Но, увы, разложение и мягкотелость как зараза постепенно пропитывают все поры нашего народного общества, и поддаются им даже некоторые отдельных высшие должностные лица, облеченные авторитетом и доверием народа. Доходит до того, что уже открыто ведутся разговоры об отходах от принципов народной справедливости, от самого Пути Справедливости, о введении в народном хозяйстве уродливых элементов торгашеской южной экономики, о возвращении к эксплуатации человека человеком... Нам пора встряхнуться и заявить: долой буржуазные настроения! Каленым железом следует вычистить гниль и упадок, очистить общество от вредных настроений, придать новый импульс нашему обществу для движения в будущее. Здоровые силы общества должны сплотиться и железной рукой поставить на место зарвавшихся ревизионистов..."
Нахмурившись, Олег наклонился вперед и нажал кнопку интеркома.
— Света, соедини меня с Бироном, будь любезна.
Через десять минут, в течение которых Народный Председатель успел прочитать и перечитать "письмо в редакцию", зазвонил телефон.
— Пашка? Ты "Народную Ростанию" видел? Там статейка интересная — "И счастье людям — навсегда!" называется.
— А як же! — жизнерадостно откликнулся Бегемот. — Я ее тебе и подложил. Каково, а?
— Здорово, — хмыкнул Олег. — И как ее понимать? На кого мамонт бочку катит?
— Да на тебя же и катят, — гыгыкнул начальник Канцелярии. — Помнишь, ты в свое время дал "Художественному листку" карт-бланш на всякую фигню? Вот они и опубликовали две недели назад пару осторожненьких статей об экономических проблемах. Формально — ответ от возмущенного читателя. Полемика, типа.
— А фактически?
— А фактически мои ребята скоренько провели расследование и выяснили, что письмо поместили в номер по звонку из аппарата Комитета легкого машиностроения.
— Пряхин... — пробормотал Олег.
— Он самый. Господин Пряхин Микаэль Аркадьевич если и не собственной персоной, то уж через своих шестерок — точно. Шварцман говорит, что материал — часть атаки, что предполагали начать вчера. Видимо, отменить не успели.
— С-сучий потрох... — сквозь зубы прошипел Народный Председатель. — Ну, я ему еще попомню. Ладно, пока не до того. Стенограммы первой половины сегодняшнего дня уже готовы?
— Заканчивают. Расслабься, ничего интересного. Обычная жвачка. На фронте временное затишье. Шварцман прогнозирует волну завтра, когда наши вояки окончательно согласуют новую стратегию. Как раз получится: завтра готовят почву, послезавтра выносят на голосование предложения, а двадцать второго делают оргвыводы. Потом съезд разъезжается, а мы остаемся в полной заднице.
— Умеешь ты утешить. Хорошо, а что именно готовится, разведка не доносит?
— Пока нет. Не того уровня у нас источники. К вечеру прорежутся, я думаю, когда общий инструктаж проведут. Но ты не напрягайся заранее. Карты мы им сильно смешали. Может, просто решат отложить наезд до лучших времен.
— Понял. Ладно, держи в курсе. Отбой.
Народный Председатель со вздохом откинулся в кресле. Как хорошо было еще два года назад! Определенно, должность зав. отделом снабжения Комитета по строительству являлась по сравнению с нынешней чистой синекурой. Ох, где те золотые денечки... Ну кто просил неуемного Прохорцева выцеплять из толпы честолюбивых молодых управленцев именно его? И где-то он сейчас, Прохорцев? Попросить, что ли, Пашку выяснить? Нет, к черту... Тьфу ты, вот же привязалось чужое энергичное словечко! К черту воспоминания о золотых прошлых денечках. Нужно жить сегодняшним днем. Будущим, на худой конец. А о прошлом пусть Шварцман вспоминает с сожалением.
Он перебрал лежащие в левом лотке бумаги. Определенно, работа в голову совершенно не лезла. Нервно побарабанив пальцами по столу, он вспомнил о давешнем совете Шварцмана. Ткнув пальцем в кнопку интеркома, он проговорил:
— Света, ты там? Будь добра, найди мне книжку. Любую художественную, попроще.
