— Ну... ладно, сбережение-то я просматриваю, убедил. А как же мне восполнить временную недостачу средств? В основную казну теперь залезать, в сундуки подвальные? У меня — платежи один за другим, и не только по твоему Гнезду. Теперь по кормовым разверни...
— Это ваше Гнездо, ваша светлость...
— Цыц, остроумец доморощенный! Итоговый давай... Полторы сотни монет — согласен, это не малый медяк для отдельного человека, но для нашего огромного удела... Из-за них, так получается, я попадаю в сильнейшую нехватку, пусть и временную. Вот, сам смотри по своему свитку: сколько требуется, а сколько у нас в наличии. В сравнении с нею, полученный навар становится гораздо менее чем пустяк. Оно того стоит?
— Гм... Ваша светлость позволит мне напомнить о тех недоимках и взысках двум вашим городским магистратам за те неполадки, что допущены ими тогда... во время схода снегов с гор... Я хотя и не занимался непосредственно...
— Что? Каких взысках... А! Точно! Два городка. Они ведь наказаны и дополнительно нам должны. Мы же можем взаимно зачесть, и тогда они из своих средств...
— ...Поставят фураж и иное предусмотренное довольствие всем трем полкам, временно расквартированным в этих городах. А также отстроят разрушенные дороги. Вы совершенно верно все рассчитали, ваша светлость! А там уже и купчины положенное за год привезут. Обернемся, никуда под спуд не залезая.
— Это ты рассчитал, а я не догадался. Хм... Тогда получается. Но, Канцлер, не зарывайся: твое дело Гнездо и то, что в округе, а не все хозяйство удела!
— Ваша светлость!..
— Сядь обратно, поклоны потом. Молодец, за науку спасибо... Эт-то хорошо... Да еще на будущий год налогов меньше отправлять придется, так ведь? Хорошо. Я вот о чем думу думаю, Канцлер...
— Да, ваша светлость?
— Наша казна. Лежит она себе, лежит, есть не просит... Из года в год мы управляемся так, что залезать в нее не приходится, разве что наоборот: пополнить чуток...
— Стараемся...
— Получается, за редчайшим исключением так называемых черных дней: для жизни удела — что есть казна, что нет ее! Она есть, но лежит как бы мертвым грузом...
— Но она есть!
— Да. Но она не работает, просто лежит в наших сундуках. А вот придумать бы какое использование ей, чтобы она... как это по-купечески... оборачивалась, что ли... Дополнительную прибыль приносила... Мы тогда и войска бы лучше содержали, и переселенцам налоги снизили, а они бы другим рассказали, приманили бы... А попрет к нам народец — мы и пустоши быстрее заселим... Распахали бы их, заграды бы дополнительные поставили...
— Ваша светлость. Будь я проклят, если эти же самые мысли я не услышал впервые из уст вашего несравненного деда Лароги Весе?лого...
— Здорово! Значит, это не только мне в голову приходило? Так, и что?
— Не только вам, ваша светлость. Недаром все дружно говорят, что вы похожи на своего дедушку лицом и статью, но даже и образом мыслей. А то, ваша светлость, что мы с его светлостью Лароги Веселым уже предприняли кое-какие шаги в этом направлении, присмотрелись к купцам, чтобы деньги в рост им ссудить, самым надежным из них, разумеется... Для начала небольшие суммы, на пробу...
— Да, толково, и я об этом же самом подумал... И что?
— Дед ваш пал в бою, не успел воплотить, а ваш батюшка Ведди Малый, когда мы до этого дошли в наших разговорах...
— Что — батюшка? — Глаза у Хоггроги грозно сверкнули при одной лишь мысли о том, что кто-то посторонний, пусть даже и не совсем посторонний, а вернейший из верных слуга, но не член семьи, своими словами или даже мыслями посмеет принизить поступки его родного отца...
— Батюшка ваш меня вразумил... Нет, нет, ваша светлость, словом вразумил! Его слова иной раз еще тяжелее руки оказывались.
