Принесли кофе. Пила я жадно, обжигая горло. Пыталась согреться. Андрей молчал и не спускал с меня внимательного взгляда. По нему я скучала, поэтому и заговорила первой. Спрашивала о Вике, о новостях мира хищных, о его собственных изменениях — он ведь тоже изменился, как же иначе?
Андрей отвечал. Спокойно, словно и не стал свидетелем моей внезапной горячности. О Вике. О том, как она приходит часто, и дом после ее визитов становится светлее. Нет, это несерьезно у них, так. Он охотник, она — человек. Он либо погибнет в бою, либо будет жить вечно. А она умрет. Рано или поздно умрет. Я тут же вспомнила злосчастный прием и слова Альрика.
Охотники живут долго. Слишком долго, чтобы успеть пережить всех своих женщин...
Счастье мимолетно для них. Жаль. Андрею я искренне его желала.
А потом он говорил о новых порядках. Ганс не опасен, а вот Петр — наоборот. Мне стоит его опасаться. Быть вежливой, не болтать лишнего. Это несложно — справлюсь.
Мирослав молчал и, кажется, дулся. Из-за Влада, они ведь друзья. Но не уходил — сидел и ждал. Чего?
— Как Майя? — решила я к нему обратиться. Не обижаться же в ответ — это глупо.
Но голос Мира не было обиженным.
— Хорошо. Повзрослела, сильнее стала. И Ева. Племя идет им на пользу. А еще...
Я слушала. Жмурилась от весеннего солнца, светящего прямо в окно. И медленно возрождалась. Внутри что-то таяло — вязкая, холодная жижа шипела на раскаленных углях. Холод уходил. А с ним неуверенность и утренний испуг.
Но земля под ногами все еще оставалась зыбкой. Пока я не найду убийцу...
Сидели мы около часа. Алана я не могла оставить надолго, и, хоть он остался у скади, волнение фоном зудело в сознании. Но все равно было легко и свободно, у скади я не могла расслабиться, а тут получилось. Только остывающий эспрессо на столе напоминал о недавней ссоре. Да и не ссоре, а так...
А я ведь спасибо Владу хотела сказать. За то, что поддержал у охотников, за попытку нормально общаться. Знаю ведь, как для него это сложно после всего... И снова все испортила.
Общение с друзьями невероятно стимулирует жить, дышать, бороться. А друзья у меня своеобразные. Охотник, пугающийся собственного счастья и вождь другого племени — лучший друг того, кого я прогнала.
Но Мирослав, похоже, уже не злился. Улыбался, хоть и немного устало — посещения охотников выматывают. И когда я попрощалась с Андреем, приобнял меня за плечи и объявил:
— Отвезу тебя домой.
Я не возражала. Но возражал кое-кто другой. Положил руку Мирославу на плечо и сказал:
— Я сам отвезу.
И Мирослав, конечно же, послушался. Ну да, Влад же его лучший друг, а я уже где-то потом. Да и на каком месте может быть женщина в его списке друзей?
— Я с тобой не поеду, — уперлась я.
Полчаса в обществе Влада я точно не выдержу. Постоянные подколы порядком надоели. Ухмылки и намеки, что из меня неважная правительница. Знаю, что неважная. Но если напоминать будут постоянно, никогда не смогу стать хорошей.
— Послушай... — Он вздохнул, посмотрел на небо — ярко-голубое, высокое, без единого облачка. Краем глаза я заметила, что Мирослав тактично отступил и рассматривал теперь носки собственных туфель. — С тобой сложно. Всегда.
— Тогда, может, не нужно со мной? Если сложно?
— Может, — кивнул он. — Но когда я поступал правильно?
Я промолчала, а он продолжил:
— Давай так. Я отвезу тебя домой, а по дороге поговорим. Если ты решишь, что нам все же не стоит видеться, не будем. Разве что, как сегодня — раз в месяц. От этого никуда не уйти, ты же теперь... правительница. Но нам, правда, поговорить бы не мешало. Нормально, без истерик. Давно пора, не считаешь?
Я пожала плечами. Один разговор ничего не изменит, тем более, если потом Влад уйдет из моей жизни, у меня станет на одну проблему меньше. Хотя в то, что это случится, верилось с трудом.
— Хорошо, — кивнула я.
