Но, слава Богу, я ошибся. Ошибся так, что в итоге мне долго было неловко, за то, что засомневался в "государственности" этого удивительного человека, столь много сделавшего в последствии для наших вооруженных сил и промышленности.
Но понимание этого придет потом. Пока же я, ожидая скорого окончания нашей беседы, с трудом сдерживал свое раздражение от того факта, что мое любимое детище — автоматическая винтовка на основе мосинской трехлинейки, внезапно оказывается отложенной в дальний ящик...
Неожиданно Банщиков встал. Не глядя на меня, прошелся пару раз по кабинету, после чего подойдя ко мне, полез к себе во внутренний карман, что-то там напряженно выискивая.
— Ага! Вот он... Слава Богу, здесь. По поводу автоматической винтовки, — с паузой между фразами проговорил мой собеседник, — Владимир Григорьевич, что Вы об этом скажете...
На стол передо мной лег еще один листок, по состоянию близнец первого. Но на нем кроме схемы оружия, были еще и карандашные изометрические изображения отдельных деталей, патрона, штыка, огромного отъемного магазина... Пока я всматривался в этот набросок, Банщиков со словами, "Я только чаю попрошу, и вернусь", вышел из кабинета.
Те несколько минут, пока его не было, а я оставался один на один с этим помятым листком бумаги, перевернули во мне все... Это, несомненно, была автоматическая винтовка. Но ничего подобного я никогда не видел и даже не представлял себе! Красота и гармоничность линий, завораживающая новизна форм деталей, автоматики... Как изящно и рационально совмещены поршень газоотвода и рама скользящего затвора, насколько оригинално запирается ствольная коробка, с помощью свободного хода возвратного механизма... И три темпа стрельбы! А сколько тут штамповки! Это оружие можно делать тысячами! Десятками тысяч... Это было чудо! Просто чудо...
Когда Банщиков вернулся, я, как он мне рассказал позже, сидел столбом с абсолютно безумными глазами, и очнулся лишь после того, как он взял меня за руку.
— Господи... Кто это нарисовал, Михаил Лаврентьевич? Если это работает... Это либо сумасшедший, либо гений... Но второе — скорее. У кого же это срисовали наши разведчики? Может быть у Браунинга? Или... Но Манлихер ведь уже... И... Получается, что все, что мы сейчас делаем, это... Это просто несравнимо!
— Этого человека сейчас нет среди живых. Остался лишь один такой рисунок. И он может сделать нашу армию непобедимой. Если Вы возьметесь...
— Я! Мне разрешается ЭТО взять с собой? Я могу попытаться сделать ЭТО?
— И не только. Скоро я получу для вас эскиз ручного пулемета на основе этой конструкции, а еще пулемета под винтовочный патрон с металлической лентой, здесь же, как видите, патрон по типу укороченного арисаковского...
— Неужели японцы...
— Слава богу, нет. Японцы тут не при чем. Просто их патрон без ранта, в принципе, подходит. Эта автоматическая винтовка и пара пулеметов на ее основе, как Вы понимаете, позволяют создать технологически и технически единую систему пехотного стрелкового оружия. Государь намерен поручить именно Вам доработку конструкции и организацию работы по запуску в серийное производство этой линейки автоматического оружия.
Но сначала, я прошу Вас, нам срочно нужны Маузеры. Вот вам мои карточки. Буду нужен — ваш в любой час дня и ночи. А сейчас давайте чайку попьем, а то что-то в горле пересохло. На службу вас так же отвезут...
После чая, вкус которого я даже не почувствовал, я спросил Банщикова:
— Простите, Михаил Лаврентьевич, может, я пройдусь, а?
— Э, нет... Только после того, как ЭТО будет закрыто в вашем сейфе. Пойдемте я вас провожу. И... действительно очень рад знакомству! Не обижаетесь, что вывалив все это на вас, рушу ваши задумки про автоматическую трехлинейку?
— Я оружейник... Как таким можно обидеть? Хотя вопросов у меня по схеме и отдельным деталям пока больше чем ответов... И никого ведь не спросишь!
