Дружинники торопливо рассаживались. Окна были распахнуты, лучи заходящего солнца окрасили пол и стены зала розовым.
Артур опустился в кресло.
— Я слушаю.
— Ваше Величество, — начал Ральд. Чувствовалось, что он принуждает себя говорить. — Воины волнуются, и я не могу их успокоить. Я пытался пресечь слухи, но...
Артур нахмурился: впервые видел бравого вояку в таком смятении.
— Что за слухи?
Собравшись с силами, капитан выдавил:
— Говорят, королева... Вы хотите уйти, а королем станет другой.
Выговорив эту неслыханную дерзость, Ральд пригнулся, точно ожидая удара. Он хотел, чтобы Артур дал волю своей ярости — пусть болтуны уймутся.
Артур резко откинулся на спинку кресла. У него даже губы побелели. Неужели мало он перенес? Неужели недостаточное смирение явил? Казалось, умалил свою гордость до предела. Так нет, вновь должен сознаться, что носит венец не по праву. И перед кем? Перед воинами, принадлежавшими ему душой и телом. Неужто судьба не могла избавить его от этого последнего унижения?
Видя, что король изменился в лице, Ральд пробормотал:
— Воины тревожатся...
— Пусть тревожатся об остроте мечей. О судьбах венцов побеспокоятся другие.
Ральд не знал, куда девать глаза.
— Дружинники твердят, что присягали на верность Вашему Величеству. Предстоит битва, в которой они могут сложить головы...
— Присягали дружинники мне, я поведу их в битву. Этого достаточно.
Ральд покорно поклонился. Сотники начали вставать.
— Погодите, — Артур остановил их взмахом руки.
Поднялся, отошел к окну. Все муки, какие претерпел до этой минуты, казались пустяками в сравнении с тем, что предстояло сейчас. Искупление только начиналось. Стрелок с Аннабел пощадили его, промолчали. Но сам он молчать не смеет. Знает — дурное семя дает дурные всходы. Ложь, даже самая маленькая, непременно станет расти. Достаточно он принес бед этой стране, чтобы лелеять побеги будущих несчастий.
Он должен сказать правду. Сознаться... Он с большей охотой предпочел бы по горячим угольям пройти!
Артур повернулся к дружинникам.
— От воинов, насильно гонимых в битву, мало проку. Откровенность за откровенность. Два года назад принцесса Аннабел избрала своим мужем и королем другого человека. Вы знали его как начальника лучников, теперь — как рыцаря Оленя. Венец предназначался ему. Я этого стерпеть не мог. Пытался его убить.
Раздался короткий, сразу захлебнувшийся возглас изумления. И наступила тишина. Артур продолжал:
— Магистр помогал мне... Он же меня и предал. А человек, которого я пытался уничтожить, спас и королеву, и меня, и вас всех. Как теперь надлежит поступить?
Артур ждал ответа. Воины, встречаясь с ним взглядом, спешили отвести глаза. Даже верный Ральд отвернулся.
Прошла долгая минута, прежде чем Артур вновь нашел в себе силы заговорить — холодно и спокойно.
— Я ответил на ваш вопрос. Престол займет рыцарь Оленя. Не думаю, чтобы вы питали неприязнь к человеку, вызволившему нас из западни.
И снова наступила тишина. Дружинники не говорили ни слова, но и не уходили. Артур насмешливо промолвил:
— Полагаю, вас беспокоит другое. Вопрос о венце был только предлогом.
Тут, осмелев, подал голос сотник Эранд.
— Среди дружинников нет согласия. Одни желают до конца сражаться за вас... за королеву. Иные уверены, что победы все равно не добиться. Войско каралдорцев слишком велико. Каралдорский король возьмет верх. Не лучше ли сразу перейти на его сторону?
Артур глубоко вздохнул, стараясь обуздать гнев. У капитана Ральда был разнесчастный вид.
— Остальные не хотят принимать участия в битве, но готовы примкнуть к победителям.
Наступила долгая пауза. Артур молчал, стиснув зубы. Наконец заговорил:
— Вспоминаю, как меня приветствовали в Турге. Хорош бы я был, если бы доверился вам и повел дружину в бой. Я забыл, что ваша верность объяснялась подведенными от голода животами.