— Да, Олег Захарович, сейчас созвонюсь с библиотекой. Вам детектив, классику, фантастику?
— Неважно. Любую книгу, но чтобы язык не слишком сложный. Наверное, детектив сгодится.
Минут десять спустя секретарша осторожно постучалась в дверь.
— Олег Захарович, можно? Вот, принесли.
Она с трудом приоткрыла дверь ногой и протиснулась в образовавшуюся щель. Обе ее руки занимали внушительные стопки книг. Олег изумленно посмотрел на девушку.
— Света, я же просил одну книгу! Да и ту через полчаса верну. Зачем мне такая груда?
— Так из библиотеки принесли, — пожала та плечами. — Авось да подойдет что-то.
— Заставь дурака богу молиться... — пробормотал Олег. Секретарша удивленно посмотрела на него, и он спохватился. Нужно лучше контролировать себя. Кажется, словечки из той жизни начинают проникать в его речь куда активнее, чем следует. — Спасибо, Света, можешь идти.
Когда за секретаршей закрылась дверь, он взял из стопки верхнюю книгу. "Дом на берегу озера" некоего Виктора Шмука. Народный Председатель наугад раскрыл детектив. "Стояла темная ночь. Небо затягивали низкие тучи, и ни одна звезда не пробивалась сквозь их плотный покров. Карастелянов медленно пробирался сквозь поросший кустарником подлесок, сжимая потной от страха рукой "Колш-15". Пистолет почти полностью скрывался в его огромном кулаке, и только глушитель угрожающе торчал наружу. В другой руке убийца держал маленький потайной фонарик..."
Олег поморщился. Он еще по сборам помнил, что ручной пулемет "Колш-15" из-за его веса килограмм в пятнадцать (без сошек и магазина!) проблематично таскать даже на загривке, удерживая двумя руками. А уж тарахтел он так, что уши закладывало. Ну и чтиво! Ладно, без разницы. Олег вытащил из стопки чистый лист бумаги, приготовил ручку и задумался. Скажем, на русский и, для надежности, на французский. Интересно, а как латиницу перепечатывать на пишущей машинке? Да и кириллица, кстати, от тароти отличается... Ладно, дело десятое. Ну-с, поехали. "Стояла темная ночь..."
19 ноября 1583 г. Мокола
Телефон нетерпеливо зазвонил. Народный Председатель, уже ухватившийся за дверную ручку, досадливо ругнулся и вернулся к столу.
— Слушаю, — коротко сказал он.
— У нас проблемы, — раздался в трубке голос Бирона. — Перед зданием Дворца Съездов огромная толпа. Скандируют лозунги, размахивают транспарантами. Водометы уже в пути. Тебе стоит задержаться с выездом.
— Погоди, погоди! Что за толпа, что за лозунги?
— Обыкновенная толпа. Тысяч на пять человек по предварительным прикидкам. Лозунги — напополам в твою поддержку и против. Кое-где уже сцепились в драке. Я из какого-то случайного кабинета звоню, площадь плохо видно. Полиция не справляется, но общаки уже отреагировали. Внутренние войска на подходе.
— Отставить внутренние войска! — гаркнул Олег так, что чуть не сорвал голос. — Ты с ума сошел? Какие войска, какие водометы? Ты забыл, что сегодня за голосование? Хочешь этой сволочи лишний козырь в руки дать? Тем более, что половина в мою поддержку выступает! Завернуть водометы, ждать меня, ничего не предпринимать... ну, разве что драки разнимать. И подготовь какую-нибудь площадку для выступления. Я выезжаю немедленно. Понял?
— Понял, — согласился Бегемот. — Понял, что ты, как всегда, на всю голову ушибленный. Давай, жду.
