— Уртон? — с сомнением спросил он.
— Это я, — сказала она, подходя к нему ближе. — Я думаю, у тебя тоже выходной. Почему ты не отдыхаешь дома?
Что-то в ее тоне заставило его насторожиться. В ее присутствии он по-прежнему чувствовал, что его постоянно оценивают и считают недостойным.
— Я мог бы задать вам тот же вопрос.
— Потому что я знаю, что в этом не было бы никакого смысла. Только не после того, что там произошло.
В какой-то момент он решил проявить вежливость. Он задавался вопросом, к чему это приведет. — Я действительно пытался заснуть сегодня днем, — сказал он, — но все, что слышал, были крики. Все, что я видел, — это кровь и лед.
— Тебя даже не было там, когда это случилось.
— Знаю. Так что представьте, каково это должно быть для Скорпио.
Теперь, когда Уртон была рядом с ним, он разделял с ней то же самое ощущение тишины, что и она. Ему было интересно, как ей это удавалось. Он не думал, что люди, окружавшие их, имели хоть какое-то представление о том, кто такая Уртон. Должно быть, они что-то ощутили в ней: какое-то дурное предчувствие.
— Мне жаль, что ему пришлось так поступить, — сказала Уртон.
— Я не уверен, как он воспримет это в долгосрочной перспективе. Они были очень близкими друзьями.
— Я это знаю.
— Это была не просто старая дружба, — ответил Васко. — Клавейн однажды спас Скорпио жизнь, когда его должны были казнить. Между ними была связь, которая возникла еще в Городе Бездны. Я не думаю, что на этой планете был кто-то еще, кого Клавейн уважал бы так же сильно, как Скорпио. И Скорпио тоже это знал. Я отправился с ним на остров, где ожидал Клавейн. Я видел, как они разговаривали. Все было не так, как я себе представлял. Они больше походили на двух старых искателей приключений, которые повидали многое вместе и знали, что никто другой их не понимает.
— Скорпио не такой уж старый.
— Он старый, — сказал Васко. — По крайней мере, для свина.
Уртон повела его сквозь толпу к берегу. Толпа начала редеть, и от теплого ночного ветерка, приправленного морской солью, защипало в глазах. Странные огни над головой от горизонта до горизонта рисовали загадочные узоры. Это было не столько похоже на фейерверк или полярное сияние, сколько на обширный, кропотливый урок геометрии.
— Ты беспокоишься, что это могло как-то повлиять на него, не так ли? — спросила Уртон.
— Как бы вы восприняли это, если бы вам пришлось хладнокровно убить своего лучшего друга? И медленно, на глазах у публики?
— Не думаю, что я восприняла бы это слишком хорошо. Но я же не Скорпио.
— Что вы хотите этим сказать?
— Он умело руководил нами, пока не было Клавейна, Васко, и я знаю, что ты хорошего мнения о нем, но это не делает его ангелом. Ты уже говорил, что свин и Клавейн проделали весь путь от Города Бездны.
Васко наблюдал, как по зениту скользят огни, оставляя за собой кольцевые очертания, похожие на узор, который иногда виден, если нажимать кончиками пальцев на собственные закрытые веки. — Да, — неохотно согласился он.
— Ну, а что, по-твоему, Скорпио вообще делал в Городе Бездны? Он не кормил нуждающихся и бедняков. Он был преступником, убийцей.
— Он нарушал закон в то время, когда закон был жестоким и бесчеловечным, — сказал Васко. — Это не совсем одно и то же, не так ли?
— Значит, шла война. Я изучала те же книги по истории, что и ты. Да, чрезвычайное положение граничило с драконовским, но оправдывает ли это убийство? Мы говорим здесь не только о самосохранении или личных интересах. Скорпио убивал ради забавы.
— Люди поработили его и пытали, — сказал Васко. — И люди сделали его таким, какой он есть: генетический тупик.
— Значит, это позволяет ему соскочить с крючка?
