Во двор вкатывается запыленный УАЗ, оттуда спрыгивает морячок и неспешно вылезает мужик в камуфляже. Одного взгляда на его лапищи достаточно, чтобы понять — механик-моторист.
Пищит рация и штабной выслушав бормотание оттуда, резко приказывает тащить этого гада сюда.
— В указанном месте БТР не обнаружен! — рапортует морячок из УАЗа, пуча от усердия глаза.
— Там лежит снятое колесо, воздушный фильтр и пулемет разобранный. Самого БТР нет. Вообще-то все причандалы, которые там живописно разбросаны, на ход машины никак не влияют. БТР вероятно ход сохранил — говорит довольно спокойно мужик.
— Пулемет крупнокалиберный? — уточняет штабной.
— Да. Но снят он с БТР или заменен на другой — не скажу, понятно — отвечает механик.
— То есть у нас тут где-то шляется БТР. Возможно и с крупнокалиберным. Очень хорошо. Этого сукина сына где там таскают? — уже зло спрашивает замнач.
Сукиным сыном оказывается один из людоедов. Только что нашли при зачистке. Получил в начале дела пулю в бок, увернулся от встречи с морфами, попутно наглотался слезогона и сломал себе руку. Пытался заныкаться в каком-то сарайчике — тут таких досчатых развалюх полно на задворках, но заложили местные, которые видели, как он прятался. Сопротивления не оказал, хотя пистолет у него был. Матерится как заведенный, и колоть его не нужно — он сам без всякого принуждения выдает интересующую информацию — шесть людоедов помоложе и пониже рангом были оставлены Великим Мастером прикрывать отход основной группы. Вместо этого эти подлецы удрали на БТР, который к слову был в ремонте у них же, и по докладу старшего этой группы был не на ходу. Хитрая мразь оказалась, предусмотрительная. Это плохо, с дураками иметь дело лучше. С другой стороны — жить хотят, это хорошо.
Нас еще раз предупреждают об ответственности за разглашение виденного и слышанного, и начинается аврал по прочесыванию местности на предмет поиска сбежавшего БТР. Расслабившийся, было дело, народ опять раздраженно напрягается. Внезапно у многих появляются в ручонках противотанковые средства на манер гранатометов 'Муха'. У танка встречаем прикативший за нами 'Найденыш'. Вовка крайне недоволен всем этим делом, особенно кучей 'Мух' у людей вокруг. Ну да, примет какой-нибудь бдительный балбес наш агрегат за вражеский — и получим привет реактивный в бочину. Тем не менее приказ недвусмысленный и наша артель работает на самом перспективном направлении. То есть встретиться с беглецами светит именно нам. А ведь еще и наши морфы где-то тут неподалеку. По следам судя, они двинули за эвакуировавшейся бандой, но вот далеко ли ушли и все ли ушли — отследить не получилось.
Зато нам добавили отделение кронштадтских морячков, заверив, что они стрелять умеют и теперь наш бронетранспортер ощетинился стволами из каждой бойницы. Андрей с Ильясом тем не менее садятся сверху на броню, за башенкой. Майор пристроился на место башенного стрелка, а Серега вместе с лейтенантом из Некролаборатории едет впереди на маленьком джипе. Периодически он выпрыгивает, убеждается в том, что мы не потеряли след и маленькая колонна едет дальше. За нами, чуть в отдалении прет и газелька с безоткаткой и даже еще один БТР — ПВОшники из Войсковиц... Я признался, что промочил свои пульты по управлению морфами, лейтенантик скривился, но упреками не засыпал. У него есть такие же, да и агрегат, позволяющий отследить куда морфы рванули — стоит в джипе.
По дороге пара морячков начинает роптать. Им не нравится, что нас послали на убой. Один из них ропщет несколько громче, чем нужно, и туговатый на ухо майор его слышит. Слышит фразу, что на нашем горбу штабные в рай хотят ехать и мы тут будем подвиг совершать только из-за того, что всякие уроды не предусмотрели чего им положено и вот теперь нам придется чужую дурь расхлебывать. А подвиг одних — всегда преступление других!...
