Он уже с полминуты слышал за своей спиной негромкое покашливание, но до сих пор не придавал ему особого значения, решив, что кто-то из гостей библиотеки был простужен. Но сейчас это начало его раздражать, и энониец резко обернулся, чтобы посмотреть, кто именно ему мешает. Он увидел позади себя Саккрониса, державшего на вытянутых руках стопку книг. Должно быть, старый архивариус хотел расставить их по полкам, а стоявшие в проходе Кэлрин с Риксом загораживали ему путь. Зная Саккрониса, было легко предположить, что он стоит здесь уже очень долго — пожилой библиотекарь был из тех людей, кому гораздо проще потерпеть какое-нибудь неудобство, чем кому-то помешать.
Южанину сделалось дурно. Если архивариус слышал его последние слова, то нетрудно представить, что он теперь думает о Риксе.
— Простите, мэтр, — выдавил оруженосец коадъютора, сам до конца не понимая, за что именно он извиняется — за то, что помешал библиотекарю работать, или же за то, как он только что отозвался о работах Эйта из Гоэдды, которого так любил Саккронис.
— Ничего, — вежливо сказал тот. — Может быть, ты поможешь мне расставить книги?..
— С удовольствием, — пробормотал "дан-Энрикс", хотя именно сейчас он предпочел бы оказаться как можно дальше от Книгохранилища и его архивариуса. Кэлринн Отт вздохнул и нехотя вернулся к своему столу — было понятно, что от его помощи в подобном деле толку будет мало.
"Дан-Энрикс" быстро рассовал по стеллажам те книги, которые архиварус держал в руках, и вместе с ним вернулся в Белый зал за новой партией. Вид этой круглой комнаты напомнил юноше о том, как он однажды повздорил с коадъютором из-за того, что тот велел ему больше не трогать сочинения о магии или Галарре. Само по себе это воспоминание было не слишком-то приятным, но сейчас оно немного подбодрило Рикса. Его сюзерен, скорее всего, напрочь позабыл про этот давний случай, значит, и Саккронис тоже рано или поздно перестанет вспоминать о том, как энониец отозвался о его уроках.
Пока Крикс, взобравшись на довольно шаткую стремянку, снимал с полки перечисленные архивариусом сочинения, Саккронис показал на стену между стеллажей.
— Можешь предположить, что означает этот символ? — спросил он.
Криксу все еще было неловко смотреть старику в глаза, поэтому он обрадовался возможности перенести свое внимание на высеченный на камнях узор.
— Ну, солнце — это, вероятно, герб дан-Энриксов, а меч... даже не знаю. Это ведь Книгохранилище. Логичнее было бы вырезать здесь свиток и перо.
Саккронис поднял сухой палец, словно они были на уроке, и "дан-Энрикс" дал удачный, но неправильный ответ.
— Мне кажется, ты путаешь причину с ее следствием. Ведь это здание было построено задолго до того, как люди Энрикса из Леда пришли в этот город. Правильнее было бы предположить, что первый император сделал солнце своим гербом потому, что этот знак часто использовали Альды.
— Верно. Я об этом не подумал, — признал Крикс. Он посмотрел на стену более внимательно.
— Этот символ называют "Сталь и Золото", — сказал библиотекарь. — Сталь символизирует лучшие качества бойца — бесстрашие, решительность и стойкость. А золото — символ ученого, поэта, врачевателя... короче, человека, которому присущи мудрость, доброта и сострадание. Я бы сказал, что Золото обозначает все то лучшее в мире и в человеке, ради чего существует мир, тогда как Сталь — того, кто защищает это лучшее. В древности так и говорили — "люди Стали", "люди Золота"... И всем было понятно, что имеется в виду. Но этот символ означает нечто большее. Альды вложили в него свою вечную мечту о человеке, в котором хладнокровие бойца не перерастало бы в безжалостность, а сострадание и доброта — в беспомощность. В действительности Сталь и Золото не могут слиться воедино, потому что это изначально — сочетание несочетаемого. Но Альды вырезали этот знак на стенах Четырех дворцов, чтобы он напоминал о том, что всякий человек должен стремиться сочетать в себе оба начала.