— Я не совсем понимаю, к чему вы клоните, Уртон.
— Все, что я хочу сказать, это то, что Скорпио не такой уж слабак, каким тебе хотелось бы его выказать. Да, я уверена, он расстроен тем, что сделал с Клавейном...
— Тем, к чему его принудили, — поправил Васко.
— Неважно. Суть в том же: он справится с этим, точно так же, как справлялся со всеми другими злодеяниями, которые совершал. — Она приподняла козырек своей шапки и внимательно посмотрела на него, переводя взгляд с одной точки на другую, словно ожидая, что его выдаст мимический тик. — Ты веришь в это, не так ли?
— Прямо сейчас я не уверен.
— Ты должен поверить в это, Васко. — Он заметил, что она перестала называть его Малининым. — Потому что иначе можно усомниться в его способности к лидерству. Ты бы не стал заходить так далеко, не так ли?
— Нет, конечно, нет. Я безоговорочно верю в его лидерство. Спросите любого здесь сегодня вечером, и вы получите тот же ответ. И угадайте, что? У нас все в порядке.
— Да, конечно.
— А как насчет вас, Уртон? Вы сомневаетесь в нем?
— Ни в малейшей степени, — ответила она. — Честно говоря, сомневаюсь, что он вообще потеряет сон из-за того, что произошло сегодня.
— Это звучит невероятно бессердечно.
— Я хочу, чтобы он был черствым. Черствым. В этом суть. Это именно то, чего мы хотим — что нам нужно — сейчас от лидера. Ты согласен?
— Не знаю, — сказал он, чувствуя, как на него наваливается огромная усталость. — Все, что я знаю, это то, что я пришел сюда не для того, чтобы говорить о том, что произошло сегодня. Я пришел сюда, чтобы проветрить голову и попытаться хоть что-то забыть.
— Я тоже, — сказала Уртон. Ее голос смягчился. — Мне жаль. Я не хотела ворошить то, что произошло. Полагаю, что разговоры об этом — мой способ справиться с этим. Это было довольно мучительно для всех нас.
— Да, так и было. Теперь вы закончили? — Он почувствовал, как в нем закипает гнев, алая волна накатывает на все защитные барьеры вежливости. — Большую часть вчерашнего и сегодняшнего дня у вас был такой вид, будто не можете находиться со мной в одном полушарии, не говоря уже о том, чтобы находиться в одной комнате. С чего такая внезапная перемена настроения?
— Потому что я сожалею о том, как вела себя, — сказала она.
— Если не возражаете, я скажу, что сейчас уже поздновато для раздумий.
— Я просто так справляюсь, Васко. Будь снисходителен ко мне, ладно? В этом не было ничего личного.
— Что ж, это заставляет меня чувствовать себя намного лучше.
— Мы оказались в опасной ситуации. Все были подготовлены к этому. Все знали друг друга и знали, что можем положиться друг на друга. И тут в последнюю минуту появляешься ты, человек, которого я не знаю, но от которого неожиданно ожидают, что я доверю тебе свою жизнь. Могу назвать дюжину офицеров службы безопасности, которые могли бы занять твое место в этой лодке, и с любым из которых я посчитала бы счастьем прикрывать их спину.
Васко увидел, что она ведет его к берегу, где толпа поредела. Темные очертания лодок заслонили мрак между сушей и водой. Некоторые были пришвартованы, готовые к отплытию, другие стояли на мели.
— Скорпио решил включить меня в миссию, — сказал Васко. — Как только это решение было принято, у вас должно было хватить мужества смириться с ним. Или вы не доверяли его мнению?
— Однажды ты окажешься на моем месте, Васко, и тебе это понравится не больше, чем нравилось мне. Тогда приходи и прочитай мне лекцию о доверии к суждениям, и увидишь, насколько убедительно это звучит. — Уртон помолчала, глядя на небо, на тонкую алую линию, пересекавшую его от горизонта до горизонта. Она уклонилась от ответа на его вопрос. — Все это звучит неправильно. Я выбрала тебя из толпы не для того, чтобы затевать очередную драку. Я хотела извиниться. Я также хотела, чтобы ты понял, почему я поступила так, как поступила.
