— Ну вот, — сказал иприлор со шлемом и зевнул. — Ещё день, и я свободен. Идёшшь в общий зал?
— А то, — вздохнул Хифинхелф. — Третий день, как бешшеный шакал, ни ссекунды покоя... Ну что, Ишшхиф, на этом всё?
Алдер придержал Кессу за плечо и тихо зашипел. Иприлоры обернулись.
— А, вот ещё, — кивнул Ишшхиф. — Знорка-Некромант со сстранным зверьком, поймана ночью на улице. Ты же и поймал.
— Помню, — Хифинхелф равнодушно посмотрел на Речницу. — Обычное дело. Сстоит на день оставить ворота открытыми, ночью весь город в знорках. Куда ссмотрели вечерники?!
— Вечерники говорят, что видели её идущей к воротам, — снова зевнул Ишшхиф. — В такие дни сстражу надо учетверять, а не удваивать... Знорка, сс тебя два золотых зилана за ночлег... и кому-то придётсся проводить её до ворот.
— Я провожу, — сказал Хифинхелф и протёр глаза.
— Вы были очень добры, — сказала Речница, высыпая на стол медные монеты. — Я не хочу, чтобы кто-нибудь остался в обиде на меня. Если вам нужен родник...
— Ничего не нужно ссверх двух золотых зиланов, — перебил её Ишшхиф. — Иди. Куда ты шла до того, как потерялась в Мекьо?
— Я иду к убежищу Уангайя, — ответила Речница, с надеждой глядя на ящеров. — В земли Шуна.
— Хссс... Пуссстыня Ашшша, гиблое месссто, — шевельнул хвостом Хифинхелф. — Не шшшути сссо ссстражей Уангайи. Отведу тебя к восточным воротам, дальшшше — дело твоё. Перейдёшь реку за Икатланом, там переправа.
Они шли по пустынной улице, круто спускающейся к крепостной стене. Ящеры ещё только просыпались, из-за дверных завес тянуло дымком, те, кто тёплой ночью устроился спать на крыше, сонными глазами смотрели вслед.
— Хифинхелф, ты знаешь, кто победил вчера? Кто теперь станет защищать Мекьо? — осторожно спросила Речница. Ящер пожал плечами.
— Сстарейшшины решшат.
Четверо стражников быстро прошли мимо, но успели прошипеть иприлору что-то приветственное. Он кивнул в ответ.
— Хифинхелф, — снова подала голос Речница, — а как ты понял, что я — человек?
— Некроманты ссюда заходят, — равнодушно ответил иприлор. — Мы относсимсся к твоей гильдии сс уважением, но закон расспросстраняетсся и на неё.
— Я вовсе не Некромант, — вздохнула Кесса. — Я Чёрная Речница с Великой Реки. Мой проступок не навредил жителям Мекьо?
Иприлор замедлил шаг и внимательно посмотрел на Речницу.
— Великая Река... Я думал, все вы носите красную броню и мечи. Ну да я видел немногих Речников...
Теперь остановилась Кесса.
— Хифинхелф! Тут был кто-то из Речников? Ты встретился с ним? Это был не... не Речник Фриссгейн?!
Ящер кивнул.
— Да, он называл это имя. Не знаю, кто ты ему, и кто он тебе, но с ним Аойген, а он разберётся. Вот восточные ворота, знорка. Иди и не оставайся тут больше на ночь. Ишшхиф не всегда такой добрый.
— Не тревожься, — вздохнула Речница. — Мир тебе и твоему городу!
Огненная плёнка на воротах обняла её и расступилась вновь, не опалив ни волоска. Речница закинула тюк на плечо, прошла мимо стражников и ускорила шаг. Ей хотелось быстрее добраться до тенистого Тикорина — он виднелся на горизонте, там, где кончались ряды глиняных домишек. Но отдалённый драконий рёв заставил её остановиться и обернуться.
Янтарный Дракон кружил над холмом, выискивая, где сесть, и на его спине что-то вспыхивало и шевелилось. Кесса вглядывалась до боли в глазах, но так и не разглядела "поклажу". Ей упорно казалось, что дракона оседлали Красные Саламандры.
— Значит, победил Джавейн, — прошептала Речница самой себе и усмехнулась. — Вот не думала, что огнистых червей можно сжечь...
