Миллстоун

— Как будто бы тебе это не удавалось.

— С трудом.

— Может, потому, что ты сама на меня почти не обращала то самое внимание?

— Может быть.

— А может быть, ты просто была избалована вниманием других? — улыбнулся Джон, — я даже склонен думать, что здесь в твоём кругу слишком мало мужчин твоего уровня, и поэтому тебе скучно.

— Есть вещи, о которых лучше не говорить.

— Прости. Привык к тому, что со своим аналитиком нужно быть полностью откровенным, поскольку именно от этого зависит, насколько верно будет оценена та или иная ситуация.

— Зараза ты, Миллстоун. А может, это появление Эгила на тебя так подействовало?

— Может быть, — развёл руками Джон.

— Ведь он бы рассказал тебе, если бы Ричардс дал ему особые указания.

— Да, — злорадно улыбнулся Миллстоун.

— Меня это всегда удивляло.

— Он человек другой закалки. У него нет тяги к разным интрижкам. Он всегда действует прямо. Возможно, поэтому всегда в полях, и так, наверное, в них и останется.

— Ты тоже всегда в полях, но интрижки крутить умеешь.

— Разве? Не замечал такого за собой.

— А как же Эбби? Кто крутил с ней роман в надежде узнать, чем живёт старик Джонсон?

— Ну, это не интрижка, — улыбнулся Миллстоун, — она мне просто нравилась. А то, что она была секретаршей деда, это уже так, не больше, чем приятное дополнение.

— Ну-ну, — ехидно прищурившись, Шейла посмотрела в глаза Джона.

— Честное слово. Не думаешь ли ты, что я и за тобой бегал только для того, чтобы подобраться ближе к твоему отцу?

— Всё может быть.

— Да. Впору создавать отдел обольщения со мной во главе и решать подобные задачи.

— Миллстоун, — Шейла недовольно покачала головой.

— Ну, это я так, утрированно. А что до Джонсона, то старик всегда был чист, тут даже к секретарше можно было не подкатывать. Это и так видно.

— Но в его делах ты был просвещён. Учитывая, что вы, бывало, закрывались в его кабинете, пока его не было.

— А ты, выходит, следила за мной.

— Может быть.

Шейла положила свои ноги на колени Миллстоуна и игриво прикусила губу. Тем временем уже подходила третья бутылка вина, и разговоры становились всё более откровенными. Для Джона не было секретом, что под оболочкой из безразличия и стервозности Шейлы скрывается очень тонкая и добрая натура. Правда, в прошлом было слишком много таких моментов, когда это не казалось таковым. Возможно, эта мера была вынужденной в нынешнем нестабильном и жестоком мире, и тем приятнее было сейчас понимать, как всё обстоит на самом деле.

— Мне удалось кое-что узнать о Пеллине, — тихо сказала Шейла, когда они лежали в кровати.

— Я подозревал, — улыбнулся Джон, — иначе, откуда взяться такому беспокойству.

— Это и вправду жуткое место.

— Рассказывай.

— Только при одном условии.

— Я бы предложил просить всё, что захочешь, но побаиваюсь, — съехидничал Джон.

— Я тоже тебя кое о чём спрошу взамен.

— О чём же?

— Это я скажу потом.

— Мне не на шутку страшно.

— Это твой единственный шанс узнать что-то здесь и сейчас.

— Я согласен, — не раздумывая ответил Джон.

— Там велись сложные испытания в области генетики. Разрабатывалось особое оружие.

Она встала, подошла к окну и закурила.

— Это я знал из надписей на ящиках.

— Главное оружие Пеллина хранилось не в них. Над некоторыми экспонатами сейчас работают специалисты. Конкретно ничего не говорится, но по слухам, у тех, кто посвящён, волосы дыбом встали в момент ознакомления.

— Говори конкретней. Не бойся.

Миллстоун подошёл к ней и обнял.

— Наши предки боялись, что кто-то явится на Землю извне. Этот кто-то мог оказаться настолько необычным, что не будет даже войны — они просто нас уничтожат. Но самое страшное — ничего нельзя знать наверняка о том, кто именно это будет. Как выдержать такую атаку?

