— Так это же хорошо!
— Хорошо будет, когда тонус перестанет появляться.
— Танец живота хоть можно?
— Танец — можно. — Подумав, ответил он. — Знаешь, — покачал головой, — наверно ты единственная моя пациентка, которая не сложила лапки и вообще занимается хоть чем-нибудь развивающим. Вот и поводов для беспокойства нет поэтому. Танцы твои — это кровоснабжение органов малого таза, работа и прогулки — необходимая нагрузка для здорового организма. Чаще я всё же вижу, как женщины отказываются от всего, в буквальном смысле, принимая горизонтальное положение на ближайшие сорок недель. Так что, так держать. На приём через три недели, как раз и направления тебе необходимые выпишу.
— А...
— Мужу твоему я сам позвоню. Можешь не беспокоиться.
— Спасибо. Иногда мне кажется, что только вы и можете его в узде удержать.
Я уже и сумку свою забрала со стула и сапоги натянула, когда вдруг вспомнилось.
— Дима вам ничего не рассказывает?
Даниэлян нахмурился и поджал губы.
— Ты о чём?
— Ну... я за рулём сама. Дима против, сказал, что поговорит с вами. Вы ведь объясните ему, что можно?
— Вообще-то не желательно. — Понимающе потянул врач. — Но запретить я тебе не могу. Мои рекомендации ты слышала: нагрузки должны быть минимальны. В принципе, вождение относится к стрессогенным факторам, но мне кажется, что если отобрать у тебя руль...
— Я ему так и сказала, — перебила я, широко улыбнувшись, — что на курсы дайвинга пойду. Так Дима сейчас дуется и молчит. В общем, вы на моей стороне?
— Я на стороне здравого смысла. Хочешь так же беззаботно отходить вторую половину срока, придётся от чего-то отказываться. Скоро и сама это поймёшь.
— Вот, не радуете вы меня, доктор Даниэлян! До встречи.
— До свидания. — С придыханием проводил он меня, поистине, любимую пациентку. А вот я сама только во время беременности поняла, каково это, когда врач знает о тебе всё. Раньше не понимала, а сейчас вижу, что такое может быть. Главное, найти того, кто любит свою профессию, а не так, как было в моей консультации, где есть поток, а личность каждого отдельно взятого индивидуума не важна.
Не успела выйти из клиники, как совсем недавно упомянутая мною бабуля, дозвонилась на телефон.
— Галя, ты явно не собираешься ставить меня в известность относительно своих планов. — Без прелюдии начала она и я понимающе кивала, хотя видеть этого никто не мог.
— Привет, ба, что ещё ты узнала от Димы?
— Что ещё? Да если бы не Дмитрий Алексеевич, я бы и о твоей беременности только перед дверями роддома узнала. Какого, кстати, роддома? — С подозрением потянула она и стало ясно откуда ветер дует.
— Ба, я всего лишь рассматриваю варианты. Это Дима паникует раньше времени. Кстати, — отвлекающий маневр был лучшим способом ослабить нападение, — всегда спросить хотела, почему ты моего мужа называешь по имени и отчеству?
— Не знаю. — Вовлеклась бабуля, будто не заметив этого. — Как на пороге нашей квартиры его увидела, так и поняла, что это Дмитрий Алексеевич и никак иначе. Только ты меня не путай. Что там с Израилем?
— Ничего, ба, стоит. Никуда не делся. Я же сказала, что это лишь один из вариантов. Я и сама ехать никуда не хочу. Доктор Даниэлян сказал, что он практикующий акушер, так что с этим вопросов не возникнет. Буду у него рожать.
— Это точно? Это последняя информация?
— Конечно, ба! — Заверила я, словно решение действительно принято, даже языком поцокала, сетуя на её недоверие. — Извини, разговаривать не удобно, хочу в торговый центр зайти.
— Заезжай ко мне вечером, я чаю заварю, как ты любишь. — Смирилась она.
— Как приятно слышать, ба, особенно если не помнить, что я не люблю чай.
— Дмитрий Алексеевич будет очень рад это услышать.
— Да, да, ба, всегда приятно знать, что рядом есть человек, который поддержит и поймёт. Готовь кофе! — Хмыкнула чуть громче, чтобы уж наверняка всё понятно стало. — Буду вечером, целую, пока.