Не поворачиваясь, по -прежнему внимательно глядя в прицел КПВТ, майор отвечает. Достаточно громко произнося:
— А формулу 'подвиг одних это преступление других' придумали дешевые гандоны. Все знают, что такое бывает, но приличным людям это произносить не к лицу. Они знают, что это гнилая отмазка труса и предателя. Вот я скажу, что нас командиры-мудаки на бессмысленную гибель посылают, и тут же эту идею подхватят все наличные шкуры и изменники, которых командиры (не-мудаки) на гибель вовсе не бессмысленную посылают. Или вообще не на гибель, а просто повоевать. И еще смутят и запутают нормальных людей, которые рядом. Поэтому данный пидорский плач для воина табу. Так понятно?
— Хлестнет очередью — и нам копец — возражает морячок, для которого наш майор никак не начальство.
— А это как ему повезет — возражает майор — Не каждая пуля в глаз, иная и в брюхо. Не мешай, а боишься — молись. Молча. Но лучше в свою бойницу гляди. Может, чего полезного увидишь. Помогает выжить получше, чем разговор с Богом.
Сидящий рядом товарищ морячка пытается съехать с темы и немного неудачно шутит старым бородатым вопросом:
— Вот почему, когда ты говоришь с Богом — это называется 'молитва', а когда Бог говорит с тобой — 'шизофрения'?
— Нет, не так. Когда Бог говорит с тобой — у тебя шизофрения — поясняет майор — А когда ты говоришь с ним — у него. А теперь заткнулись и смотрим. Все смотрим.
Морячок все-таки продолжает ворчать. Но куда тише.
Я его понимаю. Мы прем по ожидаемому пути. Засаду на нас устроить — раз плюнуть. И если даже у беглых нет в башне крупняка, которым наша колонна и впрямь будет расколочена в момент, то нам и пары 'Мух' хватит. А таких гранатометов у людоедов было до черта, даже наши трофейными попользовались от души. Мне не совсем понятно — то меня попрекали тем, что мы с безногим изображали из себя самураев, а тут — в куда более глубокую задницу послали — и все поехали без разговоров. Тот же Енот приказ на преследование воспринял как должное. И не мы одни — несколько групп выкатило на перехват беглого БТР. Тем более не пойму -в нашей группе все же оружия серьезного достаточно и для того же беглеца и наш крупняк и ЗУшка — смерть при первых же попаданиях. А в других группах такого нет, одни 'Мухи'.
Вовка ведет машину как всегда виртуозно, в салоне мягко покачиваются бойцы у амбразур, езда куда комфортнее, чем на маршрутке по городу в то, добедовое время. А мне вдруг в голову лезет давным давно прочитанный рассказик Станислава Лема 'Охота на Сэтавра'. Я тогда как-то не задумался над тем, как это — выйти на облаву против сбрендившего горнопроходческого робота, мощного, бронированного и вооруженного фиолетовым лазером, луч которого не виден в безвоздушном пространстве над Лунной поверхностью. Лезть по приказу на рожон, заведомо зная, что этот чертов робот превосходит преследователей во всем. Лезть потому, что пилоты и курсанты космоучилища в отличие от других работников лунного городка хотя бы умеют пользоваться спешно приспособленными для боя мирными лазерами. Лезть, зная, что уже есть убитые — транспортер с людьми робот немотивированно расстрелял, что робот не повинуется командам, что он сумасшедший, если можно так назвать машину со сбоем в программном обеспечении. Смертельно опасный сумасшедший. И потому надо угрозу всему городку остановить. Как говорилось раньше — любой ценой. Просто потому, что любая цена — все равно меньше, чем гибель городка и космодрома. Со всем персоналом. А так получится при любом попадании горнопроходческого лазера повышенной мощности по не рассчитанным на такое строениям. Тогда читалось спокойно — нам растолковали, что бывают такие ситуации. Когда 'любая цена' — это допустимо. Потому что иначе цена будет запредельной. Большая война, отгремевшая сравнительно недавно, давала тому массу примеров. Вроде бы дурацкие разведки боем, позволявшие вскрыть систему обороны врага и на этом резко сократить потери при их пробивании. Отвлекающие удары. Те же наглые немецкие мотоциклисты, проклятье первого года войны, вездесущие и неистребимые. Раскрывавшие наши засады и позиции для сокрушительного удара подходивших чуток позже танков и пикировщиков, находившие дырки в обороне. Правда, кончились все же эти лиходеи на мотоциклах к 43 году, что резко сказалось на боеспособности вермахта в целом. Так кончились, что ни от одного мемуара не осталось. Разведчики, парашютисты, морпехи в десантах... Боевые охранения, авангарды, подставлявшиеся под самый первый удар. И, что характерно, не только в нашей стране — у Лема отлично получилось передать всю гамму чувств человека, которому очень хочется жить, но вот беда — кроме него некому выполнить чудовищно опасную работу. Вроде и не воевал писатель, а получилось у него лихо...
