Ну а я с своей стороны подбрасываю всякие «страшилки» на эту тему, так что с этой стороны всё «тип-топ».
Кроме того, «носителей суверинетов» с Союзе ССР стало больше как бы не в два раза — за счёт распада РСФСР и в каждом из них своя аграрная политика, зачастую диаметрально противовоположная политике Центра.
Достаточно редко и кратковременно собирающиеся съезды правящей ВКП(б) буквально за год выродились в постоянно действующий гротесковый прообраз парламента — «Собрание народных представителей». Как и любой парламент в любой стране мира и, в любой временной промежуток — это пустопоржняя говорильни, служащая ширмой для решений принимаемых кулуарно.
Кулуарные же решения, принимались на негласном сходняке доверенных лиц глав республик и регионов.
Как они решат, так депутаты и «единогласно» проголосуют!
А на этом сходячке «центровых пацанов», вопрос об коллективизации — даже не поднимался ни разу и, мало того — никому такое и в голову не пришло бы…
Ибо там решались более серьёзные вопросы: кто под кем ходит, кто кому башлять должен и против кого дружим.
Вопросы об власти, короче.
Поэтому, что касаемо сельского хозяйства, я могу отвечать только за Нижегородский край — в который как известно, кроме одноимённой губернии с зимы 1925-26-го года — стали входить Чувашская, Марийская и Вотская автономные области.
* * *
Так вот, казалось бы я вполне могу обойтись без коллективизации, благо первый шаг на этом пути был сделан уже давно. Напомню: было образовано АО «Россредмаш» — наращивающее производство тракторов «Мужик» с калоризаторным двигателем, строго в соответствии с графиком. По плану, то бишь, в своё время переданному мной его Председателю Совета директоров — Дыренкову Николаю Ивановичу. Сто тысяч «стальных» коней на полях страны к 1928 году и, главное — районные «машинно-тракторные станции» (МТС), я уверен — в корне изменят расклад производительных сил на селе.
По плану «Секонд-хенд» в село пошли заграничные товары «Торгсина», сгладившие товарный голод.
Наконец, я сам действуя через промышленно-торговый кооператив «Красный рассвет» и завязанные на него структуры — лавинобразно увеличиваю выпуск промышленного оборудования для лёгкой и пищевой промышленности и, ширпотреба — за которые крестьяне охотно отдают хлеб…
Однако, на девственно-чистый горизонт вскоре набежали грозовые тучки — заставившие меня нахмуриться и задуматься.
Во-первых, с ослаблением центральной власти — стал буреть не по дням, а по часам прежний сельский класс-паразит — кулак. Если иметь под этим понятием сельского ростовщика и скупщика хлеба и спекулянта им, конечно — а не каждого «справного» хозяина с домом под железной крышей, сезонно нанимающих на стороне пару «батраков».
Кстати, заметил одну особенность: в последние нанимались не от безвыходности — а от желания в свою очередь стать «хозяином». Ибо так называемые «бедняки», а также ещё несколько категорий этой социальной ниши, вполне себе безбедно сидели на государственной шее и налогах изымаемых со своих односельчан.
Таковы реалии, увы!
И мало того, кулачество уже начало оформляться в политическую силу, пытающуюся влиять на политический расклад…
Правда, пока всего лишь на местах — при выборах в сельские Советы.
Во-вторых, прямо на глазах, «снизу» стал формироваться и быстро расти новый паразитический класс — «товарищи». Так стали называть членов «товариществ по совместной обработки земли», скинувшихся и приобрётших трактор.
Это был для меня вообще — как удар фашистским кованным сапогом ниже пояса!
Здесь надо буквально в двух словах пояснить…
По суровым законом рынка, с возрастанием производительности труда в какой-то области народного хозяйства — неизбежно должно производиться сокращения численности работающих в ней, которые будут вынуждены искать себе другое занятие, чтоб не окочуриться под забором.
Согласны, да?
То бишь, если десять условных крестьян — пахавшие досель на десяти лошадях, объединившиеся в «Товарищество» — купили (взяли в лизинг) десяти-сильный трактор, то при той же площади сельскохозяйственных угодий — пахать должен остаться лишь один из них, а девять других — должны переехать в город и стать индустриальными рабочими.
Однако, на деле — ни фига!
Из-за того, что земля — «общая», один пашет а девять других — в тенёчке брюхо почёсывают.
Конечно, всё несколько обобщено-упрощенно — но я уверен: общий смысл, передан максимально точно. Возможно, более поздние историки об кое о чём утаивают-умалчивают и, главный смысл сталинской коллективизации был именно таков — кроме ограбления сельского кулачества, заставить работать сельских люмпенов.
