С другой стороны, население Константинополя, как и любого “погранично-культурного” Полиса было смешанным, эллины и славяне. И как этакий погранично-дипломатический центр он часто использовался. В общем, любопытный Полис, с занятной историей и интересной, греко-римской архитектурой.
В управе меня без особых проволочек встретил высокий и бородатый грек, пакет принял, оповестил, что ответ будет в течение двух дней доставлен мне. И распрощался. А я увезся в гостиный двор, довольно приглядный, хотя с прискорбно малым количеством окон — эллинская архитектура, чтоб его. Хоть нумера во внутренний двор окнами выходили и стёкол лишены не были. Но вот в едальне гостинной было прохладно, хотя холода местный климат и не предполагал вообще.
Вечером же я направился в терму, где попарился, сообщил мускулистому и подходящему под мои данные массажисту, что “меня послал леший”. На что дядька сочувственно и молча покивал. И, видно из сочувствия и прочих чувств, полчаса скручивал из меня кренделя и завязывал меня же хитрыми узлами.
А облачаясь, я в шкафчике обнаружил прибавление, видно, с докладом агентским. И никто не накидывался, убивать личность мою не тщился. Подумал я на тему “а не подозрительно ли мне сие?” и пришёл к выводу, что подозрительно. Но умеренно.
Переночевал, а с утра был обрадован посольским служкой, доставившим ответную депешу. Депешу с пристрастием оглядел, в наличие печатей должных и оттисков убедился, да и направился в порт воздушный Константинополя. Где успел аккурат к загрузке пассажирами того же рейса, которым сюда и добрался. “Подозрительно!” — забилась в истерике паранойя, но я её угомонил, да в судно воздушное погрузился.
В дороге прикидывал, что и как мне делать, да и прикинул. По прибытии в Управу сгрузил депешу Юлии Афанасьевне, по причине отсутствия злонравного начальства (что и к лучшему, потому как бросаться на змейскую шею с воплями “спасибо за цацку!” и слюнявыми поцелуями настроения не было), снаряжение в Серонеба с улыбкой солнечной метнул, отчего дед задёргался совсем неприлично.
Что-то сдаёт кадр сей без ругани, мимоходом оценил я. Надо бы ему в следующий раз устроить добротный скандал, может, даже тарелей пяток из дома прихвачу. Не пожалею ради дела благого.
Отзвонился Миле, что буду сегодня, да поздно, ну и поехал в отчий дом. Благо, время было позднее, Володимир из конторы точно вернулся. Так и оказалось, причем встретил меня не самый радостный отец, Эфихос, а вот змеюки подколодной в доме не было.
— Здрав будь, Ормонд, проходи, потрапезничаем, — пробасил отец.
— И вы, отец, здравы будьте, да и тебе, Эфихос, не хворать… слишком сильно, — подумав, уточнил я, несколько подняв настроение родичам. — И отец, не стоит кормить. Кофия хватит, я для милиной стряпни место берегу, — уточнил я.
— Совсем брюхом слаб стал, — ехидно ответствовал Володимир. — Ну да леший… кхм… с тобой, — запнулся он под мои веские и ехидные кивки. — Ладно, в кабинет тогда идём. И ты, Эфихос, — сказал он младшему.
Добрались до кабинета, обрели по кружке кофию, да и взял Володимир, вздохнув, речь:
— Энаса я изгнал. Из дома. Из дела, — пожевав губами, тяжко уронил он. — Даже не раскаивался, обормот! Всё на тебя кивал, мол негоже никчёме столько добра, — вновь вздохнул отец. — Ну да пусть его, сыны. Дело таково, что нам совет держать надо. Приказать и не могу, да и не хочу, — поочерёдно бросил он на нас взгляды.
