— Откуда будете недоделки. Парни попытались что-то бурчать, но делали это неуверенно. До них начало доходить, что настал трагический момент явления к ним белой горячки, и то, что она явилась сразу к троим оболтусам, несколько их не смутило.
— Да, местные мы. Просто вышли пройтись — проговорил тот, что по-прежнему держал в руках банку, которая, кстати, имела наполнение не более чем наполовину.
Из машины вышел человек, на голове которого была старомодная шляпа. Толстоватое лицо дополнялось маленькими очками.
— По домам давайте, пьяным нечего бродить — сказал мужчина, и Инна подумала, что где-то видела этого человека. Она могла бы вспоминать дальше, но ответ ей, напомнил не кто иной, как оживший к этому моменту Рашид.
— Лаврентий Павлович прошу ко мне. Свежий, горячий шашлык для вас. Такое счастье Лаврентий Павлович — не замечая Инну, он бросился к человеку в очках.
Троица смотрела на Лаврентия Павловича, на машину, на Инну, на Рашида — ничего не понимая в течении десяти секунд, а затем тот, что имел дергающийся глаз произнес.
— Ну, мы пойдем?
— Да, конечно, и как можно быстрее. Увижу еще раз, пеняйте на себя — сказал Лаврентий Павлович.
Перетянутый ремнями молодой парень, в идеально подогнанной форме, открыл дверцу автомобиля, перед тем, кто именовался Лаврентием Павловичем, тот сел внутрь и машина двинулась дальше. Инна оставалась на месте, зато бесследно пропали трое аборигенов и куда-то скрылся любезный Рашид. Оставался только черно-белый окрас, вместе с ним какими-то онемевшими стали дома, замолчали, прижав хвосты, до этого браво, тявкающие собаки.
— ‘’Нужно идти к дому’’ — просто подумала Инна и, слыша с каждым шагом стук собственного сердца, двинулась к дому Подкулачника. Весь ее путь выглядел так же, как и в его начале. Исключением были повылазившие из своих домов старухи, которые очевидно ничего не понимая смотрели по сторонам, делились впечатлениями, и Инна два раза слышала скрипучий голос произносивший.
— Вот и конец света пожаловал’’. Хоть фраза прозвучала одинаково на расстоянии в пять сотен метров, но Инна была уверенна, что ее произнес один и тот же голос.
Подойдя к особняку Подкулачника, Инна поняла, что лучше бы этого не делала. Утонувший в сером огромный дом, затаился полным беззвучием. Возле массивных ворот, высота которых была почти три метра, стояла та же машина, в которой совсем недавно проезжал Лаврентий Павлович, только Инна не видела толстяка в характерной шляпе. Внутри сидел одинокий водитель, а возле калитки, что была проделана в громадных воротах, стояли трое военных при оружии. Они с деловым видом покуривали папиросы, а тот, что был четвертым и, без всякого сомнения, главным был хорошо знаком Инне. Это был не кто иной, как сам господин Ефимози.
Инна в своем сознании, по-прежнему называла этого человека господином, но что-то не увязывалось с этим словом, а слово товарищ не ложилось в ее понимание. Только тот, что пинал ногой калитку, все же был товарищ, иногда он обворачивался к своим коллегам. Затем продолжал сотрясать округу звенящим звуком. Эхо от этого звука пронизывало застывший воздух, звук уносился далеко и, как казалось Инне, слишком быстро возвращался обратно, сливался с очередными ударами, на которые не было ответа.
Инна прижалась к достойному по размеру дереву. Еще ее прикрывал небольшой кустарник. Стучавшиеся в калитку находились к ней спиной, а когда мимолетно обворачивались, то не замечали ее присутствия.
— Открывай двери, все равно придется!!! — закричал Ефимози.
Тишина ответила ему вновь.
— Открывай, давай!!! — снова закричал он, в пустоту.
Инна вздрогнула, почувствовав присутствие рядом с собой человека. То ли она задумалась, а скорее всего, была поглощена процессом вскрытия дверей, неприступного особняка Подкулачника и поэтому не услышала, как рядом с ней оказался Архип Архипович.
— Здравствуйте милая девушка, мы с вами уже встречались. Помните меня? — произнес с лукавой интонацией Архип Архипович.
— Помню, конечно. Вы меня испугали — Инна действительно выглядела испуганной, нервно сжимала в руках ручки полиэтиленового пакета.
— Я не обижу вас, моя хорошая. Не можете попасть домой? Я правильно понял?
— Я не знаю. Я здесь не живу, мы приехали в гости — Инна окончательно замялась, опустила глаза в землю.
— Ничего страшного, мы прекрасно знаем, что вы в гостях — произнёс Архип Архипович.
У Инны закружилась голова, все поплыло, затем исчезло. Снова закрутилось, стало тяжело дышать, но тут же все восстановилось. Только открыв глаза, Инна уже не видела товарища Ефимози, пропали вместе с ним люди в военной форме. Зелень покрыла дерево, что было рядом. Она же появилась на огромных воротах. Небо поползло голубым, белое в виде облаков, рисовало свои запутанные узоры, рядом был знакомый старик. Инна посмотрела на себя, на пакет, который на глазах расцвел алыми розами.
