— А где мы сейчас?
— Это хозяйственный двор замка. В детстве я часто убегал из замка через кухню. Пойдёмте, Данимира Андреевна, мы пойдём до города пешком.
— Я думала, мы сразу окажемся у портного. Пешком, конечно, в сто раз лучше. Но вы же голодны.
— Ничего, потерплю.
Кайлеан повёл меня к воротам, рядом с которыми была ещё одна дверь — небольшая, обычного человеческого размера.
— Мне показалось, вам нужно сменить обстановку, — сказал он, открывая дверь и пропуская меня вперёд, — слишком много впечатлений, не все из них были приятными. Вы сами говорили о пользе пеших прогулок.
Сумрачный коридорчик, освещавшийся магическими факелами, изобиловал поворотами.
Ну и толстенная эта стена, подивилась я про себя, но Кайлеан произнёс позади меня:
— Защита. Магический лабиринт. Не каждый пройдёт сквозь эту стену. Я открываю нам проход, сами вы не выйдете и не войдёте.
Наконец, мы вышли наружу — вышли словно в другое измерение.
Мы всё ещё находились в тени крепостной стены, но нагретый воздух сразу ласково облил тело, пахнуло цветущими травами и хвоёй, зазвенели какие-то невидимые насекомые, наверное, местные цикады или кузнечики, — звук был не стрекочуще-шершавый, а более нежный, серебристый.
Я даже оглянулась. Нет, фантастическая тёмная громадина, рвущаяся в небеса, никуда не делась. Но за пределами замка пейзаж был похож на знакомый, южный... разве что всё было чуточку красивей — зелень свежее, цветы ярче. Или же мне, проведшей столько времени в заточении, так казалось.
Из-под наших ног полого уходила вниз извилистая гаревая дорога — залитая солнцем, розоввато поблескивающая. Дорогу с двух сторон огораживал парапет, внизу за парапетом дубы и кедры утопали в цветущих шпалерах жимолости, чубушника, колючего краснолистного барбариса. Может быть, на самом деле это были какие-то другие растения, но разница в глаза не бросалась — желтели пышные заросли дрока, бледно-голубые соцветия розмарина качались на иглистых веточках, по обочине дороги раскинул свои звёздочки гусиный лук...
— Пойдёмте, — сказал Кайлеан, — нас ждут.
Не знаю, что меня опьянило — изобилие света, запахов, красок или же отсутствие стен, или случился запоздалый шок от событий этого утра, но я несколько заторможено перевела на него взгляд. Кайлеан приглашающе согнул руку в локте, я послушно ухватилась за его предплечье, и мы стали спускаться вниз как парочка туристов, что посетили местную достопримечательность и отстали от своего автобуса.
Вначале мы почти не разговаривали — я отходила от утренних событий и любовалась роскошной природой Эрмитании. Иногда я произносила "Подождите...", останавливалась и, держась за Кайлеана, вытряхивала очередной камешек, коварно запрыгнувший в туфлю. Тогда Кайлеан застывал как мраморная статуя, опираться о его каменную руку было очень удобно. Затем мы двигались дальше. Под горячими лучами моя душа постепенно начинала оттаивать; в замке воскрешённый и повторённый многократно образ Мартина всё время стоял перед глазами, нависая подобно грозовой туче, теперь он померк и отступил.
Один раз мы остановились на мосту, под ним бойко сбегала вниз небольшая речушка. В образовавшийся просвет виднелся город Эрминар. Я облокотилась о перила, бездумно наслаждаясь видом, и вдруг услышала, как совсем рядом тоненько прозвенело. На каменной поверхности что-то блеснуло. Это был кузнечик, серебряный певун из зарослей, и он действительно сиял на солнце.
— Ой, кузнечик! — вскрикнула я. — Он серебряный! — и зашептала: — Не шевелитесь, а то он упрыгает. Хочу его разглядеть.
— Не упрыгает. Раскройте ладонь.
Я раскрыла ладонь, кузнечик покорно скакнул на неё, как на сцену. Поднеся его поближе к глазам, я увидала, что маленькое тельце покрыто серебристыми чешуйками, отчего насекомое блестело, словно было выковано из благородного металла ювелиром-искусником.
