И мы пустились в тяжкий путь по лесу. Чтобы совсем не наглеть, я отняла у Арланда свою сумку и понесла ее сама, чтобы инквизитор не упал в какой-нибудь куст, не удержав равновесия: земля была очень скользкой от дождя. Деревья хоть и задерживали ливень, но не настолько, чтобы сверху на нас лилось хоть в половину меньше. И десяти минут не прошло, как все мои спутники вымокли так же, как и я.
Через обещанные полчаса мы оказались у подножия горы, вершину которой было не разглядеть за деревьями, но ощутимый подъем по которой здорово снизил нашу скорость.
Порой на пути мне встречались такие крутые склоны, что приходилось цепляться то за деревья, то за камни, то вообще за траву... один раз я не удержалась и поехала вниз по мокрой земле на заднице, как на ледянке в детстве, только вот почему-то без прежней радости. По крайней мере, когда я обнаружила нечто вроде земляного трамплина перед собой, я не испытала и доли того восторга, который испытала бы зимой на горке. Вместо этого я заорала еще громче и вцепилась ногтями в землю, пытаясь затормозить... к счастью, мне в последний момент удалось ухватиться за чахленькую сосенку на краю трамплина, который, как оказалось, заканчивался обрывом. Я повисла над ним, ухватившись руками за ствол деревца, и продолжила звать на помощь, как застрявший на высоте котенок.
Первым до меня добежал Закая. Увидев меня, он расхохотался где-то снизу.
— Может, поможешь мне!? — возмущенно прошипела я, из последних сил цепляясь за деревце и пытаясь подтянуться.
— Сейчас, — усмехнулся он и спустился вниз по более ровному склону.
— Ба, да ты нашла пещеру! — велел инквизитор. — Давай, прыгай, я тебя поймаю!
— Точно поймаешь?...
— Да прыгай ты!
Вздохнув и зажмурившись, я медленно разжала пальцы и полетела вниз, на каменную площадку, где стоял Закая.
От земли до моих пяток было на глаз три с половиной метра, когда я висела, потому упасть было бы ох как больно... Но, к счастью, Закая не соврал и действительно поймал меня, а затем бережно опустил на землю.
Обернувшись, я заметила, что висела прямо над пещерой.
— Фух... голова кружится, — воздохнула я, прислоняясь плечом к камню.
Вскоре подоспели Арланд и Анук. Они спустились, и мы без лишних разговоров вошли в пещеру, где я зажгла яркий огненный факел на посохе. Судя по запаху, внутри не так давно жило какое-то животное, но сейчас его здесь не было.
Сама пещера оказалась не такой большой, как можно было бы подумать, но зато достаточно высокой и сухой.
— Ветки в лесу все мокрые, — поморщилась Анук. — Вряд ли удастся разжечь огонь.
— Я могу разжечь огонь без веток, — усмехнулась я и, коснувшись древком посоха земли посреди пещеры, мигом развела большой костер без дыма.
— Хм, а все же есть от тебя польза, чувырла, — одобрительно поджал губы Закая.
— А еще у меня есть немного вяленого мяса и гречка, — улыбаюсь, вспоминая, что обед прошел давным-давно. — И котелок.
Поставив котелок на улицу, чтобы наполнился дождевой водой, мы стали располагаться у костра. И без того грязные вымокшие плащи Арланда и Закаи были расстелены возле огня и быстро высохли, на них можно было сидеть.
Все сняли с себя мокрую верхнюю одежду и расстелили вокруг огня на плащах. Закая так и вовсе остался в одних штанах, даже сапоги скинул. Анук тягучим соблазнительными движениями стянула с себя мокрую кожаную куртку, юбку-обманку и штаны, оставшись в одной изумрудной рубашке. Мне помимо жилетки и шляпы снимать было нечего, а вот Арланд долго мялся, прежде чем скинуть хотя бы накидку.
— Да разденься ты нормально! — проворчал Закая, недоуменно глядя на товарища. — Перчатки сними и рубашку, сапоги! Чего творишь!?
— Я... — начал было Аранд, но так и не придумал, что ответить.