Сейчас такое старательно вышибалось, индивидуальная жизнь индивидуума — наивысшая ценность. Не возразишь, особенно когда речь идет о твоей собственной жизни. Беда только в том, что с такой установкой даже от гопников не отобьешься. Мудрость тысячелетнего выживания — как раз в ином. Сотрудничество, чем больше стая, тем в ней безопаснее и да, бывает, что кому-то придется и подохнуть, чтоб стая уцелела. Потому как выживание вида — главное. Для Природы жизнь отдельной особи — фигня совершенно несущественная. Природе плевать на индивидуальность. Не хочешь плодиться и выживать целым видом — добро пожаловать в небытие, в каменноугольные напластования... Тьфу, залез в эмпиреи. Воспарил. Скромнее надо быть, вот сейчас шарнут — и надо будет не умствовать, а спешно десантироваться и лезть в драку.
Еще остановка. Тронулись. Остановка. Тронулись. Остановка. Два неторопливых выстрела сверху — явно Ильясов ствол. Стоим. Ничего не происходит. Майор несуетливо поводил башенным стволом. Стоим.
Открывается десантная дверца, озабоченный Сергей обращается к майору:
— Похоже, упустили. Отсюда они дернули на шишиге. Стояла тут пара шишиг груженых, про запас похоже.
— А БТР?
— Брошен. Стоит за второй шишигой. И пулемета в нем нет.
— Ага. С шишигой в догонялки играть не выйдет. По пвошной бетонке ушли по окраине болота?
— Точно так. А наблюдатели их за саперов приняли — те тут болтались туда — оттуда. По времени у людоедов больше часа было на отход. Голый вассер, похоже.
— Досадно. С такой сволочью еще нахлебаемся. Но хоть не на броне ушли, все польза.
— Да. К слову лейтенант просит доктора подойти — церемонно говорит повернувшись ко мне Серега.
— А нам вылезти нельзя, ноги размять? — недисциплинированно спрашивает бубнивший морячок.
— Вам нельзя. Похоже тут эти ребятки мин насовали, пока саперы не осмотрят — лучше тут не шляться. Да и зомби тут были. Двое.
Ситуация в общем мне понятна. Без дополнительных напоминаний иду за Серегой след в след, но он, обернувшись заявляет тихо:
— Мин на земле нет, похоже, во всяком случае тут, а вот техника с сюрпризами.
Кивает на скособоченную шишигу. Ну да. Вижу отсюда вспоротые ножом покрышки. За шишигой, сунувшись рылом в заросли кустарника, стоит и беглый БТР. Даже такой штатской шляпе, как я, понятно — не заминировать оставленную врагу технику — глупость. Даже как-то невежливо, если можно так сказать.
Лейтенантик нетерпеливо похлопывает прутиком по голенищу, стоя рядом с валяющимся рядом телом. Обычная женщина из восточных гастарбайтеров, одета соответственно, характерная смесь привычного с тутошним. Выстрел отшиб ей только
затылок, потому не представляет особого труда заметить начавшуюся смазанность черт лица и усиление челюстей — уже пошло морфирование, но не очень далеко. Не пыльная, явно не под открытым небом была.
— Что скажете, как на ваш взгляд наши подопечные себя дальше поведут? — интересуется синеглазый.
— А эта из компании Мутабора? — уточняю я.
— Из того амбара — точно. Там следы видал — подошвы у ее обувки характерные. Но похоже Мут свою орду повел не сюда — уверенно говорит Серега.
— Получается, что эти, из амбара, частью с Мутабором, а остальные рассыпались по окрестностям?
