Теперь непосредственно о кредо. Мы живем в стране, в которой главное, — это ее самость. Ни одно другое государство не обладает такой самобытностью, как Россия. Все ищут того, кому хочется подражать. И по сути дела попадают в плен, из которого уже не выбраться. Только наша держава снова и снова доказывает, что она единственная и неповторимая. От века к веку мы идем своим путем. Нас ненавидят, а мы идем, нас презирают, а мы идем, на нас нападают, чтобы мы свернули со своей дороги, а мы отбиваемся, и идем. Мы бываем нищими, убогими, больными, слабыми. Многие такому нашему состоянию радуются, предвкушая наш конец. Но всякий раз мы торжествуем над врагами — и возвращаемся на свой путь еще более крепкими, сильными и уверенными в своей правоте.
Я всегда говорю открыто, я горячий приверженец евразийства. Россия — отдельная цивилизация, которая превосходит по своим потенциям все остальные, существующие на земле. А раз мы признаем этот факт, то отсюда вытекает неизбежная экспансия. Самой судьбой мы предназначены нести наш свет, наши ценности, наше знамя всему миру. Да, в нем есть могущественные силы, которые не согласны с нами, которые нам противостоят, которые хотят нас уничтожить, не брезгая для этого использование любых, в том числе, самых омерзительных средств. Свою задачу, как русского мыслителя, я вижу в том, чтобы не просто бросить им вызов, не позволить нас сломить. Нет, дорогие мои друзья, этого уже слишком мало. Оборона всегда ведет к поражению, мы же должны не бояться пойти в наступление, дать решительный бой врагам. Это бой в первую очередь на фронте мысли и духа, бой по защите наших главных духовных ценностей. Как это можно сделать?
Я провозглашаю манифест великого пробуждения. Самосознание современной правящей в России элиты даже близко не дотягивает до тех задач, которые она призвана решать. Поэтому я обращаюсь к вам, мой дорогие друзья. Именно вы должны стать тем материалом, который изменить кардинально всю ситуацию. Наш православный дух должен пропитаться идеями неповторимости и величайшей ценности, которые несет миру наша цивилизация. А тем, кто не желает их принимать, они должны быть навязаны, если понадобится, то и грубой силой. Не надо этого смущаться, как и скрывать от недругов, что мы готовы к такой затяжной борьбе. А быть готовым к борьбе означает только одно — быть готовыми к самопожертвованию. Ради высших идей и ценностей человек должен быть готовым пожертвовать своей жизнью с ясным понимаем во имя чего он это делает. С моей точки зрения — это и есть высшее достижение и высший смысл философии. На следующем занятии мы продолжим наши обсуждения этих тем.
Радугин, не прощаясь со студентами, вышел из аудитории. Игорь не без любопытства вглядывался в лица сокурсников, ему было интересно то впечатление, которая произвела на них речь нового преподавателя. Он видел, что многие не то смущены, не то растеряны. Он и сам пребывал в схожем состоянии. Игорь не мог отделаться от мысли, что только что прозвучал призыв к войне против всех, кто не согласен с кредо Радугина. И это все сказано совсем не ради красного словца, он производит впечатление абсолютно искреннего человека; именно так он думает и чувствует.
Как он будет сдавать ему экзамены? вдруг с тревогой подумал Игорь. Он же никогда не согласится принять подобное мировоззрение. Оно кардинально отличается от взглядов Елагина, а он его верный ученик. Что ему делать в такой ситуации, не понятно.
43.
Радугин быстро превратился в основного лектора на факультете. Некоторым преподавателям пришлось уступить ему часть своих часов. Это было против правил, но никто, по крайней мере, публично не возражал. Все делали вид, что все нормально, так и должно быть.
Игорь не мог не признать, что лекции Радугина по-своему были завораживающими, обладали своеобразной притягательностью. Они погружали слушателя в какой-то странный, неповторимый мир, где все было вывернуто наизнанку. Белое и черное менялись местами, то, что казалось естественным, выглядело абсурдным, а что было абсурдным, подавалась как норма.