Кстати, это не обязательно лентяи, хотя тех тоже хватало.
Вдовы с кучей малолетних детишек, инвалиды последних войн, хворые с рождения или от болезней… Все они имели право на земельный пай, но не могли на земле работать. При царизме, им была одна дорога — если не на кладбище — то в батраки-подёнщики. При новых же сложившихся порядках, они могли взять ссуду и, приобретя трактор и наняв тракториста — иметь гарантированный кусок хлеба, пребывая по-прежнему в нищете.
Первая опасность: такой порядок вещей может сложиться в привычку, плодя а русской деревне многочисленные потомства тунеядцев — подобно американским неграм из гетто, живущим на пособия.
Вторая угроза: оба паразитирующих слоёв населения — кулаки и так называемые «товарищи» стали смыкаться, действуя согласованно — стало быть, превращаясь в политическую силу. Первые с баблом, вторые — многочисленны, наглы и горласты — получилась взрывная смесь.
Я ещё без понятия, во что такое «содружество» может вылиться, но… Один из главных принципов попаданцев какой?
— Паровозы надо давить, пока они всего лишь чайники!
Всё бы ничего, мне ни капельки не жалко, но у них же довольно интенсивно рождаются и подрастают дети!
И в тоже же время, площадь обрабатываемой земли остаётся прежней.
Отсюда третья, самая главная угроза: рано или поздно это приведёт к такому социальному взрыву, что Октябрь покажется по сравнению с ним лишь лёгкой разминкой перед кровавой дракой.
Вот в соответствии с этим учением, я и стал действовать, решив провести в Нижегородском крае коллективизацию. Естественно, она не могла быть подобной «реальной» сталинской…
Да и незачем ей таковой быть!
Ибо, есть у меня одна — очень заманчивая зацепка.
* * *
Ульяновская «Красная взаимопомощь», кредитно-кооперативное учреждение — вошедшещее в свою очередь капиталами в общую кассу Нижегородского «Общества взаимного кредита» (ОВК), к лету 1926 года объединилась с себе подобными финансовыми предприятиями соседних губерний в «Средневолжский союз кредитной сельскохозяйственной и кустарно-промысловой кооперации», или более кратко — «Сельскоопсоюз»44.
Структурно, он состоял из:
1) Собрания уполномоченных выборщиков.
2) Совета управляющих.
3) Общего правления.
4) Ревизионной комиссии.
5) Аппарата управления.
Кроме Нижегородчины, имелись конторы «Сельскоопсоюза» в ещё пяти губерниях Среднего Поволжья и число их множилось с каждым годом. И наши люди заняли подобающие им высокие места во всех структурах объединения.
Сказать по правде, «сельскохозяйственного» или «кустарного» там было немногим менее половины!
Происходило активное кредитование кооперативов, артелей и частных лиц для приобретения техники выпускаемой АО «Россредмашем» и «УАЗом». Значительно позже описываемых событий — мини-заводов Ульяновского «Завода заводов». При этом имел место быть такой вид кредитования как «лизинг», другими словами — сдача в долгосрочную аренду с последующим выкупом.
Однако, ещё задолго до этого объединения, у ОВК «Красная взаимопомощь» появились небольшие проблемы с частными заёмщиками…
ЗЛОСТНЫЕ ДОЛЖНИКИ!!!
Буквально чуть-чуть истории…
Оказывается, их «лихие 20-е» были не худшим кредитным раем — чем наши «жирные нулевые»!
После объявления о переходе к «Новой экономической политике» в стране началось восстановление банковской системы — во время Военного коммунизма полностью ликвидированной, как атрибут угнетения трудящихся масс — паразитирующими на них эксплуататорами. Теперь же, большевики — «переобувшись в прыжке», ударными темпами восстановили «Государственный банк», открыли его отделения в губерниях и начали проводить кредитные операции с организациями и населением.
Правда, при этом забыв себя назвать новыми эксплуататорами — отчего на мой взгляд и, пошёл бардак по всей Руси Великой. Всегда так: стесняемся назвать вещи своими именами, обманываем сами себя — а потом удивляемся, когда «получается как всегда».
Затем, как кролик за уши из шляпы фокусника появился уже знакомый нам «Промбанк» — для кредитования промышленности, «Электробанк» — для проведения электрификации и, начали как грибы после тёплого летнего дождя — произрастать акционерные банки со смешанным государственно-частным капиталом.
Финансово-кредитная система Советской России воссоздавалась в условиях экономической разрухи и финансовой неразберихи и, в результате — не могла не быть какой-то «кривобокой»!
