человек из племени не ведал о надвигающейся катастрофе, ибо
всеобщая паника сама равносильна бедствию. Эну, столько лет
верой и правдой исполнявшему каждое желание своего родного
бога, угадывающему его волю по мельчайшему намеку, ночи не
спавшему в мыслях о служении своему Господину, было до глубины
души, до слез обидно, что бог, который всегда любил его и вещал
по его молитве, теперь, когда особенно важен его наказ и совет,
молчит, пренебрегая им.
Эн знал, что он создан и существует ради своей паствы, ради
порядка в человеческом стаде и неукоснительного выполнения воли
богов. И жизнь его обладает ценностью постольку, поскольку он
соответствует своему назначению. В его облике и поведении боги
сосредоточили все то, что людям должно было казаться
достойным, мудрым, праведным, дабы люди стремились жить по
этому совершенному образу. И решил Уренки, что если он и его правление не угодны Всевышнему, то для всеобщего блага он сам
готов уйти, не дожидаясь, когда народ его низринет, побужденный
разразившейся бедой; и освободить другому место доверенного слуги
Хозяина жизни.
Опечаленный, эн смиренно думал о том, что недалек тот день,
когда всенародное почитание, преклонение и преданность, к
которым он относился как к должному, обернутся в ненависть и
презрение к нему, ибо он, эн, — истинный виновник горя,
которое обрушится на народ. И позор на века покроет нечистым
могильным прахом его голову.
Не находя себе места, Уренки с чувством нарастающей тревоги
ощущал, что в воздухе носится могучий демон страха,
выпущенный из преисподней, ибо беспокойство, охватившее
владыку и его окружение, множилось и углублялось.
Накануне катастрофы Всеведущий сжалился над эном и послал
ему знамение: в святилище, прямо над головой владыки, пролетела
маленькая птичка с погребальной травой в клюве, и Уренки осознал,
что конец близок. Вечером ему сообщили, что некий бог
предупреждает о грозящем несчастье: в Городе появилось много
змей и ящериц, оставивших свои норы; звери в смятении бегут с
гор на равнину; птицы лесные большими стаями покидают остров,
улетая куда-то в море на запад. В последнюю ночь перед ударом
судьбы Уренки привиделось во сне, что будто бы он летает под
облаками над Великой горой, — обителью грозного Энлиля, и
Огненноокий бог, выйдя столбом огня из своего подземного дома,
презрительно повернулся к нему, эну, спиной. Проснувшись среди
ночи, Уренки тут же вспомнил страшную картину катастрофы,
ниспосланную ему Владыкой судеб во время совета Великих богов,
собравшихся на вечернюю трапезу в доме Энки в год начала
строительства храма Энлиля, и которую он много раз без-
результатно просил истолковать. И тут эн с ужасом уразумел, что
их вновь покарает гнев Энлиля. И он понял, какая кара ожидает
шумеров.
Уренки, как ошпаренный, вскочил с постели и в ночной темноте
заметался по комнате в поисках плаща, но вспомнив, что вот-вот
разразится катастрофа, оставил поиски, выскочил в коридор и принялся громко созывать рабов, чтобы успеть оповестить Город
об опасности. Когда на его зов никто не явился, он бросился в
комнаты спящих сыновей, растолкал их и, коротко объяснив, что
вскоре Энлиль обрушит сокрушительный молот своего гнева на
землю шумеров, послал Энентура к брату, в храм Инанны, а
младшего сына — в дом Мешды, к Аннипаду, строго приказав
вестникам беды как можно скорее увести их подальше от строений;
а сам разбудил жену, раздраженно заворчавшую Нинмизи и, взяв
внука на руки, поспешно отвел их в середину сада.
Юноша со сна не разобрался, почему отец срочно послал
его к Аннипаду, но привыкший беспрекословно повиноваться
отцовской воле, стремглав добежал до дома Мешды, перелез через
забор, не переводя дыхания, взбежал по лестнице на балюстраду и
толкнул дверь в комнату, где жила семья энси.