— Слово скажу? — уточнил я, на что получил кивок. — Итак, что с Энасом стряслось, печально. А в остальном… как по мне, семье лишь на благо. Смотрите, Эфихос к полётам интерес душевный имеет, — на что братец закивал. — А значит, и дело ему отойдёт. Правда, учиться и в делах торговых ему придется, и немало, — ехидно улыбнулся я, поддержанный ехидной ухмылкой отца.
Братец на рожи наши улыбчивые и ехидные с опасением повзирал, вздохнул, насупился и выдал:
— А и обучусь, коль потребно! — аж рукой махнул он.
— В гимназиуме бы рвение подобное проявлял, то и учиться не надо было, — отернился Володимир. — Точнее, столько, сколь ныне потребно, — уточнил он. — Ладно, тут добро. Но к тебе Ормонд… просьба. Нужен внук мне, — выдал он, показав, что с “суррогатной роженицей” вышел облом.
Бес знает, из-за тараканов тернистых, главе семьи размерами подобающими, либо возраст. Но, видно, не срослось, и опять меня Володимир на чадоделательные рудники жаждет поместить.
— А ты что? — прокурорски уставился я на меньшого братца, сделавшего вид непричёмистый. — Ясно. Погодите, отец, мысль мелькнула, поймать надобно, — выдал я и тяжко задумался.
Ну, вообще — можно. Но Володимиру как воспитателю единственному я банально не доверяю. Не педагог он, так что, прямо скажем, загубит чадо, ему отданное. С другой стороны, надо. А с третьей, войны вести с отцом, кто чаду потребен, не желаю. А ежели дитя склонности в торговле иметь не будет, к примеру?
В общем, выходит, что либо под руку Володимиру идти, чадом занимаясь, либо не заводить всё же. До поры. Пока мы с Милой сами родителями достойными быть не сможем. Правда, есть идея.
— Эфихос, брат мой, — ощерился я в улыбке истинно змейской. — А скажи ка мне, по нраву ли тебе сестрица наша, двоюродная, Лада Буреполковна?
— Это… не знаю я, отстань Ормонд! — аж покраснел братец.
— Мыслишь? — задумчиво вопросил Володимир, от чьего внимания братцева пантомима не уклонилась.
— Мыслю, — кивнул я. — И это вы ещё, отец, учтите, что мыто на наследство в таком разе полегче выйдет. И таковая чета вполне сможет одну супницу в воле своей сохранить, ну а расшириться — дело времени.
— Родня близкая, — поморщился он. — Хотя с мытом да…
— Отец, Орм, а меня вы спросить не желаете? — отернился уже Эфихос.
— А чего тебя спрашивать? — после кивка Володимира ответил я. — Сам летать желаешь. В дело семейное идти готов, о чём сам нам тут дланью махал. Далее, братец, уж взгляды твои страстные, на кузину бросаемые, лишь слепой бы не заметил, — на что Володимир сделал особо постную рожу, демонстрируя, что остротой зрения в этих вопросах он не отличается.
Сам же братец щеками пунцово пламенел. Зыркал на нас исподлобья. Но задумался. А, по истечении минуты, изрёк:
— А я-то ей на кой бес?
— Ну, во-первых, хоть на взоры твои Лада и не отвечала, даже улыбалась, — начал я. — Но делала это по-доброму, без неприязни. А во-вторых… — замялся я, прикидывая, как бы секретность соблюсти. — Полёты ей по нраву. Особенно свободные, в воздухе без опоры технической пребывая. Не хуже, — вспомнил я шалой ладин взгляд, — чем у тебя с полётами простыми. И, в-третьих, наконец, к делу семейному у неё душа лежит. С малых ногтей она в нём, следовательно, нужность и благо такого союза поймёт. Так что ежели ты, братец, как болван себя не проявишь, так и сложится всё. Вам угодно, а в дело пригодно.
— Смысл есть, — покивал Володимир. — Потолкую с Буреполком.
— Не знаю я, — буркнул братец, но видно было, что согласен.