— У него очень заразная сыпь, передается по воздуху, так что лучше пусть одетый сидит, — нашлась я.
— Спасибо, — недовольно посмотрел на меня Арланд, от которого все сразу отсели подальше.
— Не за что, — улыбнулась я, ставя котелок с водой на огонь. После я вытащила из своей сумки расческу, уселась возле экзорциста и стала вычесывать из мокрых волос солому и колтуны.
Некоторое время мы сидели молча, отдыхая после бега и поисков убежища. Снаружи пещеры по-прежнему лило, как из ведра. Судя по тому, какого цвета небо, дождь будет идти весь день. Я улыбнулась, подумав, что в такую погоду даже призрачный псарь своих собак не погонит...
Когда мои волосы высохли и стали пушистыми и лохматыми, Анук вдруг заметила мое сходство с одной очень известной ведьмой.
С этого и начался разговор.
— Цыпленок пару дней назад оправдал ее и взял под свою опеку, — объяснил Закая, довольно почесывая согретую огнем волосатую грудь.
— Великая Бэйр, как же, — хмыкнула Анук, разглядывая мое лицо. — Столько шума, и вокруг чего?
— Судьи Ордена тоже так подумали, вот и отпустили, — я пожала плечами.
— И что, тебе заплатили все те обещанные миллионы? — спросила следопытка у Арланда.
— Нет, — спокойно ответил он. — Мне лично досталось десять золотых, а все остальное я отдал семье. Благодаря Бэйр мой род сможет, наконец, отремонтировать дороги на самом севере, — довольно улыбнулся он.
— Ах ты пес лживый! — воскликнул Закая. — Ты все-таки взял награду!
— Я даже не видел этих денег! — возразил Арланд.
— Твой род? — непонимающе выгнула бровь Анук, прервав спор.
— Он граф, — пояснил Закая. — Я даже где-то слышал его фамилию... Сеймуры, кажется.
— Наши владения — весь северо-запад Рашемии, — гордо объяснил экзорцист.
— Земля там скупая, гордиться нечем, — поморщилась следопытка.
— Если подходить с умом, то даже на севере поля могут приносить хороший доход, — заметил Арланд.
— И что же тебе в голову стукнуло, что ты из графов в инквизиторы переметнулся? — поинтересовалась ищейка. Видимо, тепло и готовящаяся еда расположили ее к болтовне.
— Убеждения, — без раздумий ответил экзорцист.
— Пф, дурак... — презрительно фыркнула Анук. — Сидел бы в своем родовом гнездышке, набивал бы пузо рябчиками, так нет же, торчишь тут в пещере!... Дать бы тебе по шее за эти "убеждения"!
— А тебя саму что пригнало в компанию полубезумных пьяниц? — перевел стрелки Арланд. — Сомневаюсь, что у тебя не было возможности выбрать что-то получше. Наверняка у самой есть "убеждения".
— Ты, черт тебя дери, прав, — усмехнулась Анук, приваливаясь спиной к плечу сидевшего рядом Закаи, как откинулась бы на спинку кресла. — Молодая была и тупая.
— Так тебе не нравится твоя работа? — удивилась я.
— Да что тут может нравиться? Таскай за собой сбрендивших магов по цветущим полянкам, помогай страже искать беглых, либо вытаскивай полоумную бабку-грибницу из оврага... когда я выхожу на заработок, встречаю исключительно идиотов. Конечно, есть и хорошие стороны, но в целом работенка гадкая...
— Почему тогда не идешь жить в город? — поинтересовался Закая, поворачивая голову так, чтобы видеть лицо Анук. — Ты баба, найди мужика и рожай детей, с какого тебя вообще в лес потянуло?
— Поздно уже, — покачала головой Анук. — Я слишком давно в лесу.
— А как ты вообще ушла от людей? — спросил инквизитор.
— Зов крови и все такое, — усмехнулась она. — Мой отец был лесником... лучшим в своем роде. На этот материк он попал во время Войны Богов, вместе с отрядом оборотней, он был их вожаком. Сыном бога Варжика.
Анук вздохнула, мысли об отце, похоже, были ее единственным светлым воспоминанием.