Чутко спящая Пэаби мгновенно проснулась и, узнав брата мужа,
догадалась, что произошло что-то очень скверное, и разбудила
Аннипада. Выслушав слова отца, энси побледнел, трепет охватил его огромное тело, но он тут же подобрался, схватил свою большую раковину и с балюстрады несколько раз во всю мощь протрубил Городу сигнал боевой тревоги. Воины-общинники, разбуженные сигналом, не теряя времени, похватали копья и топоры и поспешили на храмовую площадь, дабы совместными усилиями дать отпор неизвестному врагу, посмевшему напасть на их Город.
Когда Мешда спросил Аннипада о причине тревоги, тот, обратив
внимание гончара на оглушительный рев его ослов, рвущихся с
привязи, и жалобное блеяние коз и овец, ломающих двери хлева, в
нескольких словах объяснил, что вскоре ожидает Город, и попросил
его, Гаура и Шеми обежать дома соседей и предупредить их о
надвигающейся катастрофе. Энси, устроив жену с сыном и ее сестер
в саду, подальше от кирпичных стен, выпустил скотину и побежал
на площадь к ожидавшим его воинам. Пока энси несколько раз
объяснял суть дела все подходившим и подходившим общинникам,
наступил рассвет, и огромная толпа вооруженных людей, уразумев
опасность, решила войти в храм, ибо Энки уже пробудился, и
просить Всесильного о заступничестве перед Энлилем, братом
его.
И вдруг под ногами остановившихся в испуге воинов задрожала земля и шумеры услышали частые, все усиливающиеся, громовые
удары, рокочущий голос Энлиля и его грозный крик, похожий на
грохот, на рев бури. Стихийно оборотившись спиной к Всевышнему,
мужи Города в ужасе пали ниц на землю, слезно и горячо моля
Великую гору о милосердии и пощаде.
— О Энлиль, кто смягчит твое гневное сердце, кто умилостивит
тебя? Разве по воле твоей мы не заканчиваем строить дом твой,
прекрасный дом, каких еще не бывало? Разве мы не славили тебя
в молитвах наших и не приносили даров и жертв в твою честь?
Разве мы не почитаем тебя превыше других богов? Прости нам
прегрешения наши и помилуй, о Великая гора. Сохрани жизнь и
дома отцов наших, и мы сделаем все, чего ты ни пожелаешь. —
Полагая, что они оставлены Энки на произвол судьбы, люди
прижались лицом к матери-земле, умоляя великую Нинхурсанг
защитить их от гнева ее сына, обуздать ярость Энлиля.
"За что?" — думал каждый. И во многих головах родилась мысль,
что в божьей каре повинен не кто иной, как сам эн, ибо по его воле
строители, нарушившие вековой обычай, криками своими и шумом
беспокоили в полдень богов, не давая им отдыхать и раздражая
их. И рассерженные боги пожаловались своему могучему царю.
Гомон людей беспокоил и самого Энлиля, чей сон так чуток. Вот и
собрал он богов на совет и постановил наказать дерзких рабов
своих.
Над Великой горой, домом Энлиля, поднялась огромная черная
туча, и что было светлым, — во тьму обратилось. Камни, песок и
пыль начали падать на пастбища, пашни, сады и Город; а туча
поднималась все выше и выше к небу, разрывавшемуся от
всполохов внезапной грозы. Вскоре от яркого блеска пылающего
глаза Огненноокого, вышедшего из недр дома своего на землю,
загорелся лесной массив гор.
Стоя на коленях, рыдающие в страхе люди протягивали руки к
Энлилю и просили, умоляли бога сжалиться над ними и
остановиться, положить конец наказанию, ибо осознали они грех
свой. Hо неумолимый Энлиль могучей десницей несколько раз
потряс землю, словно сноп ячменя на току, и она раскололась, как
глиняный горшок. Поднимая клубы пыли, стали оседать и рушиться храмы и дома. Мощная храмовая стена накренилась, треснула и
упала, рассыпавшись на части и покрыв площадь обломками
разбившихся каменных блоков.
