Когда пронзительный гудок, похожий на крик умирающего кролика, огласил помещение, вспугнув прикорнувших под крышей голубей, мы поняли, что неплохо бы поторопиться. Мотороллером Принцесса дорожила больше всего на свете, и не исключалась ситуация, в которой 'грабителей', то есть нас, опознали бы уже после нанесения ранений, несовместимых с жизнью. Я вскочила на ноги, в которых еще гуляли остатки недавних удовольствий, покачнулась, но устояла. Аксель, смахивающий сейчас на койота, застуканного в птичнике, пытался зараз надеть штаны и застегнуть рубашку. Не позволив себе дольше наслаждаться этим весьма потешным зрелищем, я рывком натянула джинсы на его тощие бедра, дернула на себя ремень... И тут у входа в танцевальный зал полыхнул огонек выстрела, а мне на голову посыпалась какая-то труха. Элейн стреляла по памяти, то есть, она запомнила место, где припарковала скутер, и жахнула чуть поверх. Видеть нас в темноте она, разумеется, не видела, иначе я бы горелой спички не дала за наши шкуры. Но вот ведь дура! Гребаный гудок мог кто-то и случайно задеть!
— Не иначе натановская двустволка, — прошипела я Акселю в ухо. — Дадим ей пальнуть еще, а потом — деру!
— Зачем? — удивился цыганин. — Скажем ей, что это мы.
— Кто — мы? Ты и какая-то шлюшенция, обскакавшая Элейн на конкурсе и подрезавшая у нее мужика, или ты и сладкозадый Томми?
Принцесса разорялась, потрясая винтовкой. Cтоя в квадратике тусклого света, Элейн требовала от воров выйти с поднятыми руками, дабы она могла перестрелять их к едрене фене. Оплот здравомыслия, как и всегда. Будь мы всамделишными мопедокрадами, цыганка уже получила бы в телеса парочку арбалетных болтов.
Акселю понадобилось несколько секунд для размышлений над нашим щекотливым положением, а потом он вложил мне в руку какой-то круглый слегка шершавый предмет.
— Надеюсь, это не лошадиное дерьмо? — возмутилась я чуть громче, чем следовало.
Принцесса вскинула ружье и повела им из стороны в сторону, силясь рассмотреть источник звука.
— Нет. Яблоко. Обычное, не конское, — Аксель прыснул в кулак. — Швырни в Эльку, когда я побегу, потом двигай за мной.
Опуская дальнейшие подробности, отмечу лишь: Элейн сбила яблоко в воздухе. Да, стреляет она изрядно.
Мы, хохоча, бежали по переулкам, забрызганным отблесками редких фонарей, и тяжесть, давившая на мое сердце, почти забылась. Прохожие оглядывались нам вслед, некоторые приветственно махали руками, добродушно и пьяно посмеиваясь. Да уж, цыганская дочь за любимым в ночь...
Недалеко от стоянки, в тупичке между домами, состоялось мое перевоплощение обратно в Тома. Внутри меня что-то изменилось в этот странный вечер, когда грусть вмиг сменяется