От резиденции до площади Съездов нарпредовский кортеж долетел менее чем за пятнадцать минут, поставив абсолютный рекорд скорости перемещения колонной в городских условиях. При виде черных бронированных лимузинов толпа, окруженная цепью солдат с электродубинками — внутренние войска все же нарисовались вопреки приказу, раздалась в стороны, образуя проход к парадному входу. Там уже имелась импровизированная площадка для выступления: сидящий на опорах легкий грузовик с опущенными бортами и парой больших колонок в кузове. Рядом прохаживался взволнованный Бирон. Пока кортеж ехал к входу, Олег успел разобрать несколько транспарантов, колыхающихся над волнующейся толпой. "Мы хотим перемен!" — криво, от руки, было выведено на одном, явно сделанном из какой-то мешковины. "Сохраним завоевания наших отцов и дедов!" — здесь уже по кумачу вился курсивом четкий трафаретный шрифт. "Олег, ты прав!", "Не допустим реставрации капитализма!", "Даешь обновленный Путь Справедливости!", "Железняк — наш идеал", "Даешь свободу и перестройку!", "Долой зажравшихся жирных котов!", "От каждого по способностям, каждому по труду!"... Перед тем, как выйти из машины, Олег успел понять четкую закономерность: лозунги в его поддержку явно делались на коленке в последний момент, в то время как те, что против, выглядели подготовленными заранее.
— Всем сидеть в машине! — рявкнул он на телохранителей, попытавшихся, по своему обыкновению, выскочить первыми. — Сидеть, я сказал! Уволю!
При виде Народного Председателя толпа разразилась улюлюканьем и приветственными криками. Олег ловко увернулся от какой-то пожилой женщины с от руки намалеванным плакатиком "За перестройку!" и по приставленной лесенке взобрался на платформу. Начальник Канцелярии вскарабкался за ним.
— Наших больше, — тихо сказал он на ухо Олегу. — Драки, кажется, все разняли, но люди на взводе. Поаккуратнее, а то опять схлестнутся. Водометы за углом, но тебе, кажется, они чем-то не понравились?
— Ехидный ты наш... — пробормотал Олег. — Не боись, не первый раз замужем.
— Дамы и господа! — твердо сказал он в микрофон. — Прошу внимания!
Его голос из динамиков разнесся по площади, и гул голосов начал стихать. Метрах в десяти от помоста группа телевизионщиков лихорадочно устанавливала на треногу громоздкую телекамеру. Олег взглядом указал на них Бирону и еле заметно покачал головой. Пашка кивнул и спрыгнул с грузовика. Минутой позже несколько набежавших личностей в штатском мгновенно утащили камеру и увели ее упирающихся владельцев.
— Дамы и господа! — вновь произнес Народный Председатель, дождавшись, пока толпа более-менее притихнет. — Прежде всего я хочу поблагодарить вас всех, независимо от ваших точек зрения, за то, что вы пришли сюда. Народное государство не может существовать без свободного волеизъявления граждан, и ваше мнение для меня так же важно, как и мнение любых моих советников. Спасибо!
По толпе прокатились жидкие аплодисменты.
— Я весьма признателен своим сторонникам, что они не пожалели времени появиться здесь и выказать мне свою поддержку. На вчерашнем заседании Съезда много говорилось о том, что народ не поддержит такие реформы. Ваше присутствие здесь наглядно доказывает, что ораторы оказались не правы. Хочется верить, что целью развертываемых реформ является повышение благосостояния всех без исключения граждан, и я рад видеть, что многие из вас верят в то же самое. Я постараюсь не обмануть ваших ожиданий.
Новые аплодисменты оказались куда громче и продолжительнее.
— Тем же людям, которые полагают себя противниками предлагаемых реформ, я хочу сказать: не торопитесь с выводами! Мы всего лишь собираемся обновить застоявшуюся атмосферу, не отказываясь от базовых принципов свободы и равенства, лежащих в основе нашего народного государства. Да, придется пересмотреть некоторые положения, которые до сего дня казались твердыми и незыблемыми. Но это естественный процесс и для человека, и для государства, и бояться его не надо. Обновление — основной принцип жизни, а догматизм никогда никого не доводил до добра. Так что прошу лишь одного: подождите и посмотрите на результаты.
Он незаметно глянул на часы. До голосования по проекту закона оставалось не более пятнадцати минут.