А в таком раскладе был ещё один немаловажный момент: Буреполк, хоть в деле семейном “под” Володимиром ходил, под него не прогибался. Не раз и не два бывало, что лаялись они так, что аж мебеля от эфирного возбуждения подпрыгивали. И далеко не всегда Володимир в спорах этих верх брал. Ну а Буреполк в смысле чад воспитания был куда пооборотистее отца, в этом случае я твёрдо знал. И наставники отдельные у кузена и кузины были, да и прочее. То есть, внука любовью безмозглой Володимиру Буреполк загубить не даст. Поскольку и его это внук будет.
С родством близким… ну тут так скажем: в целом Терны генетикой здоровы, чему примеров масса. В своём кругу до нынешнего момента не роднились, долгожительны. Телом здоровы, разумом не скорбны, тернисты без меры. Хороши, в общем, так что один таковой брак генетика семейная вытянет, возможно, и на благо пойдёт.
Впрочем, к терапефту в таком разе будуще-возможная чета непременно обратится. И даже если не смогут совместное потомство иметь, препятствием это не станет: на стороне заведут. Да и воспитывать родными будут. Точнее, хмыкнул я, деды воспитывать будут, скорее.
Так что остатнее время визита прошли в лёгких (не более четвертой эталонного Терна) подколках Эфихоса, кофепийстве, да просто беседе. Вроде и о делах, а вроде и просто болтовне. Ну а мне главное, что Володимир не нудил “внука надо!”
Так что домой я направлялся весьма довольный учинённой… благостью. Да и дома, отведав милиной стряпни, был я вполне счастлив. Правда, маска мне в благодушие неразумное впасть не дала, нудя и напоминая, что Мир ко мне если и благорасположен, то не иначе как садист какой. Так что перед отходом в опочивальню, овечку мою я прихватил, да и определились мы со стрельбищем, где постигать будем. Она свою Весту, ну а я Сурта.
С обучением вождением я, несколько раз возимый, озадачил Твёрда, против чего слуга и не возражал. Умеет, ну а научит не хуже, логично рассудил я. Всё равно, первое время с Милой же ездить будет, так что жисть его, да и ответственность за сбитых в неположенном месте пешеходов на него ляжет. Давить пешеходов должно исключительно в месте положенном, озвучил я сам себе безусловную максиму.
И вот, невзирая на мои логичные опасения, наладилась у меня вполне пристойная жизнь. Аварий не учинялось, посольства хоть и были часты, но время на штудии и жизнь личную оставляли. С Лешим же я встречаться стал редко, много, четыре раза в месяц. Начальство злонравное оставляло дела для меня у секретарши, итог от неё же получая. А сам Добродум метался по Полисам Союза и союзным Полисам. Невзирая на каламбур, одно никак не утверждало другого, как и наоборот.
С политикой же межполисной выходила такая картина: похоже, столь “жёстко и быстро”, что продемонстрировали славские и данские Полисы, Мир напугало. И каких-то вот прямо явных проявлений негатива не было. Правда, ведая природу человеческую, был я уверен: в тайных лабораториях Полисов разум ломают изыскатели, ища как оружие нападения, так и защиты. Да, в конце концов, у нас в Вильно противогазы стали чуть ли не непременным атрибутом. Чиновников на учениях гоняли, да и дома я себе оные завёл. Потому что атака газами уже не была умозрительной фантазией из Мира Олега.
А по итогам: неприятно, и будущее вырисовывается не радостным, констатировал я. Одно хорошо, диктаторов не вводили, как и положения особого. Кстати, диктатором был не сказочный сатрап Мира Олега, а чрезвычайный, непременно избранный, причём на время решения конкретного дела, тип. Но история Полисов их знала, причём не одного: та же атака кочевников породила плеяду “диктатуры” у Полисов, находящихся в дикарской досягаемости.
В общем, диктатор — вещь в условиях чрезвычайных Полису необходимая, ну а то, что у нас его нет, не может не радовать. И того, и того в смысле.