Слушая Радугина, Игорю нередко становились страшно. По его мнению, так не может быть, потому что просто не может быть никогда. Если мир однажды начнет жить по таким правилам, то нормальным людям в нем не найдется места, в лучшем случае они превратятся в изгоев, а в худшем — их уничтожат или сгноят в психушках. Но неужели никто не осознает таких простых и очевидных истин? Игорь всматривался в лица сидящих рядом студентов, но никто из них не выражал возмущения, даже недоумения, наоборот, все старательно конспектировали лекции.
Теперь Игорь ясно стал понимать, о чем предупреждал Елагин, когда говорил, что на факультете совершается идеологический переворот. И что рано или поздно придется каждому сделать выбор на предмет того, как к этому относиться и что с этим делать? Выбор по сути дела невелик, молча принять и согласиться или выступить против этого научно упакованного мракобесия? А ведь ему, Игорю, придется сдавать зачет и экзамен Радугину по его предмету, уже ни в первый раз приходила мысль. Да, сейчас еще сохраняется возможность отмалчиваться, но тогда придется обо всем говорить. К тому же по слухам, Радугин обычно не ограничивается вопросами в билете, а затевает с экзаменующимся разговор по самым животрепещущим проблемам. Причем, иногда такие собеседования длятся довольно долго. Если он, Игорь, станет говорить то, что думает, ему не поздоровится, если начнет приспосабливаться к экзаменатору, то предаст и Елагина, и самого себя. И как поступить в таком случае?
Игорь понял, что в этой крайне сложной ситуации нужно искать единомышленников. Хотя все молчат, но это не означает, что их нет; просто с некоторых пор на курсе говорить то, что думаешь, становится небезопасно. Это раньше приветствовались споры, разнобой мнений, умение отстаивать свою позицию, то теперь все это преследуется. Разумеется, открыто никто не говорил об этом, но это ощущается подспудно всеми. И все покорно соглашаются с такой ситуацией.
Игорь долго раздумывал, с кого начать поиск единомышленников? Выбор был не так уж велик, кому он мог довериться, кто мог стать его соратником по борьбе. Он даже на бумаге составил список таких кандидатов, в нем оказалось совсем немного фамилий. Ему стало грустно, но он сказал себе, что это не повод, чтобы ничего не делать.
С самого начала к нему пришла мысль, что приступать к задуманному лучше всего со своих недавних друзей. Он хорошо их знает; даже, если они и обиделись на него, он не сомневается, что, по крайней мере, они не предадут и не отрекутся.. А вот любой другой вполне может это сделать.
Игорь решил, что будет лучше, если он поговорит с друзьями в общежитии, чем в университете, где большое количество посторонних глаз. Этот вопрос они обсуждали со Златой, и пришли к единодушному заключению, что это правильное решение. Она тоже считала, что молчать нельзя и нужно что-то противопоставить Радугину и его последователям. А их на курсе становилось все больше.
Игорь вошел в свою комнату. Андрей и Вениамин лежали на своих кроватях. При виде нежданного гостя они, как по команде, дружно встали.
— Кто к нам пожаловал! — воскликнул Стахеев. — Прямо, как на известной картине: "Не ждали". Чем обязаны столь высокой чести?
— Здравствуй, Андрей, здравствуй, Веня, — поздоровался Каракозов.
— Здравствуй, Игорь, — отозвался Вениамин.
— Давайте сейчас не будем говорить о прошлом, поговорим о настоящем, — предложил Игорь.
— И что у нас в настоящем, Игорек? — поинтересовался Стахеев.
— Будто ты не знаешь.
— У меня в настоящем бурный романс с одной очень сексуальной дамой. Ты об этом хочешь поговорить?
— Я хочу поговорить о том, что у нас происходит на факультете.
— И что там у нас происходит?
— Там Радугин.