— Хорошенький такой... Кузнечик Фаберже! — Налюбовавшись, я сказала: — Всё, отпускайте.
В тот же миг освобождённый кузнечик с чуть ощутимым толчком исчез с моей ладони. Я посмотрела на Кайлеана.
— Вы и насекомыми можете управлять... Наверное, в качестве кары и тучу саранчи наслать можете?
Он пожал плечами.
— Тучу — нет. Насекомые думают по-другому, с ними сложнее.
— Сложнее чем с кем?
Он молча смотрел на меня.
— А, — сказала я. — Понятно. — И вдруг у меня вырвалось: — Значит, романа со стрекозой вы не заведёте.
Брови Кайлеана приподнялись, но он по-прежнему смотрел на меня молча.
То, что сгубило кошку из пословицы, распирало меня изнутри, и я не выдержала.
— Это вообще правда?
— Правда — что?
— Правда ли, что Карагиллейны заставляют забыть об... э-э-э... ну... о состоявшихся отношениях?..
Кайлеан Георгиевич немедленно приобрёл невозмутимый вид.
— Вижу, вы отогрелись на солнышке, — заметил он. — Терапевтический эффект пеших прогулок налицо.
— Так что там с забыванием? Правда или нет?
— Не скажу.
Я опешила.
— Не скажете?
— Нет.
— А почему?
— А зачем?
— Кроме вас никто точно не знает... — сообразила я.
Он чуть усмехнулся.
— Ну, некоторым всё известно лучше меня. Дрю, например.
— Но Дрю не может знать наверняка!
— Вероятность погрешности чрезвычайно высока, — на этот раз откровенно ухмыльнулся Кайлеан. — Но вообще я рад, что вы взбодрились до такой степени, Данимира Андреевна.
— До какой это степени? — подозрительно спросила я.
— До такой.
— Развлекаетесь, Кайлеан Георгиевич, да?
На это Кайлеан опять предложил мне руку.
— Двигаемся дальше?
Посопев, я взяла его под руку.
— Спасибо за кузнечика.
Некоторое время мы шли молча. Кайлеан занимался любимым делом — смотрел на меня, я чувствовала на себе его взгляд. А я... Я любовалась цветущими окрестностями, но при этом мрачно размышляла о том, что если кто-то постоянно скрывает от тебя всё самое интересное и даже жизненно важное, а тебе всё равно хочется идти с этим кем-то под ручку — бесконечно долго и хоть на край света, то совершенно ясно как это называется. У нормальных людей это называлось любовью, а у таких невезучих как я — безумием и нарушением магической клятвы.
— Магистр Мерлин будет на балу? — спросила я, когда мы взошли на следующий мост и снова остановились, глядя на город, который был уже близко.
— Разумеется, — насторожился Кайлеан. — Почему вы спрашиваете?
— Надо кое-что узнать.
Кайлеан вдруг взял меня за плечи и повернул к себе.
— Узнайте у меня, — требовательно произнёс он. — Я тоже не вчера родился. Ну, говорите же, что у вас там ещё припасено?
— Я не могу говорить об этом с вами, — сказала я, глядя в сторону. — Честно. Это не в порядке мести, не потому что вы сами замалчиваете что-то важное... не спорьте, я же чувствую... Просто... именно с вами — не могу.
Он держал меня за плечи и, склоняясь всё ниже, настойчиво ловил мой ускользающий взгляд и спрашивал:
— Но почему? Почему?..
Руки, прежде державшие меня так крепко, что промелькнула мысль о синяках, внезапно расслабились и направились ниже, и ладони очень характерно, поглаживающее, прошлись по моей спине, привлекая ближе... Тут я наконец догадалась взглянуть на Кайлеана, и увидала, что в глубине затуманенных серых глаз уже разгораются красные огоньки. Наверное, его ещё можно было остановить. Но я безвольно наблюдала, как в моей голове двенадцать букв слова "здравомыслие" перемешиваются, превращаясь в ничего не значащую абракадабру.