Стремянка, на которой стоял Рикс, опасно пошатнулась, но южанин почти не заметил этого, задумавшись над тем, что говорил Саккронис. Уже после первых слов библиотекаря стало понятно, что он поднял эту тему неспроста, но энонйцу почему-то не казалось, что ему читают нудную нотацию. Возможно, потому, что старик явно верил в то, что говорил.
В тот день "дан-Энрикс" задержался в городской библиотеке дольше, чем планировал. Сперва он просто помогал Саккронису, а под конец, махнув рукой на гордость, рассказал ему о своих затруднениях в Лаконе. Архивариус не выказал ни тени изумления и тут же завалил южанина советами о том, какие книги ему следует немедленно прочесть, чтобы быстрее наверстать упущенное. Он даже разрешил "дан-Энриксу" забирать в Адельстан любые сочинения, кроме разве что самых дорогих и редких. Крикс почувствовал себя несколько лучше.
Уже собравшись уходить, он вспомнил, что пришел сюда по поручению мессера Ирема. Память об утренней сцене в Адельстане была еще так свежа, что энониец с трудом отогнал соблазн послать порученное ему дело ко всем фэйрам. Но подводить коадъютора из-за пустой обиды было бы не слишком хорошо, так что "дан-Энрикс" скрепя сердце взялся за работу.
В Адельстан он уже не вернулся, а отправился в "Морского петуха", который размещался всего за две улицы от Алой гавани. Айя всегда выказывала непонятную любовь к этой обшарпанной харчевне, а лорд Ирем с некоторых пор питал странную слабость ко всему, что нравилось островитянке. Так что Рикс практически не сомневался, что после сегодняшнего рейда коадъютор и его товарищи решат отужинать в этом трактире. А возможно, кое-кто из них останется там даже на ночь, — мысленно добавил Рикс.
Раньше он полагал, что Королева сразу же после прибытия в Адель получит свои корабли и в тот же день отправится в Серую крепость. Энониец как-то упустил из виду, что обещанные Айе корабли еще должны были построить, и что это дело вполне могло затянуться до весны, а Айя и весь ее сброд будут тем временем торчать в столице. Коадъютора такое положение вещей явно устраивало, Айю, как ни странно, тоже... а мнение Рикса никого из них не волновало.
Нижний зал "Морского Петуха" был почти пуст — только в углу сидели несколько островитян, которых Крикс помнил еще по "Зимородку", а у стойки клевал носом худенький темноволосый мальчик лет двенадцати. Оруженосец коадъютора скользнул по нему равнодушным взглядом, но потом, почувствовав неладное, вгляделся в парня повнимательнее.
— Лар?! — не веря собственным глазам, окликнул он.
Мальчишка обернулся — и уставился на энонийца с таким выражением, с каким попавший в силок кролик мог бы смотреть на змею. Именно этот взгляд заставил Крикса окончательно поверить, что он не ошибся. Это в самом деле был Линар.
Приблизившийся к стойке Нойе Альбатрос насмешливо осклабился и отсалютовал "дан-Энриксу" пузатой пивной кружкой.
— Пока этот парень наберется духу тебе что-нибудь ответить, ты уже успеешь поседеть. Лучше спроси кого-нибудь другого... Если тебе интересно, этот мелкий трус приехал вчера вечером. Поскольку он вроде твой друг, я разрешил ему остаться на ночь в нашей с Тиром комнате. Сначала этот недомерок говорил, что утром пойдет в Верхний город, но к утру совсем раскис и предпочел остаться здесь. Не обижайся, дайни, но ты испоганил нам все удовольствие. Мы уже собирались делать ставки, через сколько дней он наберется храбрости, чтобы высунуть нос на улицу.
Шутки Нойе едва доходили до сознания "дан-Энрикса".
— Что случилось? — глупо спросил он у Лара. — Разве ты не должен сейчас быть у себя дома?..
— Дома я сказал, что мессер Ирем отпустил меня только на время. И что мне уже пора вернуться.
— Как это "вернуться"? — повторил южанин, понемногу начиная закипать. Он уже видел, что его надеждам отдохнуть не суждено осуществиться. — Что на тебя вдруг нашло?.. Ты должен был остаться дома, со своей семьей.
На лице Линара появилось не свойственное ему раньше выражение упрямства.
— Звучит на редкость убедительно. В особенности от тебя.
Южанин прикусил язык. Тут ему было трудно что-то возразить — он ведь и сам когда-то убежал из дома.
— Месеер Ирем дал мне кошелек с двадцатью ассами, — сказал Линар после короткой паузы. — А потом сказал — иди собери вещи, Альверин Фин-Флаэнн отвезет тебя домой. И все. Как будто старые перчатки выкинул!..
Не то чтобы "дан-Энрикс" не способен был понять, что подразумевал Линар, но справедливость требовала заступиться за мессера Ирема.
— А почему он должен был считать, что ты бы предпочел остаться? — спросил энониец, скрестив руки на груди. — Ты же с первого дня на корабле только и говорил о том, как тебе хочется попасть домой.
На лицо Лара набежала тень.
— Наверное, ты прав... Только теперь все это выглядит немного по-другому. Знаешь, когда Альверин Фин-Флаэнн вез меня домой, я еле вспомнил, где мы жили. А когда мы все-таки доехали, то... я их не узнал, "дан-Энрикс"! Мать с отцом. Я думал, я их помню — а на самом деле давно выдумал какие-то другие лица. Пока меня не было, у них родился еще один сын. И имена сестер я тоже перепутал, пока жил на Филисе. Когда я это понял, я подумал — а действительно ли я хотел вернуться?..
Крикса почувствовал, что у него внезапно разболелась голова. Он помассировал виски — точь в точь как мастер Хлорд, когда ему докладывали о каких-то новых неприятностях.
— И что потом?..
— А что "потом"? — бесцветным голосом переспросил Линар. — Они, конечно, ахали и удивлялись — надо же, они давным-давно решили, что я умер, а я все-таки вернулся. Почти восемь лет спустя! Но у меня было такое ощущение, что кошельку от лорда Ирема они обрадовались больше, чем моему возвращению. Но я их не виню, ты не подумай... Мы почти чужие друг для друга, а живут они ужасно бедно. Я как-то забыл об этом. В доме господина Нарста даже слуги всегда ели досыта. А на побережье сейчас почти нет еды. Им эти деньги пришлись очень кстати. Я прожил там месяц с лишним. А потом представил, что придется провести так весь остаток жизни. Чинить снасти, собирать моллюсков, каждый год с апреля по октябрь опасаться нападения пиратов... Я почувствовал, что не смогу так жить. Когда я думал, что хочу попасть домой — я представлял себе что-то совсем другое.
— Ну и что теперь? Чего ты от меня-то хочешь?.. — спросил Рикс, уже предчувствуя, что расхлебывать заваренную Линаром кашу все равно придется именно ему.
— Я хочу остаться здесь. Может быть, ты уговоришь мессера Ирема...
Севший рядом с Ларом Нойе громко фыркнул, сдув со своей кружки клочья белой пены.
— Уговорит?.. Да коадъютор спустит с тебя шкуру, когда выяснится, что ты снова здесь.
Линар поежился и умоляюще взглянул на энонийца.
— Крикс, ну придумай что-нибудь! Пожалуйста...
Не в силах вынести этот умоляющий взгляд, Крикс отвернулся от своего собеседника.
Накаркал, — сумрачно подумал он. Не далее как этим утром Рикс мечтал о том, чтобы Линар остался слугой Ирема, и вот — пожалуйста. Кто же мог знать, что его пожелание исполнится подобным образом?!
— А если Ирем не возьмет тебя назад? — спросил южанин обреченно.
Лар потупился.
— Я бы мог остаться при тебе...
Услышав это, Нойе засмеялся так, что пиво потекло у него из носа.
— Видишь, Рикс, у тебя уже появляется свой хирд!
— Заткнись, — прошипел энониец. Ему все это совершенно не казалось смешным. — Не нужен мне никакой хирд... а уж из вас двоих — тем более. Чем гоготать, как гусь, лучше придумал бы, что теперь делать с Ларом.
— А в чем проблема? — спросил рыжий легкомысленно. — Если твой Ирем его сразу не убьет, то мелкий может жить со мной. От меня не убудет.
