Пришел третий день, и часовой на стенах Карсё увидел в свете бледного рассвета армию Демонов, заполнившую всю равнину на юге. И ни одного человека со стороны Пиксиландии. Король Горис, согласно принятому решению, собрал всю свою армию в крепости. Но, через какое-то время, захотелось ему поговорить с Лордом Джуссом прежде, чем между ними произойдет последний смертельный бой. И послал Король Лорда Кардануса, своего герольда, с флагом перемирия и оливовыми ветками к лагерю Демонов. И во время переговоров было решено, что Демоны отступят от стены на три полета стрелы, а Ведьмы останутся в своей крепости; только Король с четырнадцатью невооруженными людьми выйдут наружу и на ничейной земле встретятся с Лордом Джуссом и его четырнадцатью спутниками. И назначена была встреча на три часа пополудни.
В назначенный час каждая группа подъехала к месту переговоров. Джусс был с непокрытой головой, но в сияющей кольчуге с латным воротником, его плечи прикрывали наплечники со вделанными в них золотыми нитями, а ноги — золотые поножи; золотые кольца украшали запястья. На нем был камзол из темно-красного тонкого шелка, и еще он накинул темный плащ, сделанный для него сильфами, на жестком воротнике которого серебряными нитками были вышиты странные звери. Согласно договору был он безоружен и держал в руке маленький жезл из слоновой кости, украшенный драгоценными камнями, в навершье которого находился камень, называемый Глаз Бела: белый оникс с черный зрачком внутри, сияющий из середины золотым блеском. Гордый и уверенный в себе стоял он перед Королем, высоко подняв голову как олень, пробующий носом воздух. Его братья и Брандох Даха стояли в нескольких шагах сзади, вместе с Королем Газларком и Лордами Зиггом, Гро, Мелхаром, Тармродом, Стиркниром, Кваззом и его двумя сыновьями, Астаром и Бремери из Шо: все достойные, благородно выглядящие люди, тоже безоружные и надевшие красивые одежды со сверкающими драгоценными камнями.
Напротив них, за спиной Короля, стояли не менее достойные лорды: Корунд, король Чертландии, Кориниус, которого называли королем Демонландии, Хакмон и Виглус, сыновья Корунда, Герцог Корсус и его сыновья, Декалайус и Гориус, Король Элиена, Король Минии, и графы Трамнё и Чеуша; безоружные, но в броне с ног до головы, сильные высокие мужчины благородного вида, хотя никто из них и не мог сравниться с Кориндом и Кориниусом.
Король Горис, в плаще из кожи кобры, с королевским жезлом в руке, возвышался на полголовы над всеми этими высокими мужчинами, как друзьями, так и врагами. Худой и мрачный, стоял он среди них, как сожженная молнией сосна на фоне заката.
Вот так, вскоре после золотого осеннего полдня, посреди печального луга, поросшего осокой, между двумя илистыми берегами задушенной камышом Друимы, вившейся к морю встретились два человека, для чьих амбиций и гордости мир был слишком мал, ибо не мог вместить их обоих одновременно. И, квадратный, мрачный и приземистый, подобный древнему, покрытому илом дракону, за ними спал замок Карсё.
Наконец Король заговорил и сказал: — Я послал за тобой, ибо думаю, что нам надо поговорить, пока еще есть время.
— Я не спорю с этим, о Король, — ответил Джусс.
— Ты, — сказал Король, наклоняясь над Джуссом, — человек умный и бесстрашный. Я советую тебе, и всем тем, кто с тобой, отвернуться от Карсё. Да, я вижу, что кровь, которой ты упился в Меликафказе не утолила твоей жажды, и война — твоя жемчужина и твоя любовница. И, тем не менее, отвернись от Карсё, если можешь. Сейчас ты достиг вершины своего честолюбия; попытаешься забраться еще выше — упадешь в пропасть. Пускай наша война сотрясает все четыре стороны земли, но не ее середину. Тот, кто хочет здесь сорвать сладкий плод, сорвет только смерть; а если и сорвет какой-нибудь фрукт, то только Зоак, губительный и горький, ибо когда человек съедает его мякоть, блеск небес сменяется мраком, а самые вкусные вещи на свете в его рту становятся пеплом; и так всю жизнь вплоть до смерти.