Капитан и сотники мрачно смотрели в пол.
— Хорошо. Оставим это. Те, кто предан королеве, станут под наши знамена. Чем меньше смельчаков найдется — тем большую славу они стяжают. Тех, кто не желает биться, я отпускаю. Пусть отдадут мечи. Оружие в позоре хозяев не виновато. Не для того оттачивались клинки, чтобы ржаветь в ножнах. Что до тех, кто думает переметнуться к каралдорцам... Сражаться на стороне врагов я им не позволю. Пусть возвращаются в столицу и присягают на верность Магистру. Каралдорский король никогда не женится на королеве Аннабел. Магистр объявил ее самозванкой, и теперь каралдорцу легче подтвердить эту ложь, чем опровергнуть. Иначе поползут слухи, будто и король жив. Пышными похоронами теперь никого не убедишь! Править нашим королевством станет наместник. Кто иной, как не Магистр? Присягайте Магистру! Он щедро заплатит. Головорезы, морившие вас голодом в Турге, охотно примут "раскаявшихся дружинников" в свои ряды. Да и жены ваши порадуются! Даром, что плети гуляли по спинам тех, кого ловили с корзинками еды близ крепости. Улыбками и цветами встретят вас родители невест, утонувших в болоте!
Артур задохнулся от гнева. В залитом вечерним светом покое тишина стояла такая, что слышно было напряженное дыхание воинов.
— Каралдорский король погубил принцессу Маргарет. Магистр вынудил вас голодать под Рофтом и в Турге, объявил предателями и убийцами. Что ж, покоритесь: если желаете подчиняться ворам и убийцам — путь свободен. Я никого не держу.
Он замолчал. Дружинники не шевелились, словно окаменели.
— Что до меня, — холодно продолжал Артур, — то я помню о своей вине... Это я возвысил Магистра. И потому буду сражаться с ним. А вы — поступайте, как угодно. Вас оболгали, ограбили и унизили — и вы готовы служить этим людям! Право, я плохо знаю свой народ! А теперь уходите!
Воины — растерянные, ошеломленные, пристыженные — поплелись к дверям.
Утром капитан Ральд явился к Артуру с известием, что дружинники умоляют о прощении и позволении остаться. Убрались восвояси лишь пять человек — во главе с Рохом.
* *
*
— Много пьешь, Алб!
Толстяк скосил глаза на Плута. Они сидели в круглой, сплошь увешанной коврами комнате Алба. Пылали свечи в тяжелых золотых подсвечниках. Резные черные маски на потолке, казалось, подмигивали и кривились. Алб придвинул кувшин.
— Поживешь здесь с мое... — начал он, одним махом осушил кубок, помотал головой.
— А что такое? — Плут сделал круглые глаза.
— Чувствую, плохи наши дела. Магистр молчит, но меня не проведешь. И Лурх сбежал. С чего бы, если все так замечательно? — он глянул на Плута поверх кувшина.
— Пойдем в город, — предложил Плут, отнимая у Алба кубок.
— Чего я там не видел, — сердито буркнул Алб.
Он тянул руки, но до кубка достать не мог.
— Пойдем. Одного меня не отпустят, а с тобой...
Мутный, больной глаз глянул на Плута.
— Надеешься улизнуть?
— Чудак, кто ж от дармовых харчей бегает? Хочу свежего воздуха вдохнуть. Не привык в четырех стенах сидеть. А я тебе расскажу, — он понизил голос, — о письме лорда Родирера к лорду Гирому...
Алб мгновение колебался, однако любопытство пересилило.
— И правда, что ль, прогуляться? Только учти, я пару стражников прихвачу: за тобой приглядывать.
— Бери хоть десяток, — откликнулся Плут, — потолковать они нам не помешают.
День для прогулки выдался не из лучших. Моросил дождь, резко, порывами налетал северный ветер, заставлял плотнее кутаться в плащи, надвигать капюшоны на глаза. Казалось, не конец июля — сентябрь на дворе.