Глава 33. Макул
— Сто-ой! — от зычного возгласа даже невозмутимые анкехьо слегка прижались к земле. Караван медленно сворачивал на дорогу, уводящую вправо, к большому дому посреди поля, сплошь устланного листьями Меланчина. Широколистная лоза распласталась по грядам, и подпорки её уже не удерживали, и огромные, в человеческий рост, плоды виднелись под каждым листом. Кто-то заботливо подложил под них циновки.
— Хорош, слезай, — махнул Кессе рукой молчаливый погонщик-синдалиец. — Здесь берём большой груз, для тебя места не будет.
— Спасибо за лёгкий путь, — кивнула Речница, спрыгивая на обочину. — Далеко до Икатлана?
— К закату дойдёшь, — отозвался синдалиец и постучал палкой по панцирю замешкавшего анкехьо. Ящер махнул хвостом и неохотно повернул на узкую дорогу в зарослях Меланчина, чуть не снеся хлипкую ограду. Кесса утёрла пот со лба. Броню она давно сняла и несла теперь на плече, и уже второй день шла босиком, благо до города было ещё далеко, а жители домов, разбросанных в полях, сами ходили в одних набедренных повязках. Как только не обугливались под местным-то солнцем...
— Фаррх! Ну хоть сегодня потеплело! — выдохнул струйку пламени Эррингор. Кесса согнала его с плеча — сквозь рубашку когти зверька больно царапали кожу — и он восседал на заплечной суме.
"Хоть кому-то нравится жара," — вздохнула Речница и побрела по обочине — земля тут была горячая, но всё же не такая раскалённая, как камни мостовой, а те листья Меланчина, что склонялись над дорогой, давали хорошую тень.
Полуденный зной был чрезмерным и для местных жителей — из живых существ Кесса видела только микрин, стаями пролетающих над полями, да высоко в небе висел, распластав крылья, какой-то летучий падальщик. Здесь их называли полуденниками и считали, что они в дружбе с Богом Солнца; Кесса, щурясь на раскалённое добела небо, думала, что без Бога Солнца там не выжил бы никто.
Из пустыни тянуло жаром. На южной кромке неба Речнице мерещились тучи, но небосвод так ослепительно сиял, что Кесса ничего не могла толком разглядеть. Где-то слева, под обрывом, по слухам, текла река, но верилось в неё с трудом. Вдоль обрыва строем выстали ярко цветущие деревца, их тень манила прохладой, но Речница уже знала, что их выращивают ради яда, и смотрела на них издалека.
Что-то чёрное мелькнуло в небе. Кесса удивлённо мигнула.
— Мегины! Летучие мыши-мегины! — она покачала головой. — Вот уж кому в этом небе не место. Эррингор, ты ещё не проголодался?
— Арррах! А у тебя есть еда? Я говорю — еда, а не всякий сор и трава... — сверкнул недобрыми глазками фиолетовый зверёк. С листа над его головой, напуганные клубами дыма, взлетели микрины. Эррингор плюнул вслед огнём, но промахнулся.
— Микрины — это еда, — безмятежно отозвалась Речница и устроилась под листом Меланчина, на краю циновки, подложенной под один из огромных плодов. Кесса уже пробовала эти плоды — здесь их готовили на сотню ладов, и Речнице они были по вкусу, но воровать с чужого поля она не собиралась. Связка копчёных микрин, упрятанная в сумку, уменьшалась с каждым Акеном, но до заката еды должно было хватить, и Кесса отделила от связки два куска и протянула один Эррингору. Зверёк неохотно взял еду и стал её грызть.
— Мы сейчас на земле народа Ти-Нау, — заметила Речница, устраиваясь поудобнее под листом. Она прилегла на прохладный плод Меланчина и уже думала, не задремать ли, но бросила взгляд на Зеркало Призраков — и сон с неё тут же слетел.
Серое марево рассеялось, и в пластине зеркального стекла отразилась степь, а может, и пустыня, — какая-то серо-зеленоватая травка стелилась там по земле. На травке, разбросав по окрестностям куски брони, непонятные стекляшки и спутанные провода, лежал развороченный небесный корабль с короткими изогнутыми крыльями — одним сбоку, одним сверху. Бок его был светло-серым, почти серебристым, с многочисленными вмятинами и трещинами. Кесса видела всё ясно, будто корабль был шагах в пяти — подойди и дотронься рукой.