Послышался шум, из-за поворота выехал ещё один фургон, направляющийся к замку, и мы застыли. На этот раз это был заурядный автомобиль, судя по натужному рёву — с двигателем внутреннего сгорания. Впрочем, кто знает, может это завывали пленённые демоны, заключённые под капот. Шофёр сбавил скорость и озорно посигналил нам, полагая, что видит обычную пару, выясняющую отношения в романтическом месте — на мосту, под сенью вековых деревьев. Ему и в страшном сне не могла привидеться та паутина проблем, что опутывала нас с головы до ног.
— Целуй её, парень, чего стесняешься! — весело выкрикнул водитель, высунувшись из кабины. — За жабры её хватай!
Я невольно подавилась смешком, Кайлеан Георгиевич рыкнул что-то невнятное и, на мгновение подняв руку, метнул некий пасс в сторону фургона. Двигатель зачихал и умолк. Обернувшись, я увидала, как автомобиль беззвучно, прибавив в скорости раза в два, под недоумённые вопли шофёра понёсся вверх по дороге, но, к моему облегчению, довольно аккуратно завернул за поворот. Видимо, с помощью Кайлеана груз прибудет к месту назначения в рекордные сроки.
Вскоре вопли стихли вдали.
Наступила тишина, и в этой тишине запели серебряные кузнечики. Мы целовались под серебряный звон, пока хватало набранного воздуха, и обнимались так, будто хотели проникнуть друг другу под кожу... потом, тяжело дыша, оторвались друг от друга.
— Это ведь ничего не значит, — пробормотала я, — ...мы ведь разумные люди...
— Очень, — нетерпеливо сказал Кайлеан, — разумней некуда.
Два очень разумных человека вновь прильнули друг к другу на Ивовом мосту, а вокруг шелестели вековые деревья и звенели кузнечики, для которых эта весна была единственной в их короткой жизни.
Прошло немало времени, прежде чем мы очнулись и смогли расцепиться. Я тяжело дышала, грудь Кайлеана вздымалась как кузнечные мехи.
Наши глаза встретились. Я была готова увидеть знакомую мину кота, наевшегося сметаны, но Кайлеан глядел так серьёзно, что сердце моё стало стремительно проваливаться куда-то вниз. Ноги подкашивались, будто они были из плавившегося воска, в голове образовалась пустота; я могла дышать, но воздуха всё равно было мало. Раньше мне казалось, что распространённое выражение "умираю от любви" является помпезным и фигуральным, теперь же я поняла, что люди, испытавшие подобное, имели в виду нечто совершенно конкретное.
Наваждение надо было прогнать. В конце концов, все эти безусловно прекрасные поцелуи ничуть не изменяли наш безнадёжный status quo.
Я сглотнула слюну и произнесла:
— И что это на нас нашло?.. Солнечное помрачение, не иначе... Мы же... э-э-э... останемся друзьями, правда... Ваше Высочество?
Он моргнул, и взгляд обрёл привычную ироничность
— Данимира, прекрати нести ахинею, — сказал Кайлеан. — Я не гожусь в подружки.
Значит, Кайлеан Георгиевич сделал шаг вперёд и не намеревался отступать. Надо было срочно расставить точки над "i", пока, по выражению Дрю, мне не оттяпали половину мозгов.
— А я — в любовницы.
Он засмеялся, показав свои великолепные зубы. Засмеялся мужским таким, радостно-самодовольным смехом. Кот всё-таки наелся сметаны.
Кайлеан взял мою руку — ту, на которой была повязана красная нить, — и поднёс к губам.
— Тебе не о чем волноваться... — Он поцеловал запястье... один раз, другой... — Я обо всём позабочусь... не бойся меня... прекрасная Данимира... — он бормотал всё это, а его целующие, жадно захватывающие кожу губы поднимались всё выше и выше по руке, и вот они уже перебрались на мою шею...
...Ноги из воска, пустая голова...
— К... Кайлеан... — из последних сил вымолвила я, осознавая, что поддаюсь наваждению снова.