Она посмотрела Джону в глаза, ожидая ответа на этот вопрос.

— Я больше представляю техническое решение такой проблемы, — ответил Миллстоун, — то, что состоит из молекул, не может не бояться атомного огня.

— Они хотели пойти дальше. Хотели вывести особей, умеющих приспосабливаться к любому врагу. Перенимать его силу и использовать её против него же.

— Но у противника вообще может не быть генного кода, хоть как-то похожего на наш.

— Я не знаю. Мне в руки попал лишь краткий отчёт о некоторых моментах, касающихся Пеллина. Там многое было вычеркнуто. Мне хватило и остального. Я не знаю, как они хотели решить эту проблему, но ведь не просто так наши предки затеяли подобное?

— Конечно. Тут ты права.

— Они создали идеальные условия, и поэтому некоторые образцы дошли до наших времён в первоначальном виде.

— И что там было?

— Такие данные мне не получить без помощи, — грустно сказала она, — да и не всё ли равно?

— Это важно. Я не знаю, какие дела приписывать существам, которые могли там находиться.

— Ты думаешь, что кто-то из них сбежал? — встревожилась девушка.

— Ну а чем объяснить изуверства с вырыванием сердца?

— Может, всё это делают одни и те же люди.

— Может быть, — пожал плечами Миллстоун, — но мне как-то в это не верится. Да и к смерти агентов напрямую это отношение вряд ли имеет.

— Почему?

— Если бы это делали тамошние экспонаты, то они убивали бы всех подряд, неважно как, а не избивали бы до полусмерти и не закапывали бы заживо.

— Ты правда думаешь, что оттуда кто-то сбежал?

— Да, — кивнул Джон, — такая мощная охрана не только оберегает Пеллин от вторжения, но и от того, что кто-то вырвется оттуда. И, боюсь, однажды она дала оплошность.

Миллстоун отошёл от Шейлы, чтобы закурить, а она поёжилась от холода и снова устремилась к нему в объятия.

— Мне страшно.

— Почему? Из-за Пеллина?

— И из-за него тоже. Представь, что будет, если одна из биотехнологий прошлого выйдет из-под контроля.

— Если ещё ничего не случилось, значит, всё пока ещё под контролем. А с Пеллином мы разберёмся, хотят того военные, или нет.

— Будь осторожен, Джонни, пожалуйста.

— Бывало и хуже, так что справлюсь. Но ты сказала, что тебя беспокоит ещё что-то.

— Да, — тихо сказала она, — потом.

Они ненадолго замолчали. Миллстоун очень ждал вопрос Шейлы, но она ничего не говорила, и поэтому он завёл этот разговор сам.

— А что ты хотела знать взамен?

— Почему ты тогда сбежал? Ну, в первый раз, в самом начале.

— Слишком громкое слово — сбежал, — усмехнулся Миллстоун, — просто взял незапланированный отгул. Молодой был, слабенький.

— Расскажи мне, — она упёрлась подбородком ему в грудь и посмотрела в глаза.

— А я думал, тебя больше интересует то, есть ли у меня кто-то сейчас.

— Конечно, есть. Не может не быть, — мягко улыбнулась она, — поэтому рассказывай то, что я прошу. Ты обещал.

Если бы Джон правильно предвидел вопрос, то несколько раз подумал бы перед тем, как согласиться, но теперь отказываться было нельзя. Он понимал, что это очень нежелательный разговор, и Шейла заводит его неспроста.

— Ты ведь тогда расстался с кем-то, верно?

— И кто же это такое тебе сказал? — ехидно улыбнувшись, сказал Джон.

— Неважно. Расскажи о ней.

— Мы познакомились, когда мне было восемнадцать. Случайно. Мы с отцом как раз только наладили Спайер, и ему нужны были ходовые испытания. Я получил права на вождение, и эту задачу мой старик доверил мне. Представляешь, я, да на такой машине. Спайер и сейчас как будто из будущего, а тогда и подавно.