Модзо Руф замолчал, но так, чтобы его светлости было видно, что старый слуга полон почтения и ждет лишь знака, чтобы продолжить доклад...
— Не томи, рассказывай. Мне отец по этому поводу ни словечка не проронил.
— Слушаюсь, ваша светлость. Ваш батюшка, светлейший маркиз Ведди Малый, всемерно уважал своего отца — а вашего деда — пресветлого мар...
— Суть излагай, без узоров!
— Слушаюсь, ваша светлость. Ваш батюшка рассудил — и я всем сердцем с ним согласен по сию пору! — что ценности, якобы мертвым грузом лежащие на дне ваших сундуков, на самом деле подтверждают и обеспечивают устойчивость вашего богатства! Ибо все знают, что казна маркизов пустою не бывает, все в нее верят: государи, соседи, враги, купцы, воины, горожане и крестьяне. Но потому и верят, что она есть на самом деле. Это как с золотыми монетами: ну-ка, вынь оттуда золотую сердцевину да замени свинцом? Казалось бы — вид тот же, вес тот же? Стало быть, и ценность та же? Ан нет: фальшивую монету не ценят, а фальшивомонетчиков казнят! Вот так же и содержимое сундуков, принадлежащих маркизам Короны, оно — та же золотая начинка для золотом блистающей монеты: вынь ее — останется никому не нужная фальшь, которой никто не поверит и которую в уплату никто не возьмет.
— Хм... Здраво, по первому рассмотрению кажется. Ну, а кто узнает, если я сделаю все тайно? Кто заглянет внутрь моей монеты? Я таким любопытным быстро носы поотрываю, вместе с шеями! Зато пущенные в оборот денежки вскоре вернутся ко мне же, да еще и с лихвою?
— Ваша светлость! Бывали случаи... — это не я вам рассказываю, я лишь пересказываю то, что ваш великолепный батюшка соизволил объяснить мне... Бывали случаи, когда могущественные государи... не наши, из других королевств, подмешивали всякий мусор в золото монет, чтобы, значит, самих монет в казне стало побольше. С полным сохранением тайны, боги не подкопаются! Первое время все шло как по маслу, а потом все одно правда наружу выходила, не словами, так последствиями. Ну... подобно тому, как грунтовые воды не видны, насколько они к поверхности подступили, а как начнут гнить растения да портиться земли — все понятно становится... Такая уж несокрушимая имеется магия у денег, небось, самими богами придумана, и человеку сию магию не обогнуть, не перепрыгнуть.
— Ты так полагаешь? Хм... Как же тогда Бурые с пустою казной живут? Всем известно: герцоги, а клянчут у государя постоянно... Хотя... Дальше убеждай.
— Магия денег очень велика. С позволения сказать, даже если бы Его Величество император... — Старый слуга опять смолк, не решаясь продолжать, ибо материя обозначенного примера была чересчур...
— Давай, давай, от государя не убудет... — Хоггроги потрепал имущника по плечу и соизволил ухмыльнуться. — Я ему ничего не скажу про твои дерзостные измышления...
— Даже если бы сам государь повелел считать ценность золота как меди и наоборот, то... у него ничего бы не получилось, кроме великой смуты по всем пределам земли, хотя количество того и другого металла в общем — не изменилось бы ни на медяк.
Маркиз задрал глаза к невысокому своду кабинета, покачался на задних ножках кресла...
— Да... если представить... Хорошего бы из этой затеи не вышло. Продолжай, но уже поближе к нашим рубежам.
— То есть, ваш батюшка посчитал, и я с ним всею душой согласился, что в подвалах да сундуках, мертвым грузом, ваши деньги еще лучше работают, чем их в рост купчишкам давать. Выгоднее покровительствовать купцам, разводить их как коров, защищать, когда надо, мечом и монетою, и пусть тогда действуют на свои денежки, богатеют сами, да молоко и сыр в ваш дом приносят. Э-э... Под молоком и сыром я подразуме...
— Дальше, я понял.