Объятые ужасом, воины вскочили на ноги, побросали оружие
и, толкая друг друга, побежали прочь от храма. Но улицы оказались
погребенными под клубящимися пылью развалинами рухнувших десятков домов, ибо в Городе не осталось ни одного целого здания; и люди, не смея коснуться развалин — символа скорби и несчастья,
заметались по площади. Однако и это оказалось недостаточным
грозному Энлилю: зияющие трещины разверзлись под ногами
бегущих, поглощая их тела. Аннипад же, не поднимаясь с колен,
обратился лицом туда, где совсем недавно незыблемо, неколебимо
и вечно стояло светлое прекрасное здание святилища Всевышнего,
дом его личного бога, а теперь лежала куча мусора, засыпанная
грязно-серым вулканическим пеплом и черным песком.
— О боже! — воззвал он к Энки, более удивленный, чем
перепуганный. — Как допустил ты, знающий само сердце богов,
чтобы брат твой младший, Великая гора, в гневе своем, словно
разъяренный небесный бык, предал смерти твой Город, Город
дочери твоей, владычицы Нинсихеллы, сокрушив дома и храмы,
обратив их в прах? — Аннипад зарыдал. — О, горе нам, горе! — И
посыпал голову прахом. — Почему такая злоба? Жестокость такая
— за что? Поведай мне, любимому слуге твоему, о, господин
истинных слов, в чем провинились шумеры? Почему Огненноокий
столь безжалостно и беспощадно карает людей, которых не он, а
ты, о Милосердный, создал, и которым сделал столько добра? —
Аннипад огляделся: вокруг него в смертельном отчаянии, не находя
себе места, шарахаясь от новых трещин и не зная, что
предпринять, метались обезумевшие от страха, кричащие,
стонущие и визжащие люди. — Смилуйся, о Владыка, — Аннипад и
не мыслил усомниться в силе и могуществе Энки, — окажи помощь
народу твоему, защити его от Великой горы, который разрушил,
опустошил, уничтожил наш прекрасный Город! — рыдания вновь
потрясли тело энси. — Взгляни, о Боже! Смерть и стенания нависли
над развалинами! В руины обратились дома, хлева и загоны. И
никогда больше здесь мать не позаботится о детях, сбегающихся к ее коленям; дочь не позовет отца, жена не насладится лаской
мужа! О, горе, горе Городу, тонущему в крови!
О, Всемогущий, неужели ты больше никогда не явишь милостей
своих шумерам и не будешь опекать племя свое? — от такого
немыслимого, кощунственного предположения Аннипад даже сел.
— О, Великий отец, не может быть такого, чтобы ты отвернулся от
народа своего и не позаботился о нас. О, Владыка, сотвори благо,
пошли знак твоей любви к нам! — Увидев на обломках храмовой
стены большого рыжего козла, зверя Энки, сбежавшего из
развалившегося храмового хлева, энси воспрял духом и пророчески
воскликнул: — С нами бог, и все будет хорошо, ибо несчастье это
обернется шумерам на пользу.
Он снял с пояса раковину и затрубил всеобщий сбор. И этот
мощный трубный звук, исходивший от человека смертного, одного
из них, перекрывший раскаты грома, — поразил воображение
растерявшихся людей. Обреченные, смирившиеся с неминуемой
гибелью, на которую обрек их гнев Энлиля, ожидающие лишь конца
мучений, люди почувствовали в Аннипаде вождя, призванного по
воле Всевышнего спасти их. И они собрались, сгрудились вокруг
человека, осененного благодатью божьей, внимая каждому его
слову и ожидая от него избавления.