Его губы замерли. Мне показалось, что я физически ощущаю, каких усилий стоит ему остановиться, как тяжело погасить огонь в зрачках...
Кайлеан выпустил меня и отодвинулся... почти отшатнулся. Он отвернулся, прислонился к перилам и яростно потёр лоб ладонью.
— Действительно, — хрипло сказал он. — Всё это несколько преждевременно... Чёрт, просто накрыло... Прости. Но ты на меня так действуешь. Если б ты знала, чего мне стоит...
Он замолчал.
Я беспомощно смотрела на него и думала, что перед отъездом домой непременно сниму и отдам красную нить со своей руки. Всему происходящему есть объяснение — демоническая пентаграмма стремится воссоединиться со своей утерянной частью, вот что это такое. И будет большим свинством с моей стороны исчезнуть из жизни человека, прихватив с собой часть его сущности. Ничего, перед расставанием душа Кайлеана обретёт целостность, моё присутствие больше не будет так мучить его; он сам станет свободен и с лёгкостью отпустит на свободу меня. Пусть найдёт свою королеву и пусть будет счастлив в своём желанном королевстве.
Что до моих чувств, то я была уверена, что пентаграмма здесь совершенно не причём. На родине меня поджидали чёрные денёчки.
— Будет лучше, если мы перенесёмся к портному прямо сейчас, — сказал Кайлеан. — Опаздываем. Но если хочешь пойти дальше...
Последние слова прозвучали весьма иносказательно, и мой ответ тоже можно было истолковать двояко.
— Я хотела бы. Очень хотела. Но всё так неправильно... Лучше к портному.
Он протянул мне ладонь и произнёс довольно мягко:
— Потерпи. Думаю, всё изменится после бала.
Я быстро убрала руки за спину.
— И что такого произойдёт на этом балу?
— Иногда бал — просто бал. Просто временная привязка. Я ожидаю известия приблизительно в это время.
— И что тогда? — настаивала я, по-прежнему держа руки за спиной.
Он посмотрел на небо, мечтательно улыбнулся, сладко потянулся и вдруг в одно мгновение сграбастал меня в охапку.
— Тогда, Данимира, всё будет правильно, — шепнул он мне на ухо, — и мы всё-таки пойдём дальше.
И мы в два счёта оказались в мастерской, где меня поставили перед странным существом. От пяток и до шеи это был обычный упитанный господин — с узкими плечами, с брюшком, которое искусно прикрывалось обширным кружевным жабо, выглядывающим из-под парчового камзола. Голова же принадлежала гигантскому серому кролику, причём кролику не натуральному, а такому, каким его обычно изображают в кино про "Алису в Стране чудес".
В просторном помещении находились ещё три девушки, они хлопотали возле великолепного тёмно-фиолетового платья, к пышной юбке которого крепили какие-то маленькие сверкающие штучки. Девушки повернулись в нашу сторону (выяснилось, что они прехорошенькие и чем-то похожи друг на друга), присели в реверансе и вернулись к своему занятию.
Кайлеан объявил длинноухому существу:
— Маэстро Лампль, нас задержали дела государственной важности, но всё же мы здесь. — Пока я стояла, приоткрыв рот, Кайлеан по-хозяйски пригладил мои пряди, выбившиеся из причёски и смахнул какую-то пушинку с моего плеча. — Вот вам великолепный объект для приложения сил. Поручаю леди Данимиру вашим заботам. Далее у нас запланирован обед. Надеюсь, вы не желаете своему принцу голодной смерти и управитесь в максимально короткие сроки. А я пока отлучусь, всё равно здесь от меня толку мало. — Он направился к двери, но на полпути бросил через плечо: — Надеюсь, вы помните о нашей договорённости. — И истаял, не дойдя до двери.
То одна, то другая портниха бросала на меня искоса заинтересованный взгляд, но они старались делать это незаметно. Я же в свою очередь постаралась не таращиться на голову маэстро. Надо было вести себя спокойно и с достоинством, как подобает бывалой леди — в конце концов это уже не первый в моей жизни случай подобного несоответствия. Но маэстро Лампль сухо сказал: