— Мне тоже. Но у меня пока спокойно. Провалов не было. И шевеления... ну, такого...вокруг не чувствую.
— А помнишь, как мы провалились в первый раз? Еще тогда, с листовками? Ну, когда мы еще только создали наш кружок?
— Конечно. Мы на диво легко отделались.
— Да. Только беседой с местным шефом СБ. Он, помнится, обозвал нас сопляками и прогнал домой...
— Чтобы мы не портили ему отчетности...
— А тот случай помнишь, когда к нам пришли прямо на собрание, и мы передали все материалы тебе. А ты, как курсант, был вне подозрения, тебя даже обыскивать не стали. Ты еще сказал тогда, что пришел вместе с Лией к ее друзьям...
Тертый осекся.
— Прости, Стрелок. Прости, пожалуйста. Как же я мог забыть, осел толстокожий!?
— Поэтому я и не люблю воспоминаний, — с грустью сказал Реэрн. — У меня слишком хорошая память. Вот уже пять лет прошло, а я все помню... Как прощались тогда... Что она сказала... Во что была одета... Наверное, мы все же слишком любили друг друга. И заплатили за это сполна. Такая нелепая, подлая смерть... А я... Это моя беда, я все помню и до сих пор не могу примириться с ее гибелью... Никогда... Время не лечит раны, оно только немного затягивает их... Ладно... Прости, Тертый. Это все переутомление. Слишком много приходилось работать в последние дни. Слишком много этой подлой работы... Что-то разговорились мы сегодня. Мне пора, да и тебе тоже.
— Хорошо, — поднялся с места Тертый. — Прощай. Доживем — увидимся.
— Увидимся — доспорим, — отозвался Реэрн.
Их ладони на секунду соприкоснулись. Затем Реэрн аккуратно собрал в ящик пустые колбы и вышел из закутка. Тертый, прождав полминуты, тоже протиснулся вслед за ним. Он не торопился. Ему, фельдшеру с курьерского корабля, еще надо было получить на складе новую ультрафиолетовую лампу взамен перегоревшей...
Глава 29. Чем вы лучше их?!
— Все, — счастливо выдохнул старший штурман Маард, финальным нажатием клавиши отправляя громоздкий отчет о проверке навигационного оборудования по назначению. — Реэрн, вы наш спаситель.
— Пустяки, шкип, — отозвался Реэрн, помогая Боорку поставить на место кожух. — В конце концов, я не люблю долго сидеть без дела.
— Нет, — с чувством произнес Маард. — Я как-то обязан вас отблагодарить. Боорк, вы не обидитесь, если я от вашего имени предложу Реэрну приют и ночлег? К сожалению, моя каюта уже занята.
— Нисколько, шкип, — улыбнулся Боорк. — Вы просто опередили меня. Я с радостью предлагаю вам место в своей каюте. Вы избавили нас с Маардом от целого дня утомительной работы, и мы просто не имеем права отослать вас в гостевой кубрик, где не в порядке вентиляция и смердит, как в душном подвале.
— Я вам очень благодарен, — наклонил голову Реэрн. — Признаться, я уже давно беспокоился о том, как и где проведу ночь. С удовольствием принимаю ваше приглашение.
— Вот и отлично! — воскликнул Маард. — Вы сейчас пойдете вместе с Боорком?
— Не знаю, — пожал плечами Реэрн. — Возможно. А может быть, прогуляюсь по окрестностям. У вас чудесные места.
— Воистину, чудесные, — вздохнул Маард. — Если держаться подальше от этой проклятой стройки. К сожалению, не могу составить вам компанию. Проклятые отчеты, кто их только понавыдумывал!
— Пожалуй, нам все равно надо будет сначала зайти ко мне в каюту, — озабоченно сказал Боорк, проводив взглядом старшего штурмана. — Не будете же вы везде ходить с вашими инструментами.
Реэрн согласно кивнул и, подхватив чемоданчик с аппаратурой, зашагал вслед за Боорком.
В коридорах жилой палубы было тихо. Только шумел где-то за углом автомат-уборщик, да где-то в отдалении слышался недовольный голос старшего механика.
— Вы нам сегодня здорово помогли, — сказал Боорк, останавливаясь у дверей своей каюты. — Раз, два и готово.
— Это моя работа. Так же как ваша — пользоваться этим оборудованием, а не проверять его.
— Да, но по инструкции мы обязаны заниматься и тем, и другим. Нет, я, конечно, понимаю, что это необходимо делать, но эти идиотские инструкции больше мешают нам, нежели помогают. Я думал, здесь, в военном космофлоте порядка больше, чем в гражданском, а оказалось чуть ли не наоборот.
— Вы правы. Но иногда нет худа без добра. Как сейчас, например. Вы отчитались о завершении подготовительных работ, по графику за этим следует установка оборудования, вот меня и отправили к вам в качестве технического эксперта. На самом же деле, работы еще до конца не выполнены, приборы, с отладкой которых я должен помочь, еще не установлены — так мне и удалось оказать вам небольшую услугу.
— Скромность украшает человека, — улыбнулся Боорк, открывая дверь. — Заходите.
— Минутку...
Реэрн достал из кармана небольшую черную коробочку, из которой высунулась антенна. Стоя на пороге, Реэрн сосредоточено водил ей из стороны в сторону, затем нажал на кнопку сбоку коробочки, пропустил в каюту Боорка, зашел сам и закрыл за собой дверь.
— Вот и все, — весело сказал он, засовывая коробочку обратно. — Теперь порядок.
— Порядок в чем? — заинтересовался Боорк.
— Я заблокировал следящее устройство. Ваша каюта, как, впрочем, и все остальные, под наблюдением. Разве вы этого не знали?
— Нет, не знал. А что теперь показывает это устройство?
— Что в каюте по-прежнему никого нет. Теперь нам можно спокойно поговорить. А я бы хотел поговорить с вами. Сразу скажу, я не представляю ни СБ, ни конкурирующую фирму. Скорее, нечто противоположное. Понимаете?
— Понимаю. И кроме того, понимаю, что у вас ко мне какое-то дело. Я вас слушаю, хотя заранее предупреждаю, что это безнадежно. Кстати, а вы не боитесь, что я после этой беседы донесу на вас в спецотдел?
— Я знаю, что вы — честный человек, — покачал головой Реэрн. — И знаю, что вы — не сторонник существующего порядка. Я верю в вас.
— Даже так? — усмехнулся Боорк. — Интересно, а на чем основана ваша вера? Я бы на вашем месте поостерегся. Посудите сами, мало ли чего можно ожидать от трусливого предателя, подлого дезертира с фронта борьбы за освобождение трудового народа, грязного пособника кровавых подонков из Военного Космофлота? Что вы на это скажете, коллега кровавый подонок?
— Вы — честный человек, — повторил Реэрн. — Я вас не осуждаю и ни в чем не обвиняю. Очень сожалею, что с вами так обошлись. Прошу вас, выслушайте меня. Мы полностью доверяем вам и нам нужна ваша помощь.
— Кажется, я должен сейчас со счастливыми слезами на глазах благодарить за возвращенное доверие, — язвительно сказал Боорк. — Извините, я не хотел вас обидеть. Но должен сказать вам, я уважаю вас как хорошего человека и хорошего специалиста, но как подпольщику вынужден отказать. Не надо думать, что я полностью перековался. Стать образцовым офицером Военного Космофлота и образцовым подданным Его Императорского Величества мне, увы, оказалось не под силу. Но от вашего движения я отошел. Решительно и окончательно.
— Вы не верите мне, — с огорчением заключил Реэрн. — Понимаю вас. К сожалению, мне нечем доказать, что я не провокатор.
— Почему, я верю вам. Зачем спецотделу или Службе устраивать со мной такую комедию? Но поверьте и вы мне. Я действительно вышел из ваших рядов. Вышел, потому что потерял самое главное. Я потерял веру в победу и веру в справедливость дела, за которое боролся. И не думайте, что я оправдываюсь, подвожу, так сказать, идеологическую базу под свое отступничество. Я вообще никогда не оправдываюсь, это не в моих правилах. Просто... знаете, иногда хочется поговорить с человеком, который бы тебя понял...
— Я постараюсь понять вас.
— Хорошо. Тогда слушайте. Я много размышлял. У меня, знаете, для этого было достаточно свободного времени. И я понял, что вы не сможете победить. Ваш противник слишком силен. На его стороне все — сила, власть, деньги, оружие, информация, многовековой страх, уже вошедший в гены, въевшийся в плоть и кровь. Это слишком простая машина, чтобы ее можно было сломать и слишком громоздкая, чтобы свалить.
— Она только выглядит страшной. На самом деле эта машина давным-давно проржавела насквозь. Экономика полностью развалена, повальная коррупция, постоянный дефицит, нехватка самого необходимого, удушающее господство бюрократии — все это уже стало нетерпимым, завлекает в ряды недовольных миллионы и дюжины миллионов. Даже тех, чьи деды-прадеды как огня боялись всякой политики! Часть из них поддержит нас, когда мы выступим, а остальные и пальцем не пошевелят, чтобы защитить старые порядки. Вы же сами должны видеть: власть растеряна, она сама боится нас, а люди, наоборот, перестают бояться! Нам по силам свалить эту старую машину!
— Наверное, то же самое говорили и триста лет назад, перед Великим Восстанием. А закончилось все атомным ударом по Столице. Тогда погибло пятьдесят миллионов, а сколько погибнет теперь?! Вы так легко призываете народ к восстанию! Я знаю ваши прогнозы, потери должны составить от пяти до десяти миллионов человек. Вы готовы смириться с этим! Что для вас один-два миллиона погибших?! Ради благой цели...
— Если вы не верите в восстание, есть еще и демократы. Недавно мы с ними объединились.
— Эта так называемая легальная оппозиция? Они никогда и ничего не добьются. С системой, проповедующей насилие и опирающейся только на насилие, бороться можно только насилием. Я не верю, что можно что-то изменить с помощью обращений и петиций. Эта система давно отвергла здравый смысл, и апеллировать к нему бесполезно. Но главное даже не это. Чем вы лучше их?! Вы же плоть от плоти все той же системы, у вас культ единомыслия, ваш бог — дисциплина! Вы так же легко бросаетесь чужими жизнями! Что изменится, если у власти окажутся не они, а вы?! Хотя нет, нет, изменится, и еще как! У вас ведь есть идеалы! Вы мечтаете перевоспитать массы, превратить озлобленных, вороватых, трусливых, эгоистичных, невежественных людей в граждан свободного общества будущего, где правят альтруизм, закон и экономическая целесообразность! Какие благие намерения!... И куда они вас заведут?!... Да у вас не хватит ни терпения, ни снисходительности, а слово "гуманизм" наводит на вас скуку! Вы начнете силой подгонять людей под свой идеал, и тогда прольется столько крови, что любой из тиранов древности, даже Тинкоу, на чьей совести Великое Восстание, покажется рядом с вами невинным проказником!
— Но послушайте, подобных радикалов среди нас не так уж и много. Не спорю, это заметное, яростное, крикливое, но тем не менее, меньшинство. Не слушайте этих крикунов, они только порочат наше движение!
— О, нет, меня волнуют как раз не крикуны. А сдержанные, здравомыслящие люди дела... вроде вас. Это они придумали и ввели в практику принцип, что нравственно все, что идет на пользу революции. Чем хуже, тем лучше — так, кажется, звучит ваш девиз? Вы, наверное, слышали о нашей забастовке три года тому назад? Шестой транспортный флот. Мы поднялись, потому что у нас не было больше сил терпеть. И смотреть, как обогащается за наш счет потерявшее всякую меру начальство. Я не был ни одним из руководителей, не был и членом подполья, а только, как вы говорите, сочувствующим. Но это я предложил обратиться к вам за помощью. Нам тогда была необходима огласка, иначе нас просто задушили бы втихую... Ваши товарищи высмеяли наше мещанское желание выторговать себе более пристойные условия жизни. Постыдно думать о собственном благополучии, когда весь народ задыхается в цепях рабства... Они были так бескомпромиссны. Они настояли, чтобы мы включили в наши требования то, ради чего стоило бороться. Ответственное перед народом правительство, роспуск Совета Пятнадцати, передачу управления флотом в руки рабочих комитетов... Большего подарка нашему начальству трудно было и представить... После увольнения я некоторое время продолжал сотрудничать с вами. Выполнял кое-какие поручения. Со временем я прозрел, увидел: для вас люди — не более, чем средство, дешевый расходный материал... Вы называете грабежи эксами, а убийства — акциями возмездия, но от этого они не перестают быть грабежами и убийствами... Извините, Реэрн... Поэтому я отошел. У меня нет никакой позитивной программы, полная безнадежность. Я не с ними, но и не с вами. И я держу свой личный нейтралитет.