Какое-то время все молчали.
— Что ты хочешь о нем сказать? — спросил Вениамин.
— Мы все трое — ученики Эрнеста Викторовича. Мы не можем безучастно относиться к проповедям этого человека. Он затаскивает всех нас в какую-то преисподнюю. Я вижу, как многие наши сокурсники готовы последовать за ним. А в аду люди становятся дьяволами.
— И что ты предлагаешь? — поинтересовался Стахеев.
— Составить нечто вроде петиции о том, что Радугин неоправданно много занимает время в учебном процессе, что далеко не все согласны с тем, как он преподает свой предмет, что...
— Понятно, — оборвал Игоря Андрей. — Ты предлагаешь нам с Венькой подписать эту петицию?
— Ну да, — удивился Игорь, — составить и подписать. Разумеется, не только мы трое, уверен, найдутся и другие студенты. Ребята, мы не можем молчать и делать вид, что все у нас нормально.
— На меня не рассчитывай, — заявил Стахеев. — Может, этот Радугин и псих, мне на это плевать. Я решил, что с меня хватит философии, я сдам сессию и буду переводиться на журфак. Так что это уже не мои дела. Поэтому уж как-нибудь без меня.
Игорь не ожидал такого поворота событий и растерянно смотрел на то ли на друга, то ли на бывшего друга и не знал, что сказать.
— Ты это твердо решил? — после длительной паузы спросил он.
— Твердо.
— Пусть так. А что ты скажешь, Веня?
— А мне Радугин очень даже любопытен. Он очень не стандартный мыслитель.
— Причем тут это, главное же то, что он вещает, к чему призывает. Это же какое-то жуткое мракобесие.
— А это как посмотреть, Игорь, — не согласился сын раввина. — Что такое мракобесие еще надо разобраться. А ты огульно его обвиняешь в нем, не приводя никаких аргументов.
— Я полагал, что этот факт предельно для нас ясен и сомнений не вызывает. Если человек объявляет весь окружающий нас мир рассадником тьмы, а только мы являемся его светом, то, скажи, как это называть?
— Откуда ты знаешь, что он не прав, ты же даже ни разу не был за границей. А я вот за границей даже немного жил.
— Ты нам никогда об этом не рассказывал.
Вениамин пожал плечами.
— Как-то не пришлось. Я учился в ишиве в Израиле, потом наша семья перебралась ненадолго в Америку. Поверь, я не так мало перевидал.
— Пусть так, но сейчас речь не об этом. Нужно остановить Радугина, хоть как-то сузить его влияние.
— Я этим заниматься не стану, — произнес Вениамин.
— Объясни.
— Я тебе уже сказал: мне интересно то, что он говорит. Я давно искал другой взгляд на мир. Я далеко не со всем с ним согласен, но общий его пафос мне близок — нам не следует идти в общем мировом потоке, это путь в никуда. Мир как никогда нуждается в обновлении, потому что он загнил. Человек в нем окончательно потерялся, он не может различить добро и зло.
— А мы можем?
— Именно мы и обязаны это сделать, показать всем, что есть добро и зло — и повести за собой. Радугин именно к этому и призывает. Лично я готов пойти за ним. Пусть не до конца, но до какого-то момента мы с ним попутчики.
— Венька, у тебя помутнение рассудка! — воскликнул Игорь. — Плотин...
— Хватит о Плотине, — вдруг решительно прервал его сын раввина. — Я больше не желаю о нем слушать. Все, что он говорит, не имеет никакого практического значения. Я согласен с Радугиным, мир надо обновлять прямо сейчас. Иначе страшно представить, чем все это кончится.
— Вот с этим я полностью согласен, Веня, страшно представить, чем все это кончится, — произнес Игорь. Он понял, что продолжать разговор нет никого смысла. С этими двумя ему больше не по пути. Единственный результат его визита стало то, что он окончательно понял, что у него в этой комнате университетского общежития нет больше друзей.