Алб морщился, ежился, сердито что-то бормотал, но Плут на его жалобы не обращал внимания. Жадно оглядывался по сторонам. Несомненно, в город уже просочились слухи о том, что король жив; о спасении королевы поговаривали давно. Плут ожидал: город гудит, как растревоженный улей. Ничего подобного. Время жарких споров миновало. Сторонникам Магистра и приверженцам королевы надоело ломать кости в потасовках; никто уже не надеялся перетащить соседа на свою сторону.
Город был грязен; сквернословили часто и много, но Плут так привык к этому в замке Магистра, что не обращал внимания.
Они поднялись в гору, и тут Плут с изумлением обнаружил, что на стенах королевского замка по-прежнему стоят воины.
— Зачем?
Алб удивился его изумлению.
— Как зачем? Столько добра сгорело, а вдруг что уцелело? Драгоценные камни не горят. Золотые, серебряные вещи — только оплавились. Мраморные, мозаичные столешницы почернели от копоти, но ведь отчистить можно. Лучше всех, конечно, поживились те из горожан, кто в первую же ночь полез, когда придворные разбежались. Копались в горячем пепле... Некоторых, говорят, раздавило обрушившимися балками, зато остальные преуспели.
Плут присвистнул.
— Сообразительный у нас народ.
Сам он после пожара не удосужился взглянуть на пепелище, лишней минуты не нашлось: то в Дарль спешил, то обратно — в дом Оружейника.
Руины замка обезобразили город. Там, где поднимались стройные башни, сияли витражами окна, белели стены, парил в синеве неба золотой флюгер — теперь чернел лишь закопченный остов с мертвыми провалами окон, словно скелет невиданного зверя.
Плут отвернулся. Алб, стуча зубами и переминаясь с ноги на ногу, сердито спросил:
— Долго мы тут стоять будем?
Они побрели вспять. Под гору шагалось легко, Алб несколько ободрился и спросил:
— Что пишет лорд Родирер?
Плут оглянулся на шедших в отдалении стражников.
— Не торопись. Послушай сперва, как дело было. Зовет меня давеча хозяин: пора, мол, хлеб отрабатывать. Отвечаю: "Согласен, и хлеб, и мясо, и вино..." Усмехается: "Докажи, что руки не хуже языка тебе служат. Мне донесли, будто к лорду Гирому гонец с севера прискакал, письмо привез от лорда Родирера. Любопытно мне, что за вести Родирер шлет. Ты это письмо добудь". — "Что же, покои его обыскивать?" — "Зачем? Письмо Гиром на груди носит, видно, показать кому хочет... Вечером, на пиру, вытащишь". — "Не в магическом ли зеркале ты это все увидел?" — "А у меня везде глаза и уши!"
Алб кивнул.
— Точно. Везде.
Плут говорил и представлял зал, затянутый дымом курильниц; изрядно захмелевших гостей Магистра. То и дело раздавались взрывы грубого хохота, брань, дикие вопли.
Лишь два человека в углу тихо и серьезно обсуждали что-то. Перед ними стояли нетронутые кубки с вином. На коленях у одного белел пергамент. Лица обоих были хмуры. "Эге, — подумал Плут, — если приятели Магистра так угрюмы, моим друзьям в пору радоваться".
Лорд Гиром сунул письмо за пазуху. Собеседник — только теперь Плут вспомнил его имя, это был лорд Онтрай — поднялся и, расталкивая пьяных гостей, устремился к выходу. Кого-то он задел слишком сильно, ушибленный не остался в долгу, завязалась драка.
Лорд Гиром сидел, обхватив голову руками, не замечая ничего вокруг. Только когда в противоположном конце зала истошно завизжала женщина, а круг дерущихся распался, когда загремел голос Магистра, требуя лекаря, лорд Гиром очнулся. Вскочил на ноги и, вытянув шею, попытался разобраться в происходящем. Так увлекся, что не обратил внимания на рыжего подвыпившего юнца, на мгновение привалившегося к его плечу.
Сунув письмо в карман, Плут обернулся. Лорд Гиром стоял недвижим. Тогда Плут в свою очередь поднялся на цыпочки и вытянул шею. Лорд Онтрай лежал на полу в луже собственной крови.