Мы попрощались с Мирославом и сели в машину. Влад завел мотор, а я сразу отвернулась к окну. Если хочет говорить, пусть говорит — первая не начну. И вообще, домой бы поскорее...
Влад ехал молча где-то два квартала, а потом резко свернул к обочине и затормозил.
— Я правда ненавидел Эрика, — произнес он абсолютно спокойно и поправил себя: — Ненавижу. Но к сыну твоему ненависти нет.
Я вздохнула, но ничего не ответила. Смотрела в окно — на Влада не могла. Или не хотела. Вся ситуация казалась абсурдной, но он прав — нам давно пора все выяснить. Перестать играть в 'замки'.
— И Дашу вы подозревали зря, — продолжал он. — Она и мухи не обидит. И тебе ничего плохого не желала, правда.
— Да, она божий одуванчик, твоя Даша! — не выдержала я. — Ничего плохого никому не желала, а тот разговор просто так получился. И Эрик ушел...
Глаза защипало слезами, и я замолчала.
— Какой разговор?
— Будто ты не в курсе! В мой день рождения, у скади. Даша так старалась убедить меня прогнать Эрика. Убедила, радуйся!
— Я не знал...
Посмотрела на него. Нет, я никогда не могла понять, лжет он или говорит правду. Влад слишком хорошо играл. Но посмотрела. На вид не лжет, а там кто знает...
— Неважно. Все в прошлом. Мне нужно думать о сыне.
— А о себе? — усмехнулся он невесело. — Когда ты подумаешь о себе?
Я молчала, рассматривала ладони, а он продолжал:
— Для тебя это пытка. Вся эта бюрократия, отчеты, финансы. Люди, которых ты не знаешь, но о которых должна заботиться. Дела, в которые предстоит вникать, и ты вникнешь — не глупая же. Только вот зачем?
— Мой сын — наследник... — выдохнула я, сжимая кулаки.
— И что? Ты обязана жизнь положить на их племя? Они ведь не посвятили тебя! Не предложили даже, верно?
— Закон крови...
— К чертям закон крови! Поля...
Теплая рука коснулась ладони, и я вздрогнула. Не хотела, чтобы он прикасался, и в то же время ждала этого. Он всегда понимал, что я чувствую. И врать я не умела, даже не пыталась. Эрику могла врать, а Владу — нет. Слишком хорошо он меня знал. И поделиться с кем-то хотелось.
Но не ним. Нельзя с ним!
— Я тебе не враг.
Ага, конечно. Я выдернула руку и сунула обе в карманы.
— Тот разговор наш последний... глупый, — как ни в чем не бывало, продолжил Влад. — Я не хотел ссориться. Злой был. Уколоть хотелось сильно.
— Уколол.
— Скорее себя, — усмехнулся криво. — Даже отъявленным циникам, как я, бывает плохо.
— Я не хотела, чтобы тебе было плохо! Все, чего хотела — быть счастливой.
— Была? — Отвернулся. На меня не смотрел, смотрел вперед, на вычищенное до блеска стекло. В нем встречные машины, пешеходы, кусок дороги, обрывающийся перекрестком. Фонарь.
Я молчала. Понимала: отвечу, сделаю хуже. Но Влад, похоже, и не ждал ответа. Только горечь растекалась по воздуху, я вдыхала ее, и она оседала налетом на горле.
— Неважно, — наконец, сказал он. — Вернее, важно, но... ты все равно не скажешь. А я не глупый, сам понимаю. Не злись. — Он протянул руку и коснулся моих волос. Волосы не спрячешь... — Полина, не злись на меня, пожалуйста.
Я громко выдохнула. Злиться хотелось. И высказать. Только что это даст? Влад останется Владом.
— Не буду...
— Тебя не хватает. В атли и вообще.
— Я не вернусь в атли, — хмуро ответила я.
Он вздохнул. Тяжело вздохнул и отвернулся.
— Не говори такого.
— Мой сын — скади. Я не оставлю его.
— Тебе не нужно оставлять! Скади живут в Липецке, их источник в городе, они никуда не денутся. Атли тоже. Когда мы были детьми, то жили большой и дружной семьей. Все может быть по-старому. Я не прошу тебя вернуться сейчас, понимаю, нужно время. Тебе. Мне. Но Полякова не справляется, а атли нужна пророчица.