Он встал, направился к двери. Возле порога остановился и обернулся — Андрей и Вениамин напряженно смотрели ему вслед.
— Прощайте, — произнес Игорь и вышел.
44.
Несмотря на неудачу со своими друзьями, впрочем, теперь уже точно бывшими, Игорь не оставил идею составить петицию против Радугина. Этот человек вызывал у него одновременно чувство негодования и бессилия. Если его идеи окончательно победят, то он, Игорь, не хочет жить в таком мире. А, следовательно, надо бороться с ним.
Он решил попытаться поговорить с некоторыми студентами, которые, по его мнению, могли испытывать схожие с ним мысли. Он понимал, что рискует, поэтому старался вести себя осторожно. Прежде чем начать с кем-то разговор, Игорь предварительно выяснял, что собеседник думает о сложившейся на факультете ситуации. И если ответы его удовлетворяли, то приступал к главному содержанию беседы.
Результаты этих усилий его обескуражили. Хотя многие из тех, с кем он говорил, были недовольны складывающейся обстановкой, были против Радугина, ни один не пожелал подписать петицию, проект которой набросал Игорь. Никто не захотел рисковать своим положением; все понимали, что в нынешней ситуации можно легко вылететь из университета — проявление лояльности становилось все более доминирующим требованием для продолжения учебы.
Игорь понял, что с петицией у него ничего не получится; даже те, кто хотели бы ее подписать, слишком запуганы. Радугин находится на кафедре всего ничего, а уже всех подчинил своей воли. Даже те, кто не согласны с его идеями, перенимают их, начинают их пропагандировать. Чем-то это напоминает коллективный гипноз, а это очень опасно. Что самое неприятное, противостоять ему невозможно, люди сами позволяют себя подчинить чужому внушению. А подчинившись, становятся адептами учения, которое еще недавно не принимали.
Радугин завершил очередную лекцию. Игорь почувствовал облегчение, по крайней мере, на некоторое время можно будет отдохнуть от этого энергичного напора враждебных мыслей.
С таким настроением Игорь уже собирался покинуть аудиторию, как его внезапно остановил голос Радугина.
— Каракозов, у меня к вам большая просьба, останетесь на некоторое время.
Игорь остановился и посмотрел на Радугина. Тот кивнул своей бородатой головой.
— Да, да, я прошу вас остаться, Игорь, — подтвердил Радугин свою просьбу.
Все вышли из аудитории, они остались в ней вдвоем.
— Игорь, я хочу, чтобы мы бы с вами поговорили, как два друга. Этот разговор важен и для меня и для вас.
Начало было неожиданным, и Игорь почувствовал, что застигнут врасплох — он не знал, как реагировать на эти слова преподавателя.
— Будем говорить совершенно откровенно, — продолжил Радугин. — Мне известно, что вы не согласны с тем, что я проповедую. Более того, вы единственный на потоке, кто открыто выступает против меня. Я знаю, вы агитируете студентов, чтобы они подали против меня петицию. Я видел составленный вами текст. Мне он понравился, он хорошо и убедительно написан. Это говорит за то, что вы талантливый юноша. Не бойтесь, Игорь, никаких репрессий против вас я не намерен возбуждать. Поэтому призываю говорить максимально откровенно. Я уважаю своих противников. Так что вы мне скажите?
— Да, я не согласен с тем, что вы проповедуете, — подтвердил Игорь. Он так сильно волновался, что ему казалось, что сердце в любой момент может выскочить из груди.
— Я рад, что вы не скрываете свою позицию. Тем важней для меня превратить вас в своего сторонника. Как я уже сказал, вы талантливый человек, и у вас может быть большое будущее. Более того, я ясно вижу его. Но в том случае, если выберите правильную сторону. А сегодня, как никогда, обострилась борьба между светом и тьмой. Я вас уверяю, мы представляем свет, и мы победим. И тогда тьма поглотит многих. И я бы очень не хотел, чтобы среди них оказались и вы.