Он сдержал свой гнев. — Хорошо.
— И признаю, что была неправа.
— Ты не могла знать, что должно было случиться, — сказал он.
Она пожала плечами и вздохнула. — Нет, я так не думаю. Что бы там ни говорили, он справился с этим, не так ли? Когда дело дошло до того, чтобы поставить на кон свою жизнь, он пошел и сделал это.
Они добрались до вереницы лодок. Большинство из тех, что все еще оставались на суше, были непригодными: в их корпусах у ватерлинии зияли дыры, где их разъели морские организмы. Рано или поздно их отправили бы на плавильный завод, чтобы переделать в новые суда. Металлурги бережно относились к использованию всех возможных отходов металла, пригодных для вторичной переработки. Но количество восстановленного металла никогда бы не сравнялось с тем, что было в исходных лодках.
— Смотри, — сказала Уртон, указывая на залив.
Васко кивнул. — Я знаю. Они уже окружили основание корабля.
— Я не это имела в виду. Посмотри чуть выше, Соколиный глаз. Ты их видишь?
— Да, — сказал он через мгновение. — Да. Боже мой. У них ничего не получится.
Это были крошечные искорки света у основания корабля, чуть выше, чем уже замеченное Васко кольцо покачивающихся лодок. По его оценкам, они не могли подняться более чем на несколько десятков метров над уровнем моря. Корабль возвышался над ними на тысячи метров.
— Как они поднимаются? — спросил Васко.
— На руках, я полагаю. Ты ведь видел, как выглядит эта штука вблизи, не так ли? Она похожа на осыпающуюся стену утеса, полную опор для рук и выступов. Вероятно, это не так уж и сложно.
— Но ближайший доступ туда, должно быть, находится в сотнях метров над уровнем моря, а может, и выше. Когда прилетают и улетают шаттлы, они всегда садятся недалеко от вершины. — И снова он сказал: — Они никогда не доберутся. Они сумасшедшие.
— Они не сумасшедшие, — сказала Уртон. — Они просто напуганы. Очень, очень напуганы. Вопрос в том, должны ли мы присоединиться к ним?
Васко ничего не ответил. Он наблюдал, как одна из крошечных искорок света падает обратно в море.
Они стояли и наблюдали за этим зрелищем в течение многих минут. Больше никто, казалось, не упал, но другие альпинисты продолжали свое безжалостное медленное восхождение, не испугавшись неудачи, свидетелями которой, несомненно, были многие из них. Вдоль отвесных склонов, где лодки, должно быть, раскачивались и ударялись о корпус, начинали свое восхождение новые альпинисты. Некоторые лодки возвращались от корабля, медленно пересекая залив, но продвижение было медленным, и напряжение среди тех, кто ждал на берегу, росло. Разгневанные и испуганные люди, ожидавшие прохода на корабль, все больше превосходили по численности сотрудников службы безопасности. Васко увидел, как один из них что-то торопливо говорит в свой наручный коммуникатор, очевидно, вызывая подмогу. Он почти закончил говорить, когда кто-то свалил его на землю.
— Мы должны что-то предпринять, — сказал Васко.
— Мы не на дежурстве, и нас двоих недостаточно, чтобы что-то изменить. Им придется придумать что-то другое. Не похоже, что они смогут долго сдерживать это. Не думаю, что хочу и дальше находиться здесь. — Она имела в виду береговую линию. — Я проверила отчеты, прежде чем выйти. К востоку от Высокой раковины все не так плохо. Я проголодалась и не отказалась бы от выпивки. Не хочешь присоединиться ко мне?