— Моя мамка там же была, молодая, дура-лисица. Ненавижу лисиц, — оно с ненавистью посмотрела в рыжее пламя костра. — Влюбилась, хотела вожака любой ценой... нашла его после Войны, а он дело сделал и ушел дальше по лесам бродить... не знал, наверное. Если бы он узнал, все бы по-другому у меня было. Но что с ним стало и где он теперь шляется, никому неизвестно. Мы с мамкой жили вместе с ее чокнутым братцем. Поначалу все неплохо было, но потом этот полудурок решил из меня свою подстилку сделать. Мамка может и знала, но ничего не делала, вот я от его ублюдских лап в леса не сбежала. Там во мне отцовская кровь взыграла, я себя зверем почувствовала, стаю себе нашла, в лесу и осталась... Только четыре года назад я к людям вышла, до этого и не видела их кроме охотников. С людьми я уже не приживусь, точно знаю.
К этому времени вода закипела, и я насыпала крупы, уменьшив жар пламени, чтобы каша не пригорела.
— На двух ногах ходишь, значит, с людьми завсегда приживешься, — проговорил Закая.
— А тебе что за дело? — сверкнув глазами, Анук всмотрелась в инквизитора. — Сам-то ты как в инквизиторы попал? — вдруг спросила она.
— Как и все, — проворчал Закая, чувствуя на себе наши любопытные взгляды. Всем было интересно послушать его историю, и он, хотел того или нет, вынужден был ее рассказать. — Но не по убеждениям. По убеждениям единицы идут, Цыплята вроде этого, — он кивнул на Арланда. — Сорок лет назад, когда я был совсем мальчишкой, безумный ишимерец научил монахов вживлять в людей белое пламя. Раньше-то оно только у рукоположенных было, самых достойных, избранных, коих единицы, но инквизиторы-то монахам нужны были, чтобы те защищали их интересы. Так вот монахи выкрутились: они рабов скупали. Рабов сажали за парты, учили и резали на опыты — и все законно. Сорок лет назад инквизиторы не были устойчивы к магии, к ядам, они не могли исцелять, не могли глушить нечисть, это были воины, паладины, только безбожные. На таких, как я, мышах, вывели все те ритуалы, которые сейчас у деток-послушников проходят что простуда... Ну так я мелкий был, жил в Финье, в семье рыбака. Деревня стояла на берегу моря, маленькая такая деревенька, на картах не отмеченная. Пираты как-то удирали от погони и причалили к нашим берегам. Каково было их удивление, когда они вместо голых скал деревню обнаружили! Они забрали нашу одежду и дома, спрятали корабли, прикинулись перед стражей крестьянами, так их пограничники и не тронули, дальше поплыли. А пираты, как только стражники ушли, разграбили деревню, слабых стариков и некрасивых баб перерезали, а мужиков, девиц и детей в кандалы и в рабство. Нас они продали в Тангее, где меня с остальными детьми купил монах из белых сов. Поначалу в Ордене здорово было... лучшие дни моей жизни! Нас всей деревенской гурьбой учили по настоящим книгам, мы спали каждый в своей комнате, были сыты и одеты, получали дорогие подарки по праздникам, играли в огромном саду Ордена по выходным, о родителях и прежнем доме и думать забыли, как о страшном сне, монахи и монахини были нашей семьей, нашими учителями, нашими идолами!... — он махнул рукой вверх, подчеркивая недосягаемость этих идолов. — Все это продолжалось, пока нам всем по восемнадцать не исполнилось. Тогда из нас стали готовить инквизиторов "нового поколения". Мы были преданы монахам, как спасенные от живодеров дворняги. Если нам говорили, что надо проглотить кислоту, мы глотали и умирали со счастливыми улыбками, когда нам разъедало вены, потому что были уверены, что так надо... Когда мне было двадцать один, я остался единственным выжившим из всей деревни. Когда исполнилось двадцать четыре, я остался единственным инквизитором, способным к работе. Когда меня выпустили, я стал делать то, чему меня научили... Я и до сих пор, как дрессированный пес, делаю то, к чему меня готовили, хотя понял уже, что все это бессмысленно... нечисти меньше не становится, одних спятивших магов упрячешь, рождаются новые, а я все хожу и ищу кого-то, строю из себя непойми что...