Впрочем, сделать в данном разрезе я мог лишь две вещи: справлять службу, да планы свои, мироспасительные, в должный срок постараться осуществить.
Из любопытных моментов вышло так, что Люцина вполне реально подружилась с Милой. Редкая неделя проходила без того, чтобы она не осталась с ночёвкой, да и Мила к ней ездила, правда, в моё отсутствие по надобностям служебным. Было у меня подозрение, что пузо моё пленительное бывшей соученице интересно стало. Однако ж, выяснилось, что действительно с Милой дружит, со мной общаясь лишь по моей инициативе и “взглядов томных”, ну и прочих тяжёлых предметов в меня не кидая. Так что и пусть её, заключил я, да даже несколько раз до нас Люцину подвозил.
В это время в тернистом семействе моём совершались забавные пертурбации. Володимир с Буреполком пообщались, да и нашли “что это хорошо”. А вот дальше началась натуральная варвара светящаяся: сначала Лада встала в позу, на тему: “да чтоб мне, с ентим сопляком?!”
После чего “ентот сопляк”, определение выслушавший, очами сверкая, проявил семейную тернистость на тему, ежели найдёт Лада кого-то, на “нрав её покладистый” падкого, окромя него, так совет ей и любовь.
В общем, “первый тур” прошёл со счетом один-нуль в пользу Тернов. Дверь накала страстей не выдержала, треснув, за что в моей оценочной шкале и была пожалована нулём.
Однако, невзирая на тернистость, братец, видно, и вправду к Ладе склонность не только плотскую питал. И слова мои мудрые мимо ушей не пропустил, да и, помимо ударных занятий с отцом “по делу”, ударился в хобби одарённых, не слишком популярное, но и при том небезызвестное. А именно — тряпколёт некий. В целом, от дельтаплана Мира Олега сей летательный аппарат отличался: правдивостью названия (ну какая, к бесу, Δ-образная форма? Не бывает таких дельт), относительно малыми габаритами, не более пары метров в размахе. Ну и одарённым в погонщиках, что как объясняло малый размах крыла, так и поясняло нестыковку в названии: сей агрегат не “планировал”, а именно полноценно летал.
В общем, сам бы, если честно, полетал, ежели бы не был и так загружен без меры. Ну а выбирая между досугом с Милой и какими-то там тряпколётом, первую выбрал безоговорочно.
Так вот, явно не без помощи старших семьи, почтенных своден, в ликах Буреполка да Володимира, Эфихос повадился “передавать указания”, приветы и чуть ли не соль просить, прилетая в буреполков дом на тряпколёте. Исключительно в пору, когда Лада дома присутствовала, да ещё и красуясь всячески и фигуряя.
Лада сие надругательство выдержала седмицы две, после чего на невинный эфихосий вопросец “хочешь, покатаю?” чуть ли не с рычаниям выдала: “да!”
Ну и покатал её Эфихос. Уж на тряпколёте-то точно. Да и в полётах супницей они стали летать вдвоём. Так что есть практическая уверенность, что у этих двоих всё сложится. Правда, возникают опасения, правда, не за семейство, а за будущее дела Тернов. Потому как ежели нравы родителей у отпрыска сего союза сложатся, будет это всем Тернам Терн. Тернище, можно сказать, хихикая про себя мыслил я.
Из довольно приятных моментов — мои посещения Артемиды Псиносфеновны стали уже не столько “распоряжением”, сколько доброй традицией. Я повадился таскать сладости (а зачастую и привозить из мест, куда меня леший посылал) к чаю, да и сам чай иногда. И беседовали мы с гетерой час, а иногда и долее, хотя и не каждую неделю.
Вот бес знает, что такого она во мне нашла, что в своем напряженном графике (а на ней было здравие душевное фактически всех сотрудников Управы, хоть и тройку подчиненных она на это имела) время на меня выделила. Но, видно, глянулся чем, чего я, если быть честным перед собой, толком не понимал. Скорее, обычный и не сказать чтобы слишком приятный человек.