Основную массу кредитной денежной массы для населения и особливо для крестьянства, банки всех уровней проводили через кооперацию. В губерниях, из отдельных низовых кооперативов — объединявших людей на местах, создавались кооперативные союзы. Кредитные средства в банках, в конечном итоге — могли получать кооперативы и их союзы и, в меньших объемах — частные лица.
Однако, этого было крайне недостаточно!
Кредитных средств не хватало и, в 1922 году стали стихийно появляться полностью частные кредитные организации — «общества взаимного кредита», к которым относился и наша ульяновская «Красная взаимопомощь». Надо обязательно упомянуть, что «ОВК» начали создаваться и действовать, так сказать «полузаконно» — в отсутствие законодательства, регламентирующего их деятельность. Уставы, по которым они вели кредитно-финансовую деятельность — были ещё дореволюционными, лишь несколько «косметически» идеологически исправленные. По ним, чтобы стать членом «ОВК» — необходимо было сперва приобрести пай на обговоренную сумму.
Вот с ними то, как раз — всё более-менее в порядке!
А вот с государственными и кооперативными кредитными учреждениями…
Однако, дореволюционные «уставы» — вступили в противоречие с действующим советским законодательством и, «хавающий пипл» это вовремя прочухал!
По закону, вроде бы, взыскание просроченной задолженности должно происходить, как и во всём цивилизованном мире — через суд и его решение, затем — через судебных исполнителей и, наконец — через торги изъятого имущества.
Однако, по тому же закону — но по другой статье, изымать за долги нельзя было:
«а) необходимых для него и для находящихся на его иждивении лиц платьев, белья, обуви и предметов домашнего обихода;
б) орудий производства и инструментов, необходимых для профессионального занятия, ремесла или мелкого кустарного промысла должника;
в) необходимых орудий сельского хозяйства, одной коровы, одной лошади или заменяющего их другого вида скота с необходимым на три месяца количеством корма;
г) семян в количестве, необходимом для предстоящего посева обрабатываемой должником земли;
д) неснятого урожая».
В октябре 1924 года этот перечень был дополнен: изъятию не подлежали — даже паевые взносы должника в потребительский и сельскохозяйственный кооперативы!
А что же тогда изымать?!
Кроме того, широко была распространена практика предоставления судом «отсрочки» должнику — вместо немедленного предоставления его имущества в распоряжение кредитора. И, наконец, вишенкой на торте абсурда, было решение предоставлять судебным исполнителям право прекращать исполнительное производство — если местонахождение должника неизвестно, или он не имеет имущества для взыскания.
Рисунок 65. Народный советский суд эпохи НЭПа. С большой долей вероятности происходит именно процесс по возврату кредита заёмщиком.
Думаю, не стоит объяснять как такое, не только потворствовало должностным злоупотреблениям — но и прямо побуждало к ним? Стоит ли теперь удивляться, что как кооператоры 20-х годов — так и частные лица, не отличались высокой финансовой дисциплиной?!
Впрочем, одинаково виноваты были обе стороны: банки проводили кредитование без учета платежеспособности заемщиков — последние не торопились выплачивать долги. Поэтому, первая же операция «Госбанка» по распределению 60 миллиарда «совзнаков» на кредитование населения, обернулась невозвратными многомиллиардными долгами.
В кооперации дело обстояло ещё хуже!
Основные кредитные операции кооперативов в начальный период НЭПа были товарными — распределение в качестве ссуды лошадей, коров и сельскохозяйственного инструмента среди своих членов. Народ наш зело талантлив, что касается всевозможных «схем» и, невозвратная часть этих операций — достигала 80-90 процентов от общего количества выданных ссуд.
Короче, вскоре после восстановления банков в стране победившего пролетариата и примкнувшего к нему крестьянства — с «прокладкой» между ними, её суды оказались завалены безнадежными исками к неплательщикам по кредитам…
В «реальной истории», ситуация начала исправляться лишь к 1927-му году, когда Наркомат финансов разослал по всем губерниям циркуляр с требованием проведения активных мероприятий по взысканию задолженности, а изменения в законодательстве и усиление административных мер позволили избавиться от массовых отказов от уплаты кредитов.
Но большой процент задолженности всё одно остался!
Поэтому, вовсе не является абсурдной мысль, что ещё одной причиной раскулачивания зажиточных крестьян в конце 20-х — начале 30-х годов, была необходимость взыскания с них «старых» долгов по кредитам.
Почему же большевики не назвали вещи своими именами? Думаю по той же причине, по которой они не назвали созданную ими «партноменклатуру» новым эксплуататорским классом — по идеологическим. При этом не подумайте, что я против «эксплуататорских классов»: человеческое сообщество так устроено, что кто-то кого-то обязательно будет эксплуатировать. Вопрос только как это делать: эффективно — ради общего прогресса, или нет.
