого остыла даже известно пламенная Айна.
Орико отвернулась, подняла чашку и снова отпила из нее.
— Иронично, но чтобы я сама случайно не изменила хорошее будущее, мне необходимо очень осторожно прочерчивать будущее вновь, когда я уже увидела положительный исход. Чем хуже будущее я вижу, тем чаще я могу прочерчивать, потому что насколько хуже я могу сделать? Но как только я достигаю хорошего исхода, я вынуждена лишить себя лучшей своей силы. Только в бою я могу относительно безопасно использовать свое предвидение. Я могу безопасно вести этот разговор только потому, что я уже предвидела его. Вам просто придется довериться мне, что когда я проверяла в последний раз, будущее все еще было прекрасным.
— Но какое будущее? — спросила Микуру, шагнув вперед встать рядом со своей девушкой. — Ты сказала, что видела будущее без якудза, с уничтоженной преступностью. Ты сказала, что дашь нам силу осуществить это, силой всех волшебниц, и силу изменить мир. Где хоть что-то из этого? Как именно мы добьемся чего-то из этого, блокированные остальными командами волшебниц? Я ожидала, что мы уже будем ими править; вместо этого мы у них в плену!
Это была самая страстная из когда-либо виденных Юмой речей Микуру — что важнее, она впервые услышала, что именно Орико пообещала Микуру и Айне, и впервые услышала, как Орико описывает ограничения собственной силы.
Ей кое-что пришло в голову, кое-что сказанное ей той странствующей волшебницей Клариссой:
«Орико на самом деле не видит всего — она видит лишь то, что пытается увидеть».
Да… сейчас в этом комментарии было гораздо больше смысла. В то время Юма сочла это довольно блеклым ограничением — она лично видела, как Орико медитирует над будущим, и похоже было, что у Орико достаточно времени, чтобы окинуть своим разумом все возможности и все будущие события.
Но в течение прошлого года эти сессии становились все реже и реже, и Юма даже не была больше уверена, когда Орико в последний раз пыталась увидеть будущее.
Орико улыбнулась.
— Сожалею, что не могу сказать больше, — сказала она, — но вам придется поверить мне, что ваше будущее еще грядет. Все это. У нас будет сила это осуществить. Если бы только вы видели, что вижу я.
Если подразумеваемое Орико было правдой, что она нашла удовлетворяющее ее будущее, и если это будущее было обещано Микуру, это ужасно. Будущее, где Микуру и Орико обладают силой, которую они искали, пытая ту девушку, силой использовать магию других волшебниц, силу уничтожить якудза и преступность и изменить мир. От идеи кого-то вроде Микуру или Айны или Кирики с такой силой у нее сводило живот, пусть даже первой их целью была якудза.
Юма взглянула в восторженное лицо Орико, что только усилило ужас в сердце Юмы. Этот вид был чужд лицу Орико, или чьему угодно лицу, соответствуя лишь виду на лице Микуру, когда она убивала своих жертв.
Она снова вспомнила смерть своих родителей, и потребовалось почти все ее самообладание, чтобы не поперхнуться.
Они были ужасными родителями, даже куда ужаснее, чем она тогда понимала, но она не думала, что они заслужили такого. Что важнее, она могла представить цену позволения Южной группе заполучить искомую ими силу. Она поняла шаблон ужасных убийств, найденных ею в недавней истории Митакихары — заживо замороженные или поджаренные тела, так и не раскрытые полицией случаи. Все сходилось: убийства начались примерно пять лет назад и закончились за год до контракта Юмы.