— То же и крестьяне: с одного боку невидимые заграды стоят, с другого — за горами за долами — невидимые из-за гор полки вашей светлости. Невидимые — да наготове, земледельцу и спокойно. Всяк из нас — свое пашет: крестьяне — особо, купцы особо, ну и дворяне... А мертвые деньги в казне — они могут воскреснуть, пригодиться, предположим, один-единственный раз, но именно этот раз и будет самым необходимым. Но блеск этих нетронутых денег будет светить и приносить великую пользу долгие, долгие благополучные годы...
— Ху-хумм... Надо подумать. Я подумаю. Хорошо, Модзо, твоим докладом я доволен, объяснения твои приняты полностью, но...
— Виноват, ваша светлость!..
— В чем именно? Я же сказать еще не успел. Ты раб, что ли, виниться наобум?.. А собирался вот что: во-первых, повторю: укроти в себе самоуправство, занимайся только Гнездом, не то быть худу. Гнездом и поставкой всего необходимого в замок светлейшей маркизы Эрриси, моей дорогой матушки. А второе — почаще бы ты со мною беседовал о всяком таком отвлеченном... якобы отвлеченном, а на деле — очень полезном. Понял?
— Да, ваша светлость. Будет сделано.
— Ступай. Я крепко поразмышляю насчет золота, его бездействия и работы, и потом мы это дело еще с тобой обсудим, ибо мне очень уж понравились твои рассказы, хорошо поёшь, на мой вкус — пуще, чем поэты, да трубадуры-былинники.
Повинуясь неслышному свистку имущника, появился слуга, подхватил, кряхтя, тщательно запертую шкатулку в обе руки, и маркиз вновь остался наедине с утренними делами. Хоггроги, после разговора с имущником, сразу же повеселел, даже попытался напеть что-то и смущенно замолк: того и гляди на крик прибегут испуганные слуги. Так уже бывало пару раз: в собственном-то замке челядь попривыкла к руладам его сиятельства, а здесь пока еще... Теперь предстояло нудное, однако же в чем-то приятное для Хоггроги занятие: сверка ведомостей о продовольственных и иных запасах в заградных крепостях. Сушеные коренья, зерно, вяленая рыба, озерная и морская, вяленое мясо, ящерное и молочное, солонина, жир, сало, вина, уксус, даже питьевая вода в бочках... Кожи сапожные, кожи для тегиляев, для штанов... Полотно обтирочное, полотно бельевое, запасы подков да наконечников, да соль, да масло горючее... Все это обязано быть всегда под рукой, в заранее расчетных количествах, и обновляться своевременно — также должно. Близлежащие городки, дворянские поместья — все имели четкую разнарядку по натуральным налогам, все под страхом жесточайших немедленных кар своевременно исполняли эту почетную повинность, и все-таки лишь неусыпный надзор делал это исполнение по-настоящему безупречным. Хоггроги с детских лет нравилось сидеть рядом с отцом в его рабочем ка?бинете и перебирать свиток за свитком, ведомость за ведомостью, сравнивать должное с до?стигнутым, выявлять корень и причину спотыков, которые иногда случались... Ведди Малый, похвалив бдительного отпрыска, немедленно принимал меры и подробно объяснял для Хоггроги, почему в одном сбойном случае стоит казнить провинившегося, а в другом, внешне похожем, достаточно вслух и без крика указать на ошибку...
Опять скрипнула дверь. Двери в спальные и рабочие покои властителей удела всегда оставляли скрипучими, вроде как дополнительная бдительность, шумовая стража, но Хоггроги подумывал над тем, как бы этот устаревший обычай... того...
— Ваша светлость! — Керси уже не голову просунул, а весь вошел в кабинет и поклонился большим поясным поклоном. — Ее светлость маркиза Тури!
— Да сейчас я... скоро уже... Что, она уже здесь?
— Так точно, ваша светлость! — паж рукой показал на дверь и пожал плечами, как бы добавляя жестом: я тут не при чем.
Не было времени одергивать Керси за развязность, смешанную с солдафонским этикетом, поэтому Хоггроги просто дал ему подзатыльник, и пока юный паж с грохотом вылетал в дверь, Хоггроги успел запахнуться и перепоясать халат потуже.