—Девушка с вами все хорошо? Мне, кажется, что вы уснули или потеряли сознание — обратился к ней старик. Улыбнулся, закурив сигарету. Им навстречу шел еще один мужчина преклонных лет. Старик махнул ему рукой, снова посмотрел на Инну.
— Сегодня в полночь товарищ Репейс посетит вас — загадочно произнес старик.
— Меня? — испуганно переспросила Инна.
— Нет, точнее, вас всех, передайте остальным компаньонам — сказал старик и зачем-то снял кепку.
…Инна Владимировна пожаловали барин — произнес мужичонка в фартуке.
Ему никто ничего не ответил, а через несколько минут Инна, предстала перед всей компанией.
— Жива — прошептал Ироним Евстратиевич.
— Товарищ Репейс пожалует сегодня в полночь — произнесла Инна, обратившись ко всем сразу.
— Это как понять? — отреагировал Иван Васильевич.
— Не знаю, велено передать — ответила Инна.
— Что сам товарищ Репейс велел тебе передать? — спросил Эдуард Арсеньевич.
— Нет, один старик из их компании — произнесла Инна и посмотрела на Рыжую бороду.
— Архип Архипович — произнес Рыжая борода загробным голосом.
Время до полуночи было, не так уж много, а после слов Инны оно начало идти с неизмеримой скоростью, и вечер наступил в одно мгновение. Он же окончательно приглушил эмоции, а тикающие часы пугали передвижением своих стрелок.
— Надо подготовиться основательно до полуночи. Приготовить ларец, выкопать ямку или, что там нужно — с деловой интонацией в голосе говорила Карина Карловна, обращаясь к Ивану Васильевичу, тот одобрительно кивал головой.
— Они сами дали нам понять, когда нужно провести церемонию — сказала Карина Карловна.
— Ты о клятве забыла — напомнил Эдуард Арсеньевич.
Он к этому времени уже успел проспаться. Сейчас сидел с помятым лицом и обходился красной настойкой, игнорирую, куда более желанный коньяк.
— Действительно, это осложняет дело. Но, я думаю, что возможно принять ее, как говорится, всем скопом. Кто-нибудь будет читать, потом все по очереди произнесут заключительные слова. Сейчас я принесу бумагу — Карина Карловна отправилась в свою комнату.
— Плохо все это кончится — удрученно сказал Эдуард Арсеньевич.
Иван Васильевич не стал с ним спорить, лишь пожал плечами и произнес; — Да уж. Карина Карловна не заставила себя долго ждать. Она энергично уселась на свое место, развернула заветную бумагу и начала читать.
— ‘’Именем свободного капитала — торжественно клянусь!!! Быть верным законам, установленным со времен Адама и Евы, законам, освещенным всеми конфессиями. Прилагать все имеющиеся силы для поддержания порядков священного разделения на богатых и бедных. На потомственную эксплуатацию, на сохранение капиталов и теплых мест, капиталами достигнутых. Клянусь не жалеть себя, быть верным до последнего вздоха общему делу. Клянусь, не пререкаясь следовать за теми, кто назначен этими принципами на верховную власть свободного капитала. Клянусь, не пожалеть жизни за богом избранный путь. Клянусь!!! Клянусь!!! Клянусь!!!’’
— Хороший, какой текст — сказал Иван Васильевич, после того, как Карина Карловна закончила читать.
— Не хватает чего-то и размыто как-то — выразил свое мнение Эдуард Арсеньевич.
— Тебе Эдя чего надо? Все по делу и нет ничего лишнего. Свобода эксплуатации, деление на людей и на нелюдей. Послушность принципам выборного обмана. Все по делу — сердито одернула Эдуарда Арсеньевича, Карина Карловна.
— Так-то оно так, только лучше обойтись без этой клятвы. Закопать эту хрень в землю и хорош на этом. Я, вообще, думаю, что ненужно было нам сюда ехать. Пусть сеньор Толстозадов сам бы и разбирался во всем этом — откровенно выложил все, что было у него на душе, Эдуард Арсеньевич.
— Я другого от тебя и не ожидала — фыркнула Карина Карловна — Я Эдя тоже боюсь, и может больше тебя. Ты вспоминаешь, что я баба, когда тебе поточить необходимо, а так тебе, кажется, что-то иное. Только если ты внимательно слушал клятву, то в ней вся наша жизнь. И не только наша, а всего ‘’Грядущего общества’’. Ты бывал в другой реальности и тебе не очень там понравилось.
— Думаешь если мы эту штуковину зароем, под другую абракадабру, пробубним слова истинные, то навсегда пропадет товарищ Репейс с товарищем Ефимози — грубо возразил Эдуард Арсеньевич.
— Я так понимаю, что ты от своего страха успел забыть истинное лицо товарищей и самого сеньора Толстозадова. Тебе, кажется, что все это чушь или я не правильно тебя понимаю? — не уступала Карина Карловна.
— Ну, не чушь, конечно, только мы люди маленькие. Кто я такой? Всего лишь рядовой слуга ‘’Грядущего общества’’ — пробурчал Эдуард Арсеньевич.