— К сожалению, важные дела не позволяют мне остаться с вами и подробно ответить на все вопросы, которые, без сомнения, у вас накопились. Но после голосования я выйду к вам снова. Дождитесь меня и не поддавайтесь на провокации. Не позволяйте втянуть вас в драку, чтобы в завтрашних газетах не написали о вашем присутствии здесь как о бесчинствах хулиганов. Реформы от беспорядков только проиграют. Спасибо!
С этими словами он спрыгнул с платформы на землю, едва не подвернув ногу, но вовремя ухватился за какую-то выступающую часть грузовика, запачкав ладонь грязью. Окруженный телохранителями, которые все же рискнули выбраться из машины, он прошел в раздвинувшиеся двери Дворца.
— Откуда вообще взялась толпа? — осведомился он у спешащего следом Бегемота. — Твоя работа?
— Частично, — не стал отпираться тот. — Вчера вечером я подумал, что неплохо бы организовать митинг в твою поддержку. Сам знаешь, шансы, что пройдет наш вариант, не слишком велики. Ну, я и дал сигнал нашим людям во разных мелких, типа, нелегальных "организациях", чтобы они привели несколько десятков человек. А приперлось вон сколько. А потом оказалось, что наши хитрожопые Петренко с Пряхиным по заводам и фабрикам тоже дали команду добровольно-принудительно организовать народ поприсутствовать здесь. Автобусами везли, гады. А транспаранты раздавали уже здесь, с того самого грузовика, откуда ты речуху толкал. Ну, вот и сошлось...
— Инициативный ты у нас! — пробормотал Олег. — Ладно, потом обсудим. Я хочу еще выступить перед голосованием.
Он взял у референта папку и на ходу принялся перелистывать страницы, освежая в памяти тезисы. А ведь, между прочим, донельзя удачно все получилось. Пусть теперь только попробуют вякнуть, что народ его не поддерживает! Ни хрена, ребята-делегята, вы еще проголосуете за мой проект Верховного Совета, а не за альтернативный. Как миленькие проголосуете. Вы ведь не захотите, чтобы после заседания толпа у центрального входа вас в клочья порвала, верно?
2 октября 1905 г. Москва. Доходный дом в Хлебном переулке
— А вот еще пишут, — Крупецкий поудобнее уселся на жестком стуле, опасно скрипнувшим под его весом, развернул вчерашний "Московский листок" к оконному свету и прочитал:
"На механических заводах за Москвой-рекой часть мастеров становится на работы. Забастовавшая Голутвинская мануфактура возобновила работы. Станция общества электричества охраняется войсками, войсками же охраняются телеграф и телефонная станция..."
Он скривился в отвращении.
— Как же, становятся они, пся крев! — сплюнул он на пол, но тут же спохватился и виновато поклонился Оксане. — Звиняйте, панночка, не повторится. Только никто там толком к работе не приступает. Забастовщики, курвы, сами работать не хотят и других подзуживают. Помяните мои слова, панночка, дело добром не кончится.
Наступила тяжелая тишина. Заплаканная Оксана сидела у кровати Олега и держала его за руку. Тот коротко дышал, неподвижный взгляд бессмысленно буравил потолок. Казалось, он даже не моргал.
— А вот еще пишут... — Крупецкий пошелестел страницами: — "В виду тревожного времени, вызванного рабочим движением, некоторые учреждения спешно изготовили специальные щиты для окон нижних этажей". Вот здесь уже правильно пишут. Ну хорошо, понимаю я, почему люди работать не хотят. Но стекла-то в окнах зачем бить, скажите на милость? Что за времена, матка боска! Газеты не выходят, потому что наборщики бастуют, электрическое освещение того и гляди погаснет, телефон то и дело отключается, бо телефонисты жизнью недовольны... Император подписал мирный договор с Японией, так Витте уже знаете как окрестить успели? "Граф Полусахалинский", во как! Война им плоха, мир им плох... Из Японии по телеграфу передают, что там тоже волнения, беспорядки, трупы на улицах валяются. Вроде бы самураи тамошние недовольны, что мирным договором у них победу над Россией украли. Победу им!.. Куда мир катится?