— Мужи племени! Братья! — громко, отчетливо и намеренно
спокойно произнес Аннипад. — Радуйтесь! Владыка жизни с нами!
Он и на этот раз спасет свое племя от гнева Энлиля. Только что,
по молитве, он послал мне доброе знамение, избрав меня,
отпрыска блаженного Зиусудры, быть исполнителем его
божественной воли. И поэтому я требую, чтобы вы верили и
повиновались мне так же, как в дни войны, ибо война — тоже кара
господня.
Братья! Вы храбрые и доблестные бойцы, и не раз вам
приходилось смотреть в глаза смерти, но вы с честью преодолевали
самые грозные, самые зловещие опасности. Так опомнитесь и
наберитесь мужества! Вы — мужчины! Не мечитесь подобно стаду
испуганных овец, ибо сам Всемогущий ведет нас.
Раздался новый мощный толчок, и с ужасающим грохотом
часть Города вместе с недостроенным храмом Энлиля бесследно исчезла в водах бездны Абзу. Перепуганные, дрожащие люди еще
плотнее сбились вокруг вождя, излучающего хоть какую-то
надежду. Аннипад не позволил демону страха вселиться в свою душу,
и спокойствие энси, основанное на непоколебимой вере в
могущество и добрую волю Энки, передалось и остальным.
Неожиданно Аннипад широко улыбнулся, вызвав в ответ подобие
робких улыбок.
— Братья! Пока еще Энлиль не использовал против нас свое
самое грозное оружие — потоп, но, наверное, ждать осталось недолго.
— Энси вознес правую руку. — Воины племени! Повелеваю вам
поспешить к домам вашим и, не задерживаясь, взять тех из
родичей, кто сам может идти или сидеть на осле; захватить
немного еды, плащи и теплые накидки для детей и уходить как
можно быстрее от моря, от воды, в предгорье; ибо чем выше мы
поднимемся, тем труднее будет Энлилю утопить нас. Да поможет
нам Владыка судеб!
И общинники, подобрав оружие, дружно, как на учениях,
побежали через развалины туда, где совсем недавно стояли их
дома и пульсировала полнокровная городская жизнь.
Аннипад обнял оставшихся с ним братьев и попросил уговорить
отца, предавшегося горю, не оставаться среди груды развалин,
ибо Энки того не желает.
— Ты, о мой старший брат, — голос энси потеплел, — захвати с
собой всех храмовых ослов, каких найдешь, в дороге они будут
очень нужны. — Аннипад немного помолчал и поморщился. —
Присмотри за моим сыном, брат, и по пути обязательно зайдите
за дядей. Я тоже поспешу, уж и не знаю, к чему приду. Встретимся
за Городом.
— Успокой свое сердце, о мудрейший из энси, — Энентур с
почтением и любовью заглянул в глаза человека, перед которым
он преклонялся и который по воле бога оказался его братом. — Все
будет сделано по словам твоим.
И вновь земля задрожала от ударов Энлиля. Отзвуки чего-то
страшного, происходящего на противоположной стороне острова,
отдаленным грохотом донеслись и сюда. Аннипад скорбно покачал
головой и заторопился к дому Мешды, придерживаясь бывших улиц. Отовсюду, разрывая душу, неслись стоны и мольбы о помощи,
рыдания женщин и плач детей, рев непоеного скота. Прыгая
между валявшимися повсюду обломками строений, обходя куски
стен, под которыми виднелись изувеченные тела и обрывки
одежды, Аннипад горестно думал о том, что немало его
соплеменников обрело плачевный конец, погребенное обру-
шившимися на них стенами собственных домов. Город лежал в
руинах; не было ни заборов, ни стен, укрывавших дворики и их
тайны. И лишь небольшие приусадебные сады, в которых
копошились лихорадочно собирающиеся семьи, разделяли людей,
объединенных одним, общим горем.
Энси видел, что пострадали по большей части старики,