Рядом с кораблём, опустившись на одно колено, возился с обрывками стальных и фриловых листов кто-то, одетый ярко и странно — такую плотную плёнку из скирлина носят под скафандрами сарматы. Кесса не видела лица — только затылок, серую кожу и тёмно-красные, очень короткие волосы. Несомненно, рядом с кораблём был сармат — и, когда он выпрямился, поднимая с земли полусобранный кусок брони, Кесса решила, что это Древний. Внутри корабля ему, наверное, приходилось пригибаться!
Он поднёс стальной лист к краю пробоины. Что-то неярко сверкнуло под его ладонью, закованной в странную перчатку из тусклого металла. Кесса смотрела, как он ведёт рукой вниз, соединяя листы обшивки, потом отходит и задумчиво смотрит на пробоину. Дыра почти исчезла, не хватало, может, двух-трёх небольших пластин. Сармат подбирал обломки, заделывая последние щели. Время от времени он останавливался и трогал блестящую труху, выпадающую из щелей меж двумя слоями брони, потом пожал плечами и поднял толстую косу проводов, одним концом уходящую под броню. Второй конец, как видно, оторвался.
Сармат запустил ладонь под внешнюю, собранную из фриловых пластин обшивку и слегка её надломил — она скрывала что-то нужное. Кесса смахнула с Зеркала упавший на него листок и почти уткнулась носом в стекло. Этот призрак погибшего мира был спокоен и деловит, и он не был похож на тех существ, что бесконечно воевали в глубине Зеркала, и Речнице очень хотелось окликнуть его.
— Длины, кажется, не хватает, — прошептала она с сожалением, глядя на пучок проводов. Сармат тоже это заметил и теперь высматривал на земле подходящие обрывки. Речнице казалось, что он вот-вот обернётся и посмотрит на неё.
— Фарррарррах!!! — взревели за спиной Кессы, и она подпрыгнула и резко обернулась. Эррингор — мохнатый шар, окутанный пламенем и дымом — плевался огнём в заросли Меланчина. Там что-то тихо шуршало, убегая прочь. Кесса успела увидеть золотистый кончик пушистого хвоста — не то кошачьего, не то лисьего.
— Вайнег бы тебя побрал! — не выдержала Речница. — Хватит жечь грядки! Этот кот давно сбежал. И он не собирался на нас нападать!
— Фрррх, — взгляд Эррингора был наполнен презрением. Зверёк отвернулся, выдохнув напоследок чёрный клуб дыма, но огнём плеваться перестал. Кесса посмотрела вокруг — овощи не слишком пострадали, жители пока не спешили с оружием выяснить, что за дракон тут завёлся... Она вздохнула и подобрала Зеркало, так и оставшееся лежать на боку меланчина.
Стекло уже мутнело, чёрная дымка затягивала его, но сквозь густеющий туман и неясные сполохи Кесса различила пылающий небесный корабль, неподвижное тело в странной яркой одежде, ещё два, гораздо меньших, поблизости, смутный силуэт в блестящей броне, выдирающий что-то неразличимое из руки мёртвого сармата, ещё несколько таких силуэтов у корабля... Летающая машина нещадно чадила, чёрный пепел ложился на стекло изнутри. Кесса закашлялась — запах жжёного фрила резал ноздри, обдирал горло.
— Всё-таки война... — прошептала Речница, и её голос дрогнул. — Война, и ничего кроме...
К закату зной не ослаб, теперь, казалось, сама земля горела жарче солнца, и дымка струилась от каждого камня. Кессе было очень жарко, и каждый шаг давался ей с трудом. Но она видела могучие стены Икатлана, выстланные золотыми пластинами — взаправду, не в легенде! — видела грозные башни и наводящие страх ворота — три гигантских драконьих черепа с пылающими глазами... и она, сойдя с дороги, надела броню и обулась. В такой город надлежало входить в полном одеянии, как Чёрная Речница из легенд, а не как заплутавший и потерянный странник.