— Я не очень послушная соплеменница, — съязвила я.
— Я привык, — улыбнулся он и сразу стал безумно обаятельным.
Когда все изменилось? Когда я забыла все? Словно звоночки и прошлой жизни — все эти улыбки и слова.
— Я не вернусь, — упрямо повторила я. — В ближайшее время точно. У меня обязанности, а еще нужно найти кое-кого. А ты... Мы... Не думаю, что у нас получится стать друзьями.
— Я тебе не враг, — повторил Влад тихо и снова завел машину. — Но и френдзона — это не мое.
К скади мы ехали молча. Я даже задремала, а проснулась уже у дома. Влад тронул за плечо — аккуратно, словно боялся ранить, и сказал:
— Приехали.
Я протерла глаза, привыкая к свету. Нужно было выйти, но разговор казался незаконченным, и я осталась сидеть. Влад тоже. Смотрел на руль и не шевелился.
Только ива над нами шумела. Наверное, шумела — изнутри ведь не слышно.
— Ты это... к атли приезжай, — глухо произнес Влад. — Глеб будет рад и Рита. Знаю, вы не очень ладили, но все же она твоя сестра. Кирилл обрадуется еще. Ну и я. Хотя меня ты не очень жалуешь.
— Я подумаю.
— И на счет моих слов тоже подумай, они не корысти ради были сказаны. Дашка тоже... не особо справлялась. Но ей проще — она с детства к этому готовилась.
Я кивнула. Даша готовилась, а приходится мне. Ничего, справлюсь. Как-нибудь, ради сына.
— Спасибо. — Отстегнула ремень. — Ты сегодня здорово меня поддержал. У охотников. — Поднять на него глаза было чертовки трудно, но я смогла. — Правда, спасибо.
— Я ничего не сделал, — тихо сказал он и добавил еще тише: — Сегодня.
Глава 28. Находка
Весна кончилась быстро. Сменилась жарой и духотой, что для июня не свойственно. А уж июль и вовсе выжег землю. Плавился асфальт, в городе воняло смолой и копотью. Выхлопными газами. Пылью.
И усталостью.
Или мне только казалось?
Я действительно устала. Утра начинались рано, а вечера кончались глубокой ночью. А весь день я изо всех сил старалась быть хорошей правительницей. Сидела с Антоном в кабинете, обложившись кучей бумаг, и пыталась вникнуть в работу верфей. Теперь, когда Эрика не было, Антон приезжал редко — пару раз в месяц. И то на несколько дней, чтобы ввести меня в курс дела.
Влад оказался не прав. Наверное, я все же была глупа, или просто мозг не был заточен под ведение бизнеса. Я пыталась вникнуть, честно. Но так толком и не вышло. Отвлекал Алан, другие скади, которые приходили и робко что-то спрашивали, делились проблемами и страхами. Я разруливала споры, прекращала ссоры, которые все же случались. Решала вопросы о воспитании детей. Ездила на сборы к охотникам. Руководила, в общем. Как умела.
С Тамарой, как ни странно, проблем не возникло. Она не давила, не навязывала свою волю. Только наблюдала иногда пристально, отчего мне сразу становилось неуютно. Но я тут же отвлекалась заботами и забывала. К тому же, воительница здорово помогала мне с сыном, за что я была ей признательна. С Аланом Тома была настоящей, даже улыбалась, когда брала младенца на руки. Любила его — такое невозможно сыграть. А если она любит Алана, и я постараюсь смирить спесь и подружиться с ней. Или хотя бы сохранить нейтралитет.
Было сложно, каждый вечер я падала в кровать без задних ног и засыпала. Снов не было — лишь темнота. Сознание выключалось и, казалось, тут же включалось снова. Наступал новый день, наполненный заботами.
Бояться было некогда. Хотя о таинственном убийце я помнила. Маршал и Сергей — еще один из ищеек скади — искали его, как оказалось, все это время. Эрик просил перед уходом.
Эрик...
О нем я думала в минуты, когда удавалось немного отстраниться от суеты. В один из таких часов в надежде спрятаться, я забрела на чердак.