— У меня нет особого аппетита, — сказал Васко. На самом деле он снова начал чувствовать голод, пока не увидел, как человек падает в море. — Но выпить было бы не лишним. Вы уверены, что здесь еще есть свободное место?
— Я знаю несколько мест, которые мы можем посетить, — сказала Уртон.
— В таком случае, вы знаете местность лучше меня.
— Твоя проблема в том, что ты редко выбираешься из дома, — сказала она. Она подняла воротник пальто, затем нахлобучила шапку. — Пошли. Давай убираться отсюда, пока все не стало совсем плохо.
Она оказалась права насчет зоны поселения к востоку от Раковины. Там проживало много сотрудников службы безопасности, так что в этом районе всегда были традиции лояльности к администрации. Теперь в этом месте царило угрюмое, укоризненное спокойствие. На улицах было не оживленнее, чем обычно в это время суток, и, хотя многие заведения были закрыты, бар, который имела в виду Уртон, все еще был открыт.
Она провела его через главную комнату в нишу, где стояли два стула и стол, вынесенные из центрального туалета. Экран над нишей был настроен на новостную службу администрации, но в данный момент на нем было только изображение лица Клавейна. Снимок был сделан всего несколько лет назад, но с таким же успехом это могло быть и столетия назад. Человек, с которым Васко познакомился за последние пару дней, выглядел вдвое старше, вдвое более изуродованным временем и обстоятельствами. Под лицом Клавейна была пара календарных дат с разницей примерно в пятьсот лет.
— Я принесу нам пива, — сказал Уртон, не давая ему возможности возразить. Она сняла пальто и шапку и положила их на стул напротив него.
Васко наблюдал, как она удаляется в полумрак бара. Он предположил, что она была здесь постоянной посетительницей. По пути к нише он увидел несколько лиц, которые, как ему показалось, были ему знакомы по тренировкам в службе безопасности. Некоторые из них курили морские водоросли — особый сорт, который, будучи высушен и приготовлен определенным образом, оказывал легкое наркотическое действие. Васко помнил этот наркотик из своего обучения. Это было незаконно, но достать его было легче, чем сигареты на черном рынке, которые, как говорили, производились из какого-то истощающегося тайника в чреве "Ностальгии по бесконечности".
Когда Уртон вернулась, Васко уже снял пальто. Она поставила перед ним пиво. Васко осторожно попробовал свою порцию. Жидкость в стакане имела неприятный привкус писсуара. Приготовленное из другого сорта морских водорослей, это было пиво в самом широком смысле этого слова.
— Я разговаривала с Дрейго, — сказала она, — человеком, который управляет этим заведением. Он говорит, что дежурные офицеры службы безопасности просто пошли и пробили дыры во всех лодках на берегу. Больше никому не разрешается отплывать, и как только лодка возвращается, они конфискуют ее и арестовывают всех, кто находится на борту.
Васко отхлебнул пива. — Приятно видеть, что они не прибегли к жесткой тактике.
— На самом деле, их нельзя винить. Говорят, что три человека уже утонули, когда пересекали залив. Еще двое упали с корабля во время восхождения.
— Полагаю, ты права, но мне кажется, что у людей должно быть право делать то, что им нравится, даже если это убьет их.
— Они обеспокоены массовой паникой. Рано или поздно кто-нибудь обязательно попробует переплыть туда, и тогда за ним могут последовать сотни людей. Как думаешь, сколько человек смогли бы это сделать?
— Пусть, — сказал Васко. — Ну и что, что они утонут? Ну и что, что они заразят жонглеров? Кто-нибудь серьезно думает, что сейчас это имеет хоть какое-то значение?
— Мы поддерживаем общественный порядок на Арарате более двадцати лет, — сказала Уртон. — Мы не можем допустить, чтобы за одну ночь все полетело на колесах в ад. Те люди, которые пользуются лодками, без разрешения забирают оставленную собственность колонии. Это несправедливо по отношению к гражданам, которые не хотят бежать на корабль.