Крикс прикинул — это в самом деле было выходом. И лучше всего было бы оставить Лара с Альбатросом, пока не удастся выяснить, как коадъютор отнесется к самой мысли о возможности принять его назад.
Пока Крикс прикидывал, как лучше будет поднять в разговоре с Иремом вопрос о возвращении его стюарда, в зал ввалась пара новых посетителей.
Первым — как с секундным опозданием сообразил "дан-Энрикс" — был сам коадъютор. Злой, веселый, и, похоже, раненный во время рейда — рукав рыцаря набух и потемнел, а по полу за рыцарем тянулась бисерная россыпь красных капель. Второй человек, которого сэр Ирем втолкнул в комнату вперед себя, жестоко выкрутив ему правую руку, тоже показался энонийцу смутно знакомым. Несколько секунд спустя "дан-Энрикс" вспомнил, что он видел этого юношу на Бурой чайке, когда Айю ранили стрелой. Кажется, его звали Энно. Странно, люди Айи теперь их союзники... так с чего Ирему вздумалось обращаться с этим парнем так, как будто бы он изловил на улице карманника?
Крикс еще не успел задать какой-нибудь вопрос, когда сэр Ирем швырнул на пол какой-то предмет, и тот со звоном отлетел за стойку. А потом выпустил руку парня и весьма бесцеремонно пнул его под зад, отчего тот, шатаясь, пробежал пару шагов вперед и налетел на стол. Снова обретя равновесие, островитянин резко развернулся к своему противнику. Сэр Ирем продолжал стоять в проходе, улыбаясь мрачной приглашающей улыбкой. С пальцев правой руки на пол падали тяжелые алые капли.
— Что за?.. — начал было Нойе, поднимаясь на ноги, но закончить фразу не успел. Бросившийся на Ирема островитянин отлетел как раз под ноги Альбатросу, чуть не сшибив на пол и его, после чего скорчился на полу и глухо застонал. Он крепко прижимал ладонь к лицу, и между пальцев текла кровь.
— Что смотрите? Наверх его, — сквозь зубы приказал сэр Ирем. Нойе с Риксом коротко переглянулись. Когда Ирем говорил подобным тоном, задавать ему вопросы было крайне неразумно, так что они молча подняли островитянина и потащили его к лестнице.
Только доведя шатавшегося Энно до комнаты Альбатроса и кое-как усадив его на узкую кровать, "дан-Энрикс" с Нойе вспомнили, что Лар остался в нижнем зале. В момент появления мессера Ирема он, надо полагать, по своему обыкновению сжался в комок в каком-нибудь углу, но уж теперь-то рыцарь, надо полагать, его заметит.
— Может быть, спуститься?.. — неуверенно предположил "дан-Энрикс". — Объяснить мессеру Ирему, в чем дело...
— Сами разберутся, — отозвался черствый Нойе. — Лучше последи, чтобы этот герой не пачкал кровью и соплями мой матрас. А я пока найду воды и пару старых тряпок.
Язвительные слова Нойе оставили Энно абсолютно безучастным. Криксу даже показалось, что он попросту не слышит, о чем они говорят. Лицо островитянина было мертвенно-бледным и каким-то неживым. Кровь пузырилась на губах островитянина и каплями стекала с подбородка, пачкая ему рубашку.
Когда дверь за Нойе закрылась, "дан-Энрикс" осторожно тронул Энно за плечо.
— Из-за чего ты дрался с Иремом?..
Энно посмотрел на Крикса мутными глазами, а потом разлепил окровавленные губы — и выдал такую длинную тираду в адрес Ирема, что пораженный красочностью и разнообразием эпитетов южанин забыл даже оскорбиться. Хотя речь, как никак, шла о бессменном главе Ордена, а также о его почтенной матушке и прочих предках до десятого колена. Энно говорил с минуту без малейшей передышки — а потом внезапно разрыдался. Пораженный энониец стоял рядом с ним, не зная, что теперь сказать. Смотреть на плачущего Энно было жутко — и, пожалуй, положение ничуть не облегчало то, что Крикс начал догадываться о причине ссоры.