Быстро отключилась я, уже стоя у красочной витрины с детскими игрушками. Никогда и ничего не покупала, только маленького плюшевого тигра, который занял достойное место в изголовье моей кровати. Всё же я оставалась суеверна в этом плане. Ходила, глазела на кроватки и коляски, на крохотные распашонки и красочные боди, но даже руками не трогала. Только тяжело вздыхала, на огорчение продавцов-консультантов. И сегодня, неспешно прогуливаясь по просторным магазинам, совершенно случайно увидела знакомое лицо, на душе вмиг потеплело, и я подошла ближе.
— Григорий Степанович, здравствуйте. — Радушно улыбалась я бывшему начальнику, который неожиданно быстро постарел, кажется, ещё недавно слыл стилягой и сердцеедом, теперь же, грустные глаза выдавали в нём глубоко уставшего от жизни человека.
— Здравствуй, Галя. — Ответил он, окинув меня долгим взглядом.
— Как дела? Как Лиза? Давно не виделись, да всё руки не доходят ей позвонить, пригласить на чашку кофе. Вы всё так же работаете?
— Да, Галь, работаю. Лиза хорошо. Ей уже лучше. Ты как?
— Да... как видите... — Улыбнулась я, глядя на свой приметный живот. — Не болеете? Выглядите не важно. Не чужие люди, беспокоюсь. — Пояснила тут же, на кислую улыбку.
— Да как тут не болеть, когда такой беспредел творится? Так у тебя хорошо всё?
— Да. Тоже работаю. Лиза, может, говорила, в редакции модного журнала. В принципе, нравится, но издательство вспоминаю с ностальгией. А что за беспредел? Чего я не знаю?..
— Оно тебе надо? — Невесело ухмыльнулся Григорий Степанович. — Тебе сейчас только жить, да жизни радоваться. Куда да чужих проблем?
— Не правда. — Улыбнулась я, стараясь обаять, хотя и чувствовала, что не понимаю чего-то, но давний настрой на положительные эмоции не давал поддаться влиянию. — Да и вы мне не чужие. Неприятно, конечно, получилось тогда, но когда это было? Правда? Да и не зря говорят, что всё, что ни делается, всё к лучшему.
Уловив нежелание Григория Степановича общаться, я понимающе отступила на шаг назад, огляделась, присматриваясь к самому магазинчику, в который забрела за ним следом. Взгляд невольно опустился на просторную белую ночную рубашку, которую он сжимал в руках, на пакет из аптеки за углом, наполненный разномастными коробочками, нахмурилась.
— Вы Лизе привет от меня передавайте, хорошо? — Попросила несколько заторможено, пытаясь выдавить улыбку, только не получалось. Ощущение неприятного страха уже зародилось и справиться с ним не получалось.
Григорий Степанович отстранённо кивнул. Немного виновато улыбнулся и попытался обойти меня стороной, направляясь к кассе.
— Извините, Григорий Степанович, у вас что-то случилось? Может, нужна моя помощь? — Мужчина обернулся и так посмотрел, что язык к нёбу прилип. — Ну... или помощь вообще. Дима... Дима может помочь, если я попрошу. — Кинула вдогонку, не заметив потемневшего лица, ссутуленных плеч.
Григорий Степанович остановился посреди торгового зала и глубоко, судорожно вздохнул. Развернулся и подошёл ближе, скривив губы.
— Не знаю, Галь. Вот, просто не знаю, что делать... — Взлетели его руки и тут же опустились в беспомощном жесте. — И чья помощь нужна и может ли кто помочь... тоже не знаю.
— Да что случилось-то? — Не выдержала я, переходя на громкий подозрительный шёпот. Пытаясь всмотреться в его лицо, в грубые морщины, поселившиеся на нём.
— Не знаешь ничего? — Спросил он вроде и не удивлённо, но всё же с налётом обречённости.
— Мы с Лизой давно виделись, она не говорила ничего. Что-то с издательством?
— С Лизой. — Чуть приоткрылись его губы и лицо приобрело вид непроницаемой маски. — Знаешь, как ты ушла, всё наперекосяк пошло... — Ухмыльнулся он, всё же пошёл в сторону кассы и уже оттуда посмотрел на меня, будто разрешая идти рядом, быть ближе. Я, не особо понимая, что делаю, поплелась следом.