После долгого рассказа Закаи в пещере повисла тишина, шумел только непрекращающийся дождь снаружи.
Каша сварилась, зерна разбухли, вяленое мясо размягчилось и дало бульон. Размешав и посолив, я попробовала и объявила обед готовым. Все взялись за ложки, которые носили с собой в любом пути, и стали есть. Разговор продолжился.
— Я слышал, инквизиторы после одиннадцати лет работы обычно в монахи идут при Ордене, — заметил Арланд, не прожевав, от чего получил от меня подзатыльник. Буду воспитывать, надоел позориться!
— Ты представляешь меня в рясе!? — захохотал Закая так, что его плотный живот заколыхался.
— А кем бы ты был, если не инквизитором? — спросила Анук, теснее прижимаясь спиной к плечу Закаи и как бы невзначай коснувшись рукой его колена.
— Не знаю, — пожал плечами инквизитор. — Если бы не пираты, был бы рыбаком. Но сейчас меня от морского духа блевать тянет. А если бы меня из Ордена отпустили, я бы пошел в наемники. Куда мне еще идти-то? Только вот освободит меня от обета одна смерть: белых сов слишком мало, так запросто их не отпускают. Только за огромные деньги. Немыслимые деньги.
— А снять мантию и пойти в наемники самоволкой? — предложила Анук. — Кто тебя искать-то станет?
— Не могу. Я, как и ты, слишком долго живу в своей среде.
— Была бы выпивка, я предложила бы выпить за старуху Смерть! Придет, родимая, и всех нас в одно перемешает, а потом по капле в новую жизнь... -Анук засмеялась, обхватывая за плечо Закаю, чтобы не упасть. — Эээх... твой костер, ведьма, мертвый, как камень. Я хочу живого огня! Хочу дыма! — крикнула она. — Пойду, соберу веток, ты их высушишь, и разведем нормальный, трескучий и с запахом.
С этими словами Анук вскочила, схватила зачем-то свой лук и бросилась вон из пещеры, прямо под дождь.
— Дура, — фыркнул Закая, невозмутимо засовывая в рот ложку каши.
— По-моему, вы с ней похожи, — осторожно заметил Арланд.
— Может, в чем-то и похожи, — пожал плечами Закая. — Но она свихнулась в лесу от одиночества.
— Но вы отлично ладите, — заметила я, а потом невольно ухмыльнулась.
— Тебя, ведьма, никто не спрашивает! — нахмурился Закая и запустил в меня из ложки кашей. Мне удалось отгородиться магическим щитом. — По сравнению со мной твой Цыпленок после двадцати лет работы будет законченным психом... да уже через пару лет двинется, а еще через пять его белые совы порешат, как маньяка! Инквизиторам нельзя думать о своей миссии и верить в нее, они должны быть тупыми машинами. Иначе долго не живут. На своем веку я этот спектакль уже сотни раз видел с юнцами: работают год-другой, устают, душевные силы уходят, они пытаются заполнить себя идеями, чтобы снова обрести смысл жизни, в эти идеи их пожирают, и все. Долго из таких идеологов живут только те, у которых несколько специализаций. Можно из одного перескочить в другое, и жизнь потечет в новом русле, снова смысл почувствуется. Был судьей, стал лекарем, был клириком, пошел с мракобесием разбираться, и все, новая среда, новая работа, чувствуешь себя иначе... потом по новой.
— У Арланда несколько специализаций, — сказала я, прикинув в голове, через сколько лет он может помешаться... если уже не помешался, конечно. С тех пор, как он вернулся, было в его глазах что-то, что сильно меня настораживало.
— Ну вот жди звоночков и вправь ему мозги, как дурить начнет. Это твоя прямая обязанность!
Слова Закаи сбили меня с толку, и я ничего не ответила, только глаза округлила от удивления.
Тут в пещеру вбежала Анук, она была раскрасневшаяся, с румянцем и тяжело дышала. Ее глаза лихорадочно блестели.