— Да, это производило впечатление, — улыбнулась Шейла.

— Я должен был ездить целыми вечерами, чтобы протестировать все системы, и я с радостью это делал. Ну и как-то наши общие друзья попросили меня подвести её до дома. Мы разговорились, потом отправились гулять. Ну а потом стали иногда пересекаться.

— Она была младше тебя?

— Нет. Старше на четыре года.

— Ух ты, Джонни.

— Да, бывало и такое, — спокойно ответил Миллстоун.

— Ну а дальше?

— Ну, я тогда был скромнее. Всё больше катал и разговаривал. Потом у нас завязались отношения. Всё было хорошо, даже отлично. Но всё закончилось, — мрачно завершил он.

— Как это случилось?

— Просто сказала. Оказывается, у неё с определённого времени появился другой. Старше меня, с хорошей работой, а главное, наверное, более зрелый, что ли, — пожал плечами Миллстоун, — ну и выбрала она не меня. Я как раз только пришёл к вам. В тот вечер я сорвался с места. Никогда до того момента не выжимал из Спайера всё. Уже и аккумуляторы почти разрядились, а я всё гнал, гнал, пока не упёрся в пограничный блокпост.

— Тебе что-нибудь сделали?

— Так я же ничего не нарушил, ну, кроме скоростных ограничений, но этого никто не видел, — улыбнулся Джон, — так что у меня проверили документы, рассказали, что дальше нельзя, поспрашивали насчёт машины и отправили восвояси. Обратно я ехал медленнее, и дома был только к утру. Мой старик замолвил за меня словечко, но сказал, что если я не возьмусь за ум, то больше прикрывать не будет.

— Он у тебя, оказывается, был строгий.

— В основном нет, но он умел становиться строгим, если требовалось. Так что я последовал его совету, взялся за ум, выбросил из головы всё ненужное, и вот теперь я здесь, и всё хорошо.

— Всё очень хорошо, — она крепко обняла его.

— Ты как-то мрачно говоришь это.

— Разве?

— Определённо.

— Просто, есть ещё одно.

— Что?

Они снова встали и закурили.

— Они готовят операцию, — тихо сказала Шейла.

— Я уже миллион раз это слышал, но пока что всё остаётся по-прежнему.

— Нет, Джонни, теперь это не просто слухи. Теперь это точно. Только я не знаю, когда именно.

— Это твой старик приоткрыл тебе государственную тайну?

— Да. Но именно мне он ничего не говорил. Я на неделе ездила в Флаенгтон и ночевала дома. К отцу, как всегда, приходили какие-то люди, и они допоздна сидели в его кабинете. Я плохо спала ночью и слышала, как они уходили. И уже в прихожей один из них сказал, что подготовленный план операции будет к понедельнику.

— Дорогая Шейла, — улыбнулся Джон, — вот это как раз и есть те самые слухи, которые очень ненадёжны.

— Почему? Я сама слышала.

— Почему ты уверена, что это та самая операция, о которой ты говоришь мне? Может быть, они затевают ещё что-то? Может, банду собираются в Флаенгтоне ликвидировать, а ты уже придумала, что они направят кого-то на дикие территории.

— Мой отец ещё долго был в кабинете. Мама говорила, что он иногда ночи напролёт сидит над картой.

— Я думаю, тебя он точно не отправит.

— Если бы мог, то отправил бы, я не сомневаюсь, но там не нужны аналитики. Там нужны те, кто будет работать сам. И я думаю, что если у нас небезопасно, то что творится там?

— Местами там даже спокойнее, чем здесь. Я даже не боюсь. Там проще выживать и работать. Это здесь нужно оглядываться на всяких Ричардсов, технологические бюро и прочих, а там нет. Там только ты и твоё дело.

— Но и информацией никто не поможет, если понадобится.

— Всё можно добыть там, — уверенно сказал Миллстоун и затушил сигарету.

— Так говоришь, будто уже хочешь туда отправиться, — она повернулась к нему лицом и прижалась головой к груди.