— Есть нюанс. Рассыпавшихся-то приберем. А вот орда пропала. Шли по направлению отхода основной группы. Группу наши менты накрыли за урочищем Хабони. Там как раз очень удачно ручеек проходит, проехать можно только в определенном месте. Гавкнули поставленными предусмотрительно МОНками и добили оставшихся гранатометами и автоматно-пулеметным огнем. Великий Мастер попытался уйти в Глядино, но у нас там ЗУшка рейдовала на подхвате. Не проскочил. А вот Мутабора засечь наблюдателям не удалось. И на моих приборах не видно.
— Может повыдирали из себя датчики? Им же, в общем-то, не больно.
— Это не исключено. Но возможно, что и дальность банально больше, чем радиус приема. Так что у нас две группы потерялись. Одна откровенно враждебная, вторая — потенциально. Факт, что ушли. Как считаете, что они будут делать дальше?
— Честно говоря — не знаю. Полагаю, что Мутабор войдет во вкус работы группой. После десанта и успешной кормежки в местной цитадели — а они там нажраться успели, вы трупы видели во дворе, подозреваю, что остальным тоже понравилось. А кому не понравилось — либо булавой по башке, либо мы отловим. В принципе можно было бы по следам пройти, Серега бы распутал. Другое дело — пешим строем опасно до японской жути. А на колесах вряд ли. Вот если бы дали эту фиговину, как ее, заразу... ну, вы знаете... Штуковина эта наблюдательная...
— Что это с ним? — заинтересованно спрашивает лейтенантик у Сереги, глядя на мои потуги, словно ученый — натуралист.
— Врожденный технический идиотизм, приступ похоже — отвечает Серега и, повернувшись ко мне, задает наводящий вопрос:
— Там еще эта была, с сиськами, да?
— Ну!
— Это он про 'Фару' толковал — переводит мою затыку Серега.
— Я понял — хмыкает лейтенант.
— С 'Фарой' можно попробовать — кивает Серега.
— А как тебе перспектива по следам за Мутабором идти? — уточняет у него лейтенант.
— Душу не греет. Видел я его в деле. И блондинку его тоже видал. А с кучей шустеров, да еще и детей — можем просто не успеть. В мысли-то их не заглянешь. Морф-то ушел. Значит ему с нами надоело. Это, знаете ли, навевает мысли о перспективах сотрудничества.
— Вот уж не подумал бы, что ты насчет детей так скажешь — удивляюсь я.
— Да иди ты с подколками... Тоже мне Енот нашелся — зло огрызается следопыт.
— Я без подколок. Я-то помню, как вы на меня спихнули стрельбу по детишкам из зомбосадика в первый самый раз. Просто времени уже сколько, привыкли же.
— Если без подколок... То да, мне по детям стрелять неприятно. И вряд ли будет приятно. Нужно, понимаю, но никакого удовольствия. А кроме того — они еще и шустрые. Как думаешь, почему в страйкболе стараются не смешивать подростков со взрослыми? Именно потому — шустрее, безбашеннее. А эти еще и зомби.
— Я надеюсь, что мы не сегодня будем устраивать преследование? — с намеком спрашиваю я лейтенанта.
— Нет, сегодня уже не успеем — с сожалением отвечает лейтенантик.
И я вижу, что это он серьезно. Он действительно сожалеет, что сегодня погоня уже не получится... Дожидаемся саперов — действительно прикатывают на такой же зеленой шишиге, рекомендуют отвалить нам подальше и начинают шаманить, проверяя — есть ли кроме примитивной растяжки на БТР что-то более серьезное. Майор прикидывает, что броня тут уже ни к чему, Ильяс ему зудит, что в Ропше еще много чего ценного и в итоге мы возвращаемся. Возможно, что в оставленной и бандитами и нами шишиге есть что-то ценное, вполне вероятно. Вот только действие светошумовых гранат так сильно понравилось сегодня, что командиры не сговариваюсь решают, что ящики с этими гранатами куда интереснее того, что лежит в груженой шишиге. Ильяс еще намекает, что может в этой шишиге всякий хлам, да пара ящиков тола для любопытных — видал он такое было дело и остался жив только по причине случая и большой дальности до заминированной машины.