Григорий Степанович молчал, сжимая небольшие свёртки, свернул в уютное кафе, там же, в холле торгового центра. Заказал себе кофе.
— Будешь что-нибудь?
— Воздержусь. Не пугайте меня, Григорий Степанович, что с Лизой? Где она? Она в порядке?
— Если то, что осталось от моей жизнерадостной девочки можно так назвать, то да... в порядке. — Он так стиснул зубы, что скулы побелели, я нехотя, непроизвольно, отодвинулась от стола.
— Что-то серьёзное? — Спросила шёпотом, внутренне холодея от его слов, от его напряжения, от всей ауры беды и опасности.
— Её изнасиловали. Трое отморозков, затолкали в машину у дверей одного из клубов, несколько дней издевались, а потом просто выбросили в подворотне. — Сухо и скупо на эмоции произнёс он, и именно от этого мне стало жутко. От того безразличия, которое просто напрашивалось, от той боли, которая за ним скрывалась, и от всей горечи, которая буквально кричала о себе. Неприятная дрожь прошлась по всему телу, заставляя неосознанно кутаться в меховое пальто, висящее на спинке стула. — Она выглядела так, словно по ней бульдозер прошёлся, Галя. Ни одного живого места. Да я её просто не узнал! — Прокричал он, закрывая лицо ладонями, а я вздрогнула, тут же руки на живот положила, пытаясь закрыться, отгородиться, отдышаться.
— Григорий Степанович?.. — Тронула ледяную ладонь, которая с тяжестью опустилась на стол.
— Нет, я пережил, правда. — Было чувство, что он оправдывается. — Это ведь давно было, словно в прошлой жизни. Осенью ещё, Лиза тогда как с цепи сорвалась, так и напрашивалась на неприятности. На работе практически не появлялась, всю ночь по клубам, по барам, я даже не знал, с кем она ночует... — Горько ухмыльнулся. — Валера тоже недолго выдержал такой жизни. Ты ведь помнишь Валеру?
Я, не задумываясь, кивнула, Григорий Степанович повторил моё движение, только совсем безжизненно, слишком безразлично.
— Он и сам объяснить не мог, что с ней происходит, и однажды просто сказал, что устал. Что ему жена нужна, а не блудливая шлюха. Лиза тогда рассмеялась ему в лицо, кричала, что он ей сто лет не нужен. Ты не подумай, — кинул на меня торопливый взгляд, — при мне всё было, не придумываю ничего.
— Мне Лиза сказала, что это он её бросил...
Зачем-то добавила я, наверно просто не знала, как реагировать и что говорить. Не было у меня нужных слов.
— Это уже потом она его во всём обвинила. Потом... честно, я не знаю, когда её упустил. Дома пытался запирать... Бесполезно всё.
— Извините, если что не так, я действительно не знала...
— Это ты меня прости, — похлопал он меня по ладони, которая так и лежала по центру стола, я её одёрнула, но Григорий Степанович понял. — Наверно чем-то подобным всё и должно было закончиться. Только, — он поглубже вздохнул, — только...
— Не нужно...
— Знаешь, а мне ведь даже не с кем поговорить. Оказалось, что кроме тебя у неё и друзей-то не было. Так...
— Всё образуется, вот увидите...
— Ты просто не видела её сейчас. Вот, две недели как из больницы забрал. Честно, даже не знаю, что и делать...
— Так плохо?
— Она как не живая. Ни с кем не разговаривает, врачи говорят, что это психологическое, ведь говорить она может. Это тогда, сразу, вместо крика только рот открывала и беззвучно плакала... Не узнавала никого. А когда появились силы сопротивляться... Она даже не понимала, что уже всё закончилось, что больше её никто не обидит, словно и не видит перед собой ничего. Брыкалась, выкручивалась из рук, падала на пол, сбивая только зажившие колени в кровь. Врач говорил, что внутри всё отбито, она практически инвалид. Практически...
— Но ведь есть реабилитация... медицина... сейчас такой уровень.