Он ничего не ответил на это, а просто обнял её. Они простояли так несколько минут, пока, наконец, Шейла сама не нарушила эту тишину.

— Я помню Крессертен, — тихо сказала она, — когда его только присоединяли. А ты, как я всё чаще убеждаюсь, забыл о нём.

Она осторожно погладила его по шраму на плече.

— Мы справились, и этого достаточно. Смогли тогда — сможем и сейчас.

Миллстоун поцеловал её, и они направились обратно в кровать.

Утром он проснулся раньше Шейлы. За окном уже ярко светило солнце, и пора было вставать, но она так удобно расположилась у него на груди, что он не хотел её тревожить. Посмотрев сначала на неё, а потом переведя взгляд в потолок, Миллстоун задумался о том, что вчера узнал.

Работники миссии в Пеллине были одной стороной дела. Образцы, которые они нашли — второй. Но он не сомневался, что существует ещё и третья сторона. Она не могла не существовать. Представители тайных обществ наверняка владеют обрывками информации о том, что происходит за оградой. В этом свете Миллстоуну даже казалось, что Пеллин спасает только его удалённость от границы, и, как следствие, труднодоступность. Но это не значит, что к нему вообще никто не подбирался. Именно на эту третью сторону, пока неизвестную, Миллстоун возлагал ответственность за убийства агентов. Вопрос в том, как именно всё происходило и чем они там занимались. Потому что, судя по всему, работали отдельно и от военных, и вообще от каких-либо ведомств, имеющих там свои интересы. И опять всё упиралось в неизвестного, которому посчастливилось выбраться живым из могилы в Смоллкрике. Оставалось надеяться, что слова Ричардса не утка, и что военные в Хейтоне действительно скажут что-нибудь стоящее.

В самый разгар мыслей, наполненных надеждой на разрешение этого дела, Шейла пошевелила головой, слегка приподнялась и посмотрела на Джона заспанными глазами.

— Давненько я не просыпался раньше тебя, — улыбнулся Миллстоун и дотронулся пальцем до её носа.

— Доброе утро, — сказала она и поцеловала Джона в губы.

— Доброе. Как спалось?

— Ты знаешь, отлично, — сладко потягиваясь, улыбнулась девушка, — а тебе?

— Мне тоже. Идём завтракать?

— Давай закажем в номер. Не хочу вставать, — улыбаясь, сказала она, — тем более, у нас мало времени. Уже десять, а в полдень ты обещал встретиться с Дугласом.

— Верно. Старину Дугласа тоже теперь нужно учитывать при построении планов.

— Так что, сегодня можно немного полениться. Когда мы теперь увидимся?

— Не знаю, — Миллстоун надел брюки, накинул рубашку и подошёл к телефону, — кто знает, куда нас заведут следы.

Она ничего не ответила на это, просто подняла голову, опёрла её на руку и сделала недовольное лицо. Миллстоун боялся, что вчерашний разговор немного подпортит общую картину, но то, что он всё рассказал вкратце, было принято, как должное, и главной проблемой по-прежнему оставался её страх относительно его расследования, связанного с Пеллином.

Он заказал два крепких кофе и несколько бутербродов. Принесли на удивление быстро. Когда Миллстоун увидел на пороге ту самую официантку, ему всё стало ясно. Однако вместо пренебрежения на её лице он увидел заинтересованность. Номер был спланирован так, что постель не было видно сразу от двери, и знакомая Шейлы настойчиво хотела войти внутрь, чтобы поставить поднос прямо на стол, но Джон любезно отказался от такой услуги, принял заказ и, ловко подцепив дверь ногой, осторожно закрыл её прямо перед лицом девушки.

— Твоя подружка хотела к нам присоединиться, — сказал Миллстоун, раздеваясь, чтобы вернуться в кровать.

— Это была она?

— Ага.

— Я с ней потом проведу беседу.

— Мне непонятен её настрой.

— Она говорит, что не ревнует к тебе, но мне иногда так не кажется. Вообще, ты ей нравишься.