— Жаль, — со странной интонацией произнес Реэрн. — А ведь знаете, мы с вами в некотором роде единомышленники. Мы опасаемся одних и тех же вещей, правда, я, как подпольщик, имею возможность бороться со всем этим злом изнутри. И все же, послушайте меня. Помощь, о которой я вас прошу, нужна не нам. Речь идет о жителях Филлины.
Боорк молчал, поэтому Реэрн после непродолжительной паузы продолжил.
— Прошу вас, не отказывайтесь от работы в корпусе "Н". Мы должны знать, что там происходит, какую судьбу готовят филитам в Службе Безопасности. Может быть, зная эти планы, мы сумеем расстроить их.
— Простите, — глухо сказал Боорк. — Я не способен на такую работу. Я не могу. Я сказал это своему командиру, а теперь говорю и вам. Я, наверно, слишком брезглив, но я не смогу как ни в чем не бывало работать в компании этих... ученых, слушать, как они обсуждают свои планы, может быть, даже самому принимать в них участие... Я не могу... Вам нужны борцы, а я, к сожалению, не борец. Да и какая может быть помощь от предателя и пособника кровавых подонков?
— Да оставьте это, — скривился Реэрн. — Стоит ли постоянно вспоминать какого-то крикуна? Поверьте, я вместе с вами осуждаю этого дурака.
— Я? Осуждаю? — переспросил Боорк. — Да никогда в жизни! Он ведь прав. Я действительно и предатель, и пособник, и подонок. То, что мы делаем на этой планете, — преступление, но у меня нет сил протестовать, да и мой протест ни к чему. Я сам себя осудил и признал виновным. За что — сложно выразить. Но если дело дойдет до того, что меня выкинут и отсюда, я все равно не отступлюсь. Меня согнули, но я выпрямляюсь. И не мешайте мне выпрямиться!
— Хорошо, — вздохнул Реэрн. — Я уважаю ваш выбор и не буду оспаривать ваше решение. Тогда наш разговор окончен, хотя мне и очень жаль, что вы отклонили наше предложение. Теперь давайте выйдем на минуту.
— А это зачем?
— Я же заблокировал следящее устройство. Его нужно снова разблокировать. А чтобы никто не заметил подвоха, надо, чтобы каюта была пустой.
— А не засекут? Ведь все это время мы, получается, совсем выпали из их поля зрения.
— Нет, не засекут. На подобные мелочи обращают внимание, только если вы "под колпаком", то есть, за вами установлена слежка. А это все — так, профилактическое наблюдение. Спецотдел на том всегда и прокалывается, что пытается следить абсолютно за всеми. Поэтому для серьезной работы у него не хватает ни людей, ни времени. Служба намного квалифицированнее и опаснее, но ее, слава Звездам, здесь нет.
— Вы меня убедили, — с подчеркнутой серьезностью сказал Боорк, поднимаясь с места. — Я готов.
— И еще одно, — нехотя сообщил Реэрн. — Я вам, бесспорно, доверяю, но вы можете попасть в переделку. Небольшая мера предосторожности с моей стороны. Я вынужден стереть из вашей памяти наш разговор. Это совершенно безопасно и затронет только вашу короткую или, можно сказать, оперативную память. Все прочие ваши воспоминания останутся в неприкосновенности.