Там было жарко. Жарче, чем в доме, где на полную мощность работали кондиционеры, да и массивные каменные стены не пускали жару. Из круглого окошка в помещение проникало солнце и клубилось в облачках из пыли. Покатая крыша, обшитая изнутри деревом, сундук со сбитым замком — массивным и ржавым. Старый велосипед в углу. Стул и лампа без абажура. Коробки.
Старинная тумбочка с выдвинутыми ящиками, которые невозможно было задвинуть назад — дерево рассохлось от влаги и трухлявилось от прикосновений. В тумбочке — кисти, пропитанные краской тряпки, старая палитра. Похоже, когда-то у скади жил художник. Я вспомнила картину у Роба в комнате. Красные маки. Нужно будет спросить, кто рисовал.
В углу стояли холсты, накрытые белой простыней. Простыня запылилась и на прикосновение ответила возмущенным облачком. Я чихнула, резким движением сдернула ее...
И обомлела.
С огромной — почти в мой рост — картины на меня смотрел Эрик. Прищуренный взгляд, волосы струятся по плечам. Рубашка расстегнута, амулета, правда, на груди нет. И я машинально сжимаю этот самый амулет в ладони, словно таким образом могу связаться с Эриком, ощутить тепло. Но я не могу. Могу лишь смотреть в прозрачные глаза и плакать. А рука сама тянется...
Трогаю щеки. Шершавый холст и масло. Спускаюсь к губам и обвожу по контуру. Стираю пыль. И собственные слезы — другой рукой.
— Прости... — шепчу. И так хочется прижаться, но к портрету не прижмешься. Не обнимешь. Зато можно смотреть.
Я забрала его с собой. Спустила вниз, хотя это было сложно, втащила в комнату, салфеткой смахнула пыль. А затем попросила соорудить крепления на стене в моей спальне. Пока мужчины трудились, смотрела на картину.
А потом пришла Даша. Присела рядом со мной на кровать и тихо сказала:
— Мама рисовала. Она много рисовала и Эрика любила очень.
— У нее был талант, — сдавленно ответила я. — Почему картина на чердаке?
— Эрик приказал. Туда почти все отнесли, кроме... У меня остался портрет папы и у Роберта маки. Не отдал. Не позволил забрать...
Она вздохнула.
— Эрик приказал? — удивилась я. — Но почему?
— Злился. — Защитница горько улыбнулась. — Его не было, когда папа... Папу охотник убил, древний. Когда Эрик вернулся, просто обезумел. Раньше он часто был... безумным. Злился много. Я его боялась иногда. Но со мной он никогда... и с мамой. Любил нас.
— Эрик убил того охотника, верно?
Даша кивнула. Поморщилась.
— Содрал с него кожу у нас в подвале. Я подсматривала — интересно было. Я никогда до этого не видела древних. Да и вообще охотников не видела. Эрик пытал его — когда я пришла, на охотнике живого места не осталось. А потом брат начал срезать с него кожу — кусок за куском. Весь в крови был, даже лицо. И волосы... И в один момент охотник рассыпался. Умер. Но я не сразу поняла, что произошло. Тошнило меня дня три. А мама плакала. Закрылась в спальне и... Она думала, что Эрик с ума сошел.
— Она умерла вскорости, да? — спросила я, пытаясь стереть из воображения страшные картины. Не вязались они у меня с Эриком, которого я знала. С добрым, справедливым, а главное — умеющим себя контролировать Эриком.
— Она... ушла, — вздохнула Даша. — Ушла искать отца.
— Постой, она что же... покончила с собой?! Или...
— Нет. То есть... не совсем. Есть ритуал — ритуал очистки жилы. Жрец обращается к богам и просит обменять кен хищного на одно желание. Никто особо не верил, что он работает, пока мама... Она хотела видеть отца.
— Ритуал убил ее?
Даша кивнула.
— А Эрик потом окончательно свихнулся. Разозлился на нее за то, что бросила нас. И велел убрать все картины. Он любил маму сильно. И она его. У них была связь. Кровь, наверное, не зря же он так эти чертовы законы соблюдал! Кровь Херсира. В моих жилах она тоже течет, но я ее не чувствую. Мама чувствовала, и Эрик тоже. Он бесновался долго, а потом ушел. Вернулся уже одержимый пророчицей. — Она посмотрела мне в глаза и добавила: — Тобой.