— А вы запишите и отдайте мне, мало ли что, один мой знакомый за границей на разных заводах бывал, может, что и подскажет. Договорились? И рапорт по людям, мастерским и деньгам подавайте с прицелом на эту конструкцию, буду ждать завтра. Времени на раскачку у нас совсем нет.
Если не возражаете, совет: сажайте на Маузер кого нибудь из Ваших умельцев, хоть молодого Дегтярева, а сами занимайтесь автоматом. Давайте так новое оружие называть.
— Дегтярева?
— Ну, да. Василия Алексеевича. Вам ведь Николай Михайлович Филатов его работу уже показывал? Он в опытной мастерской Ораниенбаумского оружейного полигона трудится.
— Нет, признаться, не припомню...
— Да? Ну, так Вы выкройте минутку, посмотрите. Руки, глаз и голова у этого юноши дорогого стоят. Оружейник от Бога. Не ошибетесь! Ну, всего Вам доброго, до встречи!
Вот при таких необычных обстоятельствах и состоялось мое знакомство с человеком удивительной судьбы, Михаилом Лаврентьевичем Банщиковым. Тогда я, и так уже сверх меры перегруженный важнейшей и неожиданной информацией, постеснялся спросить, как и откуда стало известно ему о выдающихся способностях и таланте Василия Алексеевича, в то время молодого и практически никому за рамками нашего цехового мирка не известного слесаря-оружейника...
Карета бодро катила по Невскому. Солнце весело припекало через стекло. Но я не видел ни набухающих на деревьях молодых почек, ни смеющихся стаек гимназисток. Я не слышал ни цокота копыт, ни криков мальчишек-газетчиков... В висках шумело, а сердце колотилось так в первый и в последний раз в моей жизни. В тот день. В тот волшебный весенний день, когда я впервые увидел рисунок будущего "русского автомата"...
— Глава 8. Крейсерский пинг-понг
Владивосток, Японское море, Тихий океан. Март-апрель 1904 года
Весной 1904 года во Владивостоке было жарко. Вернее, в плане погоды тут скорее было прохладно, а вот в смысле занятости...
Приход "Варяга" с прицепом и новоявленным командующим встряхнул город от самого городского дна — на городские увеселительные заведения пролился самый настоящий золотой душ — до самого верха: капитаны первого ранга и адмиралы забыли, что такое нормальный сон, примерно в той же степени, что и жрицы любви.
Типичным же примером стиля руководства Руднева мог послужить случай с бароном Гревеницем. Хотя, если говорить откровенно, то совещание комсостава не только по этому поводу осталось в памяти его участников как "Владивостокская побудка"...
* * *
— Доброе утро, господа. Рад вас приветствовать. Не скажу, что все прошедшие события мне нравятся, но что имеем, то имеем. Я вас собрал ради того, чтобы совместно обсудить, как мы будем жить дальше. Вернее воевать.
Задача нашего крейсерского отряда на сегодня проста, как лом — всемерно мешать японцам перебрасывать войска на материк. Предыдущие два выхода этому делу ничуть не способствовали... Погодите, Александр Федорович, — остановил взмахом руки уже начавшего привставать Стеммана Руднев, — Я никого не обвиняю, просто констатирую факт.
Но перед тем, как мы приступим к обсуждению перспектив, — немножко срочных новостей. Я нынче же забираю у вас, господа командиры "Рюрика", "России" и "Громобоя", нескольких офицеров в формирующийся железнодорожный бронедивизион...
Раздавшееся недовольное ворчание и возгласы, что, мол, сухопутных бездельников и без того хватает, а в море идти некому, и так некомплект, Руднев спокойно отпарировал:
— Нет, господа, это не обсуждается. Что касается нехватки кадров — часть офицеров штаба отряда заполнят вакансии на кораблях, пока не прибудут обещанные мне балтийцы и черноморцы. Перебирать бумажки не велика слава и наука, посмотрим, умеют ли они что-нибудь еще. Но бронепоезда — дело совершенно новое и неизведанное, так что там нужны люди думающие и инициативные.