Он остановился. Лорд Джусс стоял спокойно, обращая внимания на его грозный взгляд. Люди за его спиной зашевелились, негромко переговариваясь. Лорд Брандох Даха, с усмешкой на лице, что-то прошептал Голдри Блазко.
И Король заговорил опять: — Не обманывай себя. Я сказал тебе все это вовсе не для того, чтобы напугать тебя, и мои слова — не детская сказка: я слишком хорошо знаю тебя и твою цель. Но я прочитал знаки в небе: они не слишком ясны, но грозят смертью как тебе, так и мне. Только ради тебя говорю я это, о Джусс, и опять (ибо последние слова запоминаются лучше) советую: отвернись от Карсё или будет слишком поздно.
Лорд Джусс внимательно выслушал слова Короля Гориса, и, когда тот закончил, ответил и сказал: — О Король. Ты дал нам замечательно-хороший совет. Но и загадочный. И, слушая тебя, я глядел твою корону, сделанную в виде краба, который глядит в одну сторону, а идет в другую. И, по-моему, это означает, что ты делаешь вид, будто хочешь нас спасти, но, на самом деле, ищешь только выгоды для себя.
Король зло посмотрел на него и сказал: — Я твой сеньор. И не подобает подданным так развязно говорить со своим повелителем, на "ты".
— Я говорю с тобой так же, как ты со мной, — ответил Джусс. — И, действительно, было бы глупо, если бы любой из нас преклонил колено перед другим, ведь победитель в нашем великом споре будет властвовать над всей землей. Ты открыл мне свои мысли и дал понять, что войска Ведьмландии не собираются сразиться с нами в поле. Теперь я открою тебе свои и вот что я предлагаю тебе: мы покинем эту страну и больше никогда не будем воевать против нее (если ты сам не нападешь на нас); но ты, с твоей стороны, должен перестать притязать на земли Демонландии, а также Пиксиландии и Чертландии, и еще должен отдать нам Корсуса и Кориниуса, твоих слуг, которых я накажу за злые дела, совершенные ими в нашей стране в то время, когда нас не было в ней и мы не могли оборонять ее.
Он замолчал, и минуту они молча глядели друг на друга. Потом Король поднял подбородок и улыбнулся своей ужасной улыбкой.
Кориниус весело прошептал ему на ухо: — Повелитель, отдайте им Корсуса. Это малая потеря, а они получат фальшивую монету взамен настоящей.
— Стой на месте, — так же тихо сказал Король, — и помалкивай. — Потом громко, Лорду Джуссу. — Ты и только ты причина всех тех ужасов, которые произойдут. Отныне я не положу свой меч, пока не сыграю в футбол твоей окровавленной головой. А теперь хватит слов: пусть вздрогнет земля и погаснет блеск Селены. Гром, кровь и ночь завладеют нами, и величайшая катастрофа в истории погубит это место.
В эту ночь Король один пошел в комнату на верху Железной Башни. Последние три года он редко ночевал здесь, и даже унес отсюда некоторые из своих книг, чтобы изучать их в свои покоях. Горшки, кувшины и бутылки из синего, зеленого и фиолетового стекла, в которых он хранил волшебные зелья и электуарии, состав которых не знал никто, атласы и горелки, тигли, пузатые реторты, перегонные кубы и водные бани, все они стояли рядами на полках, покрытые пылью и окутанные бледной паутиной; очаг замерз; оконные стекла залепило грязью; стены заплесневели, а воздух был спертым и затхлым. Король сидел, глубоко погрузившись в раздумья; перед ним на шестиугольной подставке лежала самая отвратительная из его книг, та самая, откуда несколько лет назад он вычитал заклинание для вызова злой силы, которая должна была сокрушить Демонландию и обречь на смерть всех ее лордов.