— Только при условии, что есть желание. — Пожал он плечами и уголок губ дёрнулся, словно пытался поползти вверх. — А она не хочет. Не может терпеть эту боль...
— Знаю, я вряд ли пойму, но могу зайти к вам. Просто поддержать!
— Не стоит, Галь. Не нужно. Иногда она бывает агрессивна, сиделки не справляются, поэтому дома круглосуточно дежурит санитар... В твоём положении это просто небезопасно.
— Но ведь нельзя оставлять так!
— Не думай, я не сдался. — Улыбнулся Григорий Степанович. Практически как раньше. — Просто сейчас очень сложный период. Мы готовимся к пластике, нужно время, нужно терпение, Лиза, правда, отказывается. Только я её не слушаю.
— Ей тяжело, это нормально. Нужно найти хорошего психолога. Я хожу на курсы, там есть группы и для жертв пострадавших от насилия. Это помогает. Помогает не бояться.
Пытаясь подавить своими эмоциями апатию Григория Степановича, настаивала я, подпрыгивая на месте от досады.
— Она не хочет. Она закрылась в себе. Врач говорит, что Лиза ещё не готова, что ещё очень рано... не знаю.
— А их поймали? Тех, кто это сделал? — Вдруг пронзила меня отвратительная мысль. — Их ведь наказали, так?
— Никто ничего не видел, Галя. Никто. Ничего. Не видел. — Словно заученную фразу повторил он. — Или просто не хотел видеть. — Добавил устало и вздохнул.
— Но это не правильно, нужно бороться! Чтобы Лиза знала! Чтобы... — Задохнулась я потоком воздуха и закрыла рот, пытаясь перевести дух, но Григорий Степанович достаточно жёстко и категорично покачал головой, опустил веки.
— Я не знаю, что это значит, но иногда, во сне, она говорит... шепчет одно и тоже слово: "Я заслужила, я заслужила...". И мне страшно Галя, потому что она винит в этом себя. Не тех животных, которых ошибочно считают людьми, а себя, понимаешь?!
— Не знаю! — Я отклонилась к спинке стула, нервно притянув ноготь к губам. — Давайте, ну, я не знаю... устроим ей эмоциональную встряску! Соберёмся все вместе, чтобы она понимала, что не одна. Лиза просто запуталась в своей обиде, в этом унижении. А мы соберёмся вместе. Я Валере позвоню, уверена, он не откажет. Антон, Дина, Марина...
— Антона нет, Галя. — Прошептал Степан Григорьевич, а я не обращала на это внимание, уже была полностью погружена в свою задумку.
— Так мы позвоним ему! Пусть приедет. Мы друзья, просто каждый слишком увлёкся личной жизнью, так бывает, когда строишь новые отношения, но ведь друзья, на то они и друзья, чтобы всегда приходить в трудную минуту... Где он?
Я даже телефон достала, собираясь набрать его номер. А ведь и действительно, уже месяца четыре как не звонит, а я и не задумывалась...
— Его нет. Совсем нет. — Я посмотрела на него, слушая механический голос автоответчика, извещающего, что абонент временно недоступен.
— Не доступен. — Согласилась, подозрительно косясь на телефон. — Ничего, я завтра обязательно...
— Тебя наверно не было в городе на Новый год, я правильно понимаю? — Я посмотрела на Григория Степановича, не понимая, к чему тот ведёт, но при этом промолчала.
— Да, мы ездили с мужем отдыхать, но при чём...
— Антон умер. Самолёт, на котором он летел в Таиланд, не приземлился, и покоится где-то в океане. Его больше нет.
— Нет... — Покачала я головой, понимая, что этого просто не может быть.
— Теперь я понимаю людей, которые приносят плохие вести, Галя. Но это действительно правда. Все газеты, телевидение, радио пестрило сообщениями о смерти наследника. Я был у Бориса, так он тоже не верил. Точнее, не поверил бы, если бы не разговаривал с Антоном перед самой посадкой, если бы не проводил его на самолёт, если бы... — Глядя на меня уставшими глазами Григорий Степанович, поджал губы. — Его просто нет. И... Галя, насчёт Лизы... не дави на неё. Не приходи. По крайней мере, пока. Я прошу тебя. Так всем будет лучше и тебе в первую очередь.