Больше всего я ограблю вас, Евгений Александрович, — обратился контр-адмирал к командиру "Рюрика" Трусову, — Ваш крейсер все равно ремонтировать еще не меньше месяца-двух при нынешних наших мощностях, так что артиллерийского офицера я у вас заберу. На его место или кого-то из офицеров с других крейсеров дам, или, скорее всего, пришлют кого-нибудь. Это уж как в Петербурге решат.
Далее. О новых назначениях в штабе отряда. Флагманским артиллеристом назначается лейтенант барон Гревениц, его вы все прекрасно знаете. А флагманским минером — капитан второго ранга Алексей Петрович Угрюмов, вчера вечером приехавший к нам из Севастополя. С ним вместе прибыл лейтенант Борис Иосифович Добровольский, который, станет моим флаг-офицером и займется всей секретной частью, статистикой и прочими шпионскими страстями. Прошу любить и жаловать черноморцев, господа, — адмирал кивнул в сторону поднявшихся со своих мест вновь прибывших офицеров, — В помощь Алексею Петровичу я заберу у Вас, Евгений Александрович, лейтенанта Зенилова, а из Артура на днях ждем лейтенанта Киткина с "Аскольда". Им предстоит организация нормального трального каравана и переоборудование пары транспортов в минные заградители по типу "Буга", только с несколько иной системой минной постановки.
Но переделки предстоят не только реквизированным пароходам, господа. Крейсера наши тоже придется серьезно модернизировать, это уж я на собственной шкуре почувствовал. Одним съемом бесполезных грот-мачт никак не обойдемся. Противоосколочная защита, довооружение имеющимися в наличии орудиями за счет противоминных пугачей, добронирование. Это все порт потянет, повезло нам с "Оклахомой" и американскими станочками изрядно. Вот здесь мои предварительные наброски. Прошу высказываться...
Когда обсуждение выложенных на стол эскизов дошло до установки на "Варяге" восьмидюймовых орудий, которые Руднев решил немедленно снять с "Рюрика", возмутившегося было Трусова адмирал утихомерил информацией о том, что пара аналогичных на замену для его крейсера уже демонтируется с "Памяти Азова" в Кронштадте. При установке больших рюриковских пушек на баке и юте своего флагмана — каждой вместо пары шестидюймовок — Руднев потребовал увеличить их дальность стрельбы за счет дополнительных баробанов под лафетные тумбы, а также соорудить к ним щиты по типу британских. Пару шестидюймовок предстояло установить побортно, практически на миделе "Варяга", а две "сэкономленные" передать на "Богатырь".
Когда же в ходе дебатов по перетасовке стреляющего "железа" на кораблях отряда был затронут вопрос о вариантах повышении его меткости, Руднев немедленно дал слово новоиспеченному флагарту, как главному специалисту в обсуждаемом вопросе.
Гревениц подробно изложил, далеко не в первый, кстати, раз, разработанную им еще до войны систему пристрелки полузалпами, по три шестидюймовых орудия в залпе. Выслушав его не перебивая, Руднев вдруг, ни с того ни с сего, задал вопрос Стемману:
— Александр Федорович, как быстро ваш "Богатырь" может выйти в море?
— Ну, мы сегодня не на дежурстве, так что не ранее чем через полтора часа, а зачем, собственно, Всеволод Федорович?
— А мы сейчас прямо и проверим, стоит ли система стрельбы, что предлагает Владимир Евгеньевич, того, чтобы рассматривать ее всерьез... Тем более что она уже год у нас то ли используется, то ли нет. Командиру дежурного миноносца надо приказать, чтобы взял на борт пару щитов для практической стрельбы и сбросил их в море, милях в десяти от берега, пока "Богатырь" раскочегарится.
— Щитов-то готовых и нет, на их изготовление уйдет примерно два дня, — попытался было охладить пыл адмирала начальник порта.
— Тогда возьмите пустых ящиков, бочек, вообще — любого крупного плавающего мусора, свяжите несколько штук вместе. Но через два часа мне нужны минимум две мишени для отработки пристрелки. А на будущее — чтоб щиты всегда были!
Никакие уговоры в отсутствии необходимости так спешить не подействовали, возможно потому, что Руднев, памятью Карпышева помнил, что именно система Гревеница в 1907 году была принята как основная. Она позволяла накрывать цель с третьего-четвертого залпа и начинать уверенный огонь на поражение главным калибром уже через три-пять минут после открытия огня. Увы, обычно в России все нововведения принимаются после войны, когда уже слишком поздно...