Страница пергамента, на которую он смотрел, выцвела от старости, и была написана на древнем, давно не используемом языке, тяжелыми и черными буквами. Большие начальные буквы и иллюстрации на широких полях когда-то были раскрашены темно-золотой краской и представляли ужасные лица, змей, жабоголовых людей, обезьян и мантикор, суккубов и инкубов, переплетшихся в непристойных позах. Король повторял опять и опять написанные на странице слова, стараясь вникнуть в их значение, ибо в них содержалось древнее пророчество, в котором говорилось о судьбе королевского дома Горисов Ведьмландских:
Будет дом твой всегда стоять
Вечность будет над ним сиять.
Должно только твердо ступать
Убеждений не забывать.
Но придет нечестивый тот
Кто задумает злой комплот.
К черной магии он придет
И родится ужасный плод.
Схвачен будет кошмарным злом,
Жизнь утратит, идя напролом,
Проклят вечно и поделом
Прекратится на нем твой дом.
Будет в Адском гореть огне
Не придет подмога изве.
Вечность будет томиться на дне
Никогда не увидит Карсё.
Рассказали то звезды мне.
Король Горис встал и подошел к южному окну. Шпингалеты заржавели, он рванул их и они со скрипом разошлись, осыпав его грязью и песком. Он открыл окно и посмотрел наружу. Глубокая тихая ночь, ни звука. Далеко на лугах огоньки, свет костров лагеря Лорда Джусса. Там собрались враги, целая армия врагов.
Едва ли кто-нибудь смог бы сейчас без дрожи посмотреть на Короля, стоящего у окна, ибо высокая худая фигура в железной раме казалась не существом из плоти и крови, но твердым холодным камнем, а его лицо походило на потрет какого-нибудь темного бога, вырезанный из камня много лет назад давно умершим резчиком, и запечатлевший безжалостную силу, презрение, жестокость и властность. И казалось его лицо бесконечно древним и неподвластным возрасту, как глубокая ночь или первосотворенный мрак, и, одновременно, юным, как новорожденная ночь.
Долгое время стоял он так, потом вернулся к книге. — Горис VII, — сказал он самому себе. — Именно про него было сказано "Схвачен будет". Я сделал получше, но недостаточно хорошо. Но слишком рискованно делать это во второй раз, и одному. Корунд — неустрашимый воин, но суеверный и подозрительный к тому, что не из плоти и крови. Есть еще Кориниус, который не боится ни бога, ни человека. Но он слишком неразумен и неуправляем. Вот если бы был Гоблин, он бы подошел. Проклятый предатель, он бросил меня. — Он еще раз пробежал страницу глазами, как если мог заглянуть за границы времени и смерти и найти в словах новое значение, которое лучше бы подошло к тому, что он так страстно желал сделать, хотя разум запрещал ему даже желать. — Он говорит "Проклят вечно", и еще об конце династии, и "никогда не увидит Карсё". Оставим это.
И Король медленно закрыл книгу, запер ее на три замка, а ключ спрятал на груди. — Еще нет необходимости, — сказал он вслух. — Этот день решит меч и Корунд. Но если он будет побежден, тогда, несмотря ни на что, я сделаю то, что должен сделать.
В тот самый час, когда Король вернулся в свои покои, в замок прискакал гонец с письмом от Хеминга, и сообщил, что Хеминг быстро идет по Королевскому Пути вместе с пятнадцатью сотнями сильных воинов из Пиксиландии. Кроме того, их предупредили, что флот Демонов вошел в реку и, скорее всего, их завтра атакуют, как по земле, так и по воде.