Трое ворот-черепов скалились на толпу пеших жителей и на сверх меры навьюченных ящеров. Под двумя клыкастыми арками было не протолкнуться, третья была свободна, и четверо краснокожих демонов в блестящих золотистых доспехах стояли рядом с ней со скучающим видом. Кесса, поглядев на толкотню под двумя воротами и послушав заунывные крики стражи, наводящей порядок, выбралась из толпы и тихо пошла к третьему черепу. Воин в ярко-жёлтой броне преградил ей путь.
— Мир Икатлану и его жителям, — сказала Кесса, поднимая взгляд. Здесь были рослые люди — любому из них Речница макушкой доставала только до плеча. Рослые и темнокожие, со сверкающими глазами... у этого воина глаза были зелёные — такие же яркие, как у Речника Фрисса, но взгляд — холодный и жёсткий.
— Ты из нашего рода, я вижу, — сказал он, поднеся руку ко лбу. — Из нашего рода, но не чистой крови. Хурин Кеснек или Мениа?
— Ты обознался, воин, — покачала головой Кесса. — Я — Чёрная Речница, и я пришла издалека. Я из рода Скенесов.
— Род Згенекса? — медленно повторил стражник. — Дальняя ветвь Хурин Кеснек, о такой я не слышал. Так или иначе, дева, в Икатлане ты желанный гость. Но я вижу и то, что ты одета не как подобает. Деве из Хурин Кеснек или даже Мениа не пристало ходить так.
— О чём ты, воин... из Хурин Кеснек? — озадаченно спросила Речница.
— Из Мениа. Гваман Мениа из Вегмийи, — стражник снова коснулся лба, потом ткнул пальцем в лоб Кессы. — Ты не носишь знак. Это непристойно.
Речница наконец поняла, на что он указывает. Из-под шлема виднелась бахрома широкой налобной повязки — такие носили в Венген Эсе... и в толпе, стремящейся войти в Икатлан, такая была у каждого, кроме, разве что, навменийских гостей-торговцев.
— Но у меня нет такого знака, могучий Гваман, — вздохнула Кесса. — Я не Ти-Нау, и это не мой знак...
— Ты из нашего рода, и знак должен быть, — сдвинул брови стражник. — Входи. Жрецы за воротами благословляют странников на мирную ночь. Возьмёшь знак у них. Твоё имя?
— Кесса Кегина, — растерянно мигнула Речница. — И всё же...
— Входи, — Гваман шагнул в сторону, и четверо демонов в воротах расступились, не глядя на Кессу. Она глубоко вдохнула и быстро прошла под зубастой аркой. Окаменевший череп изнутри был холоден, но гнилью не пропах, хоть жутью от него и веяло. "А если Некромант поднимет такую нежить, кто с ней справится?" — мелькнуло в голове Речницы. Она шагнула на освещённую закатным солнцем улицу, к торопящимся прохожим и взволнованным ящерам с поклажей, быстро убегающим по узким переулкам куда-то вдаль.
Слова на непонятном языке раздавались над головами жителей, Кесса посмотрела вверх и увидела человека в жёлтой мантии. Нити цветных бус и гранёных кристаллов свисали с его одежды. Двое с дымящимися жаровнями стояли рядом, и запах горящих щепок Тикорина разносился по улице. Жрец стоял лицом к заходящему солнцу и обращался к нему, склонив голову. Кесса не понимала ни слова... впрочем, она заметила, что и из речи прохожих понимает немногие слова. Здесь говорили на языке Ти-Нау, а его Речница изучить ещё не успела.
— Почтенный жрец, — обратилась она к человеку в мантии поскромнее, вставшему с жаровней внизу, у лестницы, ведущей на крышу. Он шевельнул ладонью, направив на Кессу благовонный дымок. Эррингор громко чихнул. Глаза жреца слегка сузились, взгляд стал пронзительным.
— Я из рода Хурин Кеснек, — продолжила Речница, чувствуя себя очень странно, — и... и мне нужен знак.
Она дотронулась до лба. Жрец молча кивнул и достал из поясной сумы сложенную во много раз ленту, тёмно-красную с жёлтой бахромой. Кесса растерянно усмехнулась и сняла белое покрывало, прикидывая, как эту ленту повязать. Жрец передал другому служителю жаровню, забрал повязку у Речницы, скрепил концы и надел её на Кессу, по-прежнему храня молчание.