В оставшиеся до выхода "Богатыря" полтора часа Руднев в разъяснительно-приказном порядке "убедил" подчиненных в том, что:
Увеличивать число восьмидюймовок в бортовом залпе "Рюрика" необходимо, для чего планируется снять их с черноморских канонерок. Противоминная артиллерия крейсеров избыточна, а в случае с 47-миллиметровками откровенно бесполезна. Пятидюймовки с "Рюрика" после их замены на восьмидюймовые пушки надо ставить на вспомогательные крейсера и бронепоезда. Все пушки на орудийных палубах "Рюрика", "Громобоя" и "России" должны быть разделены противоосколочными перегородками.
На "Громобое" необходимо подготовить фундаменты для установки еще трех новых восьмидюймовок на верхней палубе. На вопрос "А откуда они возьмутся?" последовал невозмутимый ответ — две сняли с "Храброго" и еще одну с полигона.
"Россию" необходимо добронировать в оконечностях, но вооружение усилить только полудюжиной шестидюймовок на верхней палубе. На вопрос командира "России" Арнаутова: "А почему мне не достанется дополнительных восьмидюймовок и чем я хуже "Громобоя"?" его успокоили, что ему предстоит роль флагмана. То есть он примет на себя огонь всего отряда адмирала Камимуры, и к этому надо достойно подготовиться. Кроме того, больше восьмидюймовых орудий с длиной ствола сорок пять калибров в России просто... нет. Их "забыли произвести", вернее, решили сэкономить. Теперь довооружать "Россию" просто нечем. Каламбур присутствующим понравился...
Дело командира поставить задачу, а как ее выполнять и где взять материалы для этого — проблемы подчиненных. Хотя он с радостью займется "выбиванием" из Петербурга всего, чего нет во Владивостоке, например, дальномеров и прицелов Перепелкина.
Нужно начать демонтаж ВСЕХ минных аппаратов на "России", "Громобое" и "Рюрике". Сдать в порт их и все запасные самодвижущиеся мины. Это был пункт, вызвавший поначалу у командиров кораблей явное неприятие. Однако Руднев хладнокровно отпарировал его, заявив, что для ловли и утопления купцов они больше пригодятся вспомогательным крейсерам. А "большим фрегатам" скорее всего предстоит тесное общение с Камимурой, при котором несколько тонн бесполезной в эскадренном бою взрывчатой дряни в корпусах его кораблей он, Руднев, полагает совершенно излишними.
До окончания боевых действий придется снять с крейсеров все миноноски, минные и паровые катера, баркасы и шлюпки, оставив только по одному разъездному ялику и паровому катеру на корабль. А также снять все шлюпбалки для них, ибо они сильно увеличивают вероятность того, что снаряды, пролетевшие бы мимо крейсеров, разорвутся, задев их, на верхней палубе. И вызовут лишние пожары и осколочные поражения.
На бурю вопросов по поводу того, как свозить людей на берег, как завозить провизию, уголь и снаряды на крейсера и, главное, — как спасать команды, если крейсера потонут во время боя, последовали продуманные, но уж очень необычные по своей точке зрения ответы. После чего буря негодования если не утихла, то перестала быть столь неистовой. Действительно, зачем постоянно таскать на каждом крейсере дополнительные пару сотен тонн гребных судов, если снабжаются крейсера только во Владивостоке, где этого добра и так хватает? О каком спасении команд после артиллерийского боя говорят господа командиры? Они видели, во что превратились все гребные суда "Варяга" после прорыва? Дуршлаг дуршлагом, на них и кошке было не спастись, не то, что команде. При этом тонуть крейсер и не думал. А получи он дозу снарядов, достаточную для его утопления, что тогда от шлюпок осталось бы? При долгом артиллерийском бое при нынешних японских снарядах гребные суда на борту — балласт и лишнее дерево, источник щепок и пожаров. Все это или сгорит, или будет продырявлено в сотне мест еще до того, как затонет сам крейсер.