— Ты уже проснулась, мой птерчик? Как себя чувствуешь? Какие сны видела?
— Все бы хорошо, но мои барабанные перепонки сейчас лопнут... от рева некоторых некормленых маркизов... Да, я проснулась и уже час безуспешно жду своего повелителя к завтраку.
— Уже? — Хоггроги обернулся к здоровенным водяным часам в углу кабинета... — А я и не заметил. Знаешь, как это бывает, пока то, да пока се... Свиток да другой... Э, э, э!.. Что это у тебя за... Стой, не подходи!
Только сейчас Хоггроги заметил, что его юная супруга что-то прячет в правой руке за спиною... Но маркиза Тури и не подумала внять оборонительным словам его светлости владетельного маркиза Короны Хоггроги Солнышко, напротив, она была полна решимости и подступала, выставив вперед объемистый, высоко вздернутый животик, все ближе, пока, наконец, ее оробевший супруг не уперся спиной и затылком в злосчастные водяные часы. Он уже обо всем догадался и просто тянул время, не надеясь даже на чудо.
— Осторожнее, мой дорогой, не разбей, они очень дорогие и древние, и вообще это мое приданое. Ну, иди же сюда, примирись с неизбежным. — Маркиза вывела руку из-за спины и — да, так и есть — зловеще взмахнула куаферным гребнем, выточенным из драгоценного панциря ящера капуни.
— Не буду.
— Но ты обещал, что будешь.
— Я обещал?
— Именно ты. Неужели ты боишься, что я, твоя законная супруга, более или менее светлая маркиза Тури, сумею причесать тебя хуже, чем пусть даже самый искушенный куафер в Империи?
— Да нет, я и не думал сомневаться, но...
— Но? Какое но, ты ведь слово давал?
— Я никакого слова не давал, а просто согласился, ты из меня ласками вытянула согласие...
— Ты отказываешься от своего согласия? — Карие глаза маркизы до краев наполнились презрительной жалостью к клятвопреступнику, розовые губки разочарованно поджались, словно бы отведали что-то горько-кислое...
— Ничего я не отказываюсь, но только ты потихонечку...
— Ура! Садись же! — Маркиза приподнялась на цыпочки и чмокнула супруга в колючий подбородок. Она сразу же, чуть ли не с первого дня совместной жизни полюбила причесывать своего мужа, приглаживать его жестчайшие вихры... пыталась приглаживать... Хоть водою их смачивай, хоть ароматным маслом, нарочно придуманным цирюльниками для жестких волос — ничего не помогает: стоит лишь Хогги тряхнуть головой — и все труды насмарку. Стричь же совсем коротко — никак нельзя, это не модно, а ее ненаглядному скоро надо будет ехать в столицу, и там он должен выглядеть лучше всех...
— Ай. Ты дергаешь.
— Я не дергаю, мой повелитель, но два зубца... даже три зубца только что сломались в буйных зарослях на твоей голове.
— Я есть хочу.
— Потерпи, мой дорогой. Завтрак ждет, свеженький, горяченький. Прямо за дверью и ждет... Повар тоже стоит за дверью и следит, чтобы ничего не остыло. А наша Нута тоже там же и следит, чтобы повар не отвлекался и все делал правильно...
— Угу. Похоже, ползамка собрались под дверью моего кабинета... Отец никогда не обедал и не завтракал у себя в покоях.
— Но теперь ты устанавливаешь порядки и законы. Прикажешь убрать?
— Гм... Ладно, в порядке исключения.
— И пусть Керси с нами позавтракает. За что ты его треснул?
— Я? За дело. И вообще я его пальцем, можно сказать, не тронул, дал легкого подзатыльника — и все.
— Ах-х... Ты когда-нибудь задумывался над тем, каково простому смертному неполных пятнадцати лет выдерживать твои "легкие подзатыльники"? Если ты думаешь, что я и нашего сына позволю так же лупцевать, Хогги, то ты глубоко заблуждаешься.