Всю ночь Король совещался в своих покоях с генералами, готовя все для завтрашнего сражения. И всю ночь он не на мгновение не сомкнул глаз, хотя и заставлял остальных время от времени идти спать, ибо считал, что завтра они должны быть бодрыми и полными сил. И они решили вывести войска на левый берег перед мостовыми воротами и там, на рассвете, предложить Демонам битву. Ибо если бы они остались в стенах крепости и дали бы Демонам отрезать юного Хеминга от мостовых ворот, то он бы погиб, и, к тому же, если отдать без боя мостовые ворота и сам мост, то Демоны легко смогут высадить всю свою армию на правый берег и запереть их в Карсё. Атаки с правого берега они не боялись, хорошо зная, что могли бы сидеть внутри замка и смеяться над врагами, ибо стены были неприступны. Но если, как они планировали, битва развернется перед мостовыми воротами и Хеминг подойдет с востока, можно будет надеяться, что они разгромят Демонов, ибо главные силы нападут на центр Демонов с запада, а Хеминг нанесет удар с другой стороны.
Таким образом можно будет вызвать у них панику и обратить в бегство; будучи не в состоянии вернуться на корабли, Демоны будут вынуждены отступить в болота около Карсё и станут жертвой Ведьм.
В холодный последний час перед рассветом генералы получили от Короля последние приказы и отправились к своим войскам. Кориниус вышел первым из комнаты Короля, немного раньше остальных. В продуваемом насквозь коридоре качались и дымили светильники, отбрасывая тусклый свет на холодные стены. На верхней площадке лестницы стояла Леди Срива, то ли собираясь проститься с отцом, то ли из пустого любопытства. Как бы там ни было, он, не давая ей опомниться, быстро подошел ней и толкнул в небольшой альков, где еле хватало света чтобы увидеть бледное мерцание ее серебряного платья, густые темные волосы, падающие на плечи извилистыми локонами, и сияющие темные глаза. — Моя остроумная лгунья, неужели я все-таки поймал тебя? Ну, не сопротивляйся. Твое дыхание пахнет корицей. Поцелуй меня, Срива.
— Нет! — крикнула она, пытаясь убежать. — Беспутный человек, неужели я заслужила такое обращение? — Но, увидев, что сопротивление бесполезно, она сказала низким голосом: — Хорошо, если ты принесешь мне Демонландию сегодня ночью, мы сможем поговорить по-другому.
— Слушай ты, беспутная предательница, — сказал он, — разве той последней ночью ты не говорила со мной грубо и нецивилизованно? Какого дьявола ты запела соловьем? Не потому ли что веришь, будто я не вернусь обратно после битвы? Но я вернусь, госпожа поцеловать-и-сбежать, и, клянусь богами, получу свою награду.
Его губы глубоко впились в ее, сильные жадные руки сломили ее сопротивление и, негромко вскрикнув, она обняла его, ударившись своим нежным телом об его броня. Между поцелуями она прошептала: — Да, да, сегодня ночью. — И конечно он проклял недобрую судьбу, не пославшую ему эту встречу на полчаса раньше.
Когда он ушел Срива еще какое-то время оставалась в темном алькове, приводя в порядок прическу и платье, пострадавшие от такого горячего ухаживания. Невидимая в темноте она заметила, как Леди Презмира и ее супруг прошли извилистым коридором и остановились на площадке лесницы.
Презмира держала Корунда за руку. — Мадам, я знаю, куда Дьявол прячет свой хвост, — сказал он. — И узнаю предателя, когда увижу его.
— Милорд, разве ты ошибся хотя бы раз, следуя моим советам? — сказала Презмира. — Или разве я хоть раз оказала тебе, что бы ты от меня ни хотел? Вот уже семь лет, как я сбросила с себя девичество, и только ради тебя. Двадцать королей просили мою руку, но я предпочла тебя всем, ибо был ты как сокол среди попугаев, или как орлица среди лебедей и дроф. Неужели ты окажешь мне в моей просьбе?
Она повернулась к нему лицом. В колеблющемся свете светильников зрачки ее больших глаз казались огромными глубокими озерами, в глубине которых сверкали таинственные зеленые огоньки. Богатая и пышно украшенная одежда казалась бледной рамкой, в которую была вставлена несравненная красота: благородное и нежное лицо, каждая черточка которого впитала в себя все лучшее, что есть на земле и на небе; роскошные волосы, цвета восходящего солнца; гордая статная осанка, как у только что приземлившейся после полета птицы.