— Что же было в письме? — спросил Алб, останавливаясь купить горячих лепешек.
— Вот я и хочу, чтобы ты прочел, — Плут похлопал себя по карману. — Я в грамоте не силен.
Алб широко раскрыл маленькие глазки.
— Магистр не отобрал у тебя?..
— Отобрал бы, — ответил Плут. — Да я ему подсунул другое.
— Откуда взял?
— Сам сочинил.
— Говоришь, в грамоте не силен?
— А я кружочки нарисовал, стрелки разные... Письмо могло быть зашифровано, верно, Алб? — Плут расхохотался.
— Не сносить тебе головы! Магистр дознается...
— Откуда? К лорду Гирому с вопросами подступится? Не посмеет, у того слишком большой отряд, и у его брата отряд в Борче. До лорда Родирера не добраться, лорд Онтрай убит, а больше письма никто не видел.
Алб вытер рукавом жирные губы.
— А если я донесу? — спросил он шепотком.
Плут остановился.
— Смотри, какой уютный домишко, — промолвил он, указывая на ничем не примечательный дом, с фасадом в два окна и облупившейся штукатуркой.
Алб почему-то переменился в лице. Потянул Плута в сторону, но тот не уходил.
— Одна беда — крылечко высокое. Если очень торопиться, все ступеньки пересчитать можно.
Алб испуганно взглянул на него. Плут взял Алба под руку и повел прочь.
— Как-то мы с моим другом Мелпом... Ты не знаешь Мелпа, Алб? Это приближенный лорда Гаральда.
Алб судорожно дернул головой. Плут весело продолжал:
— Мелп — славный парень. Щедрый. Как-то я ужинал у него... Именно в ту ночь королевский замок сгорел. Королеве удалось ускользнуть: отряд Магистра не подоспел вовремя к городу. Кто-то перехватил гонцов... Магистр до сих пор ищет виновного... Что с тобой, Алб? Ты замерз? Почему ты так громко стучишь зубами? Я давно забыл эту историю, и если меня не заставят вспомнить о ней под пыткой...
— Чего ты хочешь? — выдавил Алб.
— Узнать, о чем пишет лорд Родирер.
...Тяжелые капли розового воска падали на стол. Плут устроился на скамье, покрытой винно-красным мохнатым каралдорским ковром. Алб по своему обыкновению сидел на полу, на подушках. Близко придвинув свечу, морщился, по складам разбирая написанное.
— По...э...то..., ага, поэтому. Поэтому, — Алб отер рукой пот.
Плут не выдержал, вскочил, заглянул через плечо.
— Ну что?
— Погоди. Мы... не... э-э-э. А, мы не сможем. Не смогут они.
— Что не смогут? И кто — они?
— Они — северные лорды. А что не смогут, узнаем сейчас.
Алб подкрепился добрым глотком вина и вновь склонился над письмом. Наконец одолел — вплоть до размашистой подписи лорда Родирера. Плут с Албом молча уставились друг на друга. Плут первым нарушил молчание.
— Плесни-ка и мне вина. За такое известие следует выпить.
Тугая бордовая струя хлынула в кубки.
— Напрасно, значит, Магистр ждет помощи от северных лордов. Не придут, — Рыжий Плут засмеялся.
— Не придут, — подтвердил Алб, поднося пергамент к глазам и перечитывая знаменательные строки: "Корабли Лильтере встали вблизи крепостей, обнаруживая враждебные намерения".
— Будь здоров, Алб! — вскричал Плут, осушая кубок.
— Будешь здесь здоров, — пробормотал Алб, сжигая письмо. — Уносить ноги нужно, и поскорее. Ох, знал Лурх, что делал... Да как уходить? И куда?
— В замок Дарль, разумеется.
Опрокинутый кубок зазвенел об пол — Алб рванулся зажимать рот Плуту.
— Тише!.. Ждут нас там, как же.
— Не бойся, с распростертыми объятиями примут.
— С распростертыми объятиями, говоришь? — Алб хихикнул. — Пожалуй, ты прав. Я кое-что прихвачу с собой.
— Что? — полюбопытствовал Плут.
— Увидишь, — Алб с хитроватой усмешкой прижал палец к губам.