— Мы здесь все не из первых рядов. В этом видимо и заложен необходимый символизм — торжественно сказала Карина Карловна…
… — Подготовил все барин — вновь появился мужичонка в грязном фартуке.
Фартук при этом стал еще грязнее, а сам он плохо стоял на ногах.
— Чего там шумел, сучий сын!!! Сделать нормально ничего не можешь, выпил уже лишнего, каналья сранная!!! — обыденно повысил голос Иван Васильевич.
— Там кот черный, большой и наглый, хотел его погнать, так он меня чуть не сожрал. Как фыркнет, зашипит, глаза зеленные, страшные — пару раз икнув, рассказывал мужичонка в фартуке.
— Господи спаси и помилуй — прошептал Ироним Евстратиевич.
— Насчет дела Карина Карловна права. Мы свой путь давно выбрали и должны его отстаивать. Иначе страшно представить, что будет нам уготовано — немного опоздав, произнес Иннокентий Иванович.
— Почему нам? — спросил Ироним Евстратиевич.
— Но не ему же — ответил профессор, взглядом указав, в сторону мужичонка в фартуке.
Тот с интересом глянул на профессора и в третий раз сильно икнул.
— Пошел вон отсюда!!! — заорал Иван Васильевич.
Часы в доме, старомодным звуком, пробили десять часов вечера…
… Напрасно Иван Васильевич ждал изменений в окружающей обстановке. Ничего не могло потемнеть, от того, что и без того было темно. Никто не стучал в калитку со страшным грохотом и даже не звонил бесконечной трелью в дребезжащий электрический звонок.
— Вроде, пронесло — произнес он, когда затаив дыхание процессия двинулась на обширный задний двор.
Путь освещал, торжественный, погруженный в непроглядный страх Ироним Евстратиевич, где-то частично совсем слегка, чувствовал он великое озарение, выпавшее на его долю. Пощипывало оно самолюбованием и если бы не противный страх, то мог бы он ощутить всю полноту момента, а так.…Нес он перед собой старый канделябр с зажженными свечами в количестве шести штук. Свет от них был тусклым. Едва освещал он следующий шаг, еще озарял таким же тусклым светом крест на груди Иронима Евстратиевича и иконку, которую Ироним примостил рядом с крестом, желая оказать тому существенную подмогу.
Позади него двигалась Карина Карловна, онемевшими руками державшая ларец сеньора Толстозадова, за ней Иннокентий Иванович, дальше Иван Васильевич, Рыжая борода, Инна, а замыкал шествие, длинной в двадцать метров, Эдуард Арсеньевич.
Блики от канделябра осветили мемориал. Ироним Евстратиевич передернулся, ему отчетливо привиделось, что он видит надгробный памятник, который, к тому же, покрылся плесенью и странной паутиной разложения, от долгих, слишком долгих лет существования.
— Смелее — прошептала ему на ухо Карина Карловна.
— Там кто-то есть — упавшим в глубину самой глубокой бездны голосом, ответил Ироним Евстратиевич.
Карина Карловна не успела что-то ответить, не успела и что-то разглядеть, как через плотную тишину до нее и всех остальных, долетел голос, наполненный радушной иронией.
— Ну, здравствуйте мои дорогие компаньоны. Как рад я вас всех видеть. Несомненное, наше почтение вам за оказанную помощь в деле освобождения труда, а заодно с ним и человека. Великая полночь стоит рядом с нами, любуется нами. В эту полночь сделаем мы важный шаг на нелегком пути к всеобщему равенству, справедливости и братству. Я душевно рад, что вы мои любезные, оказываете нашему общему делу столь ответственную помощь.
Никто из так называемых компаньонов не мог даже нормально дышать. Голос слышали все. Видели товарища Репейса, пока что трое; Ироним Евстратиевич, Карина Карловна, Иннокентий Иванович, и то его зрение различало лишь размытые контуры, сидевшего на неизвестно откуда появившемся бревне человека, а товарищ Репейс был не один, рядом, улыбаясь, сидел товарищ Ефимози. Карина Карловна не отрываясь, смотрела на черный пистолет, который Ефимози держал, то в левой, то в правой руке.
Вся уверенность в деле свободного капитала улетучилась, оставив любые формы капитала и частной инициативы за скобками этой ночи, а взгляд не отрывался от пистолета. И то, что товарищ Репейс не имел в открытом виде оружия — не очень успокаивало, даже хуже, он лишь спокойно улыбался, освещенный тусклым светом горевшего канделябра.
— Давайте сюда свою реликвию. Карина Карловна, ну, что вы смелее — произнес товарищ Репейс.
Карина Карловна, не пытаясь что-либо возразить, сделала два шага вперед. Рыжая борода находившийся в середине шеренги, которая по-прежнему соблюдая строй стояла лицом к спине, прошептал.
— Бежать нужно.
— Поздно — прошипел Эдуард Арсеньевич в ответ. Услышав их, голос Репейса, произнес.
— Действительно поздно, да и ненужно, куда лучше войти в распростертые объятия истории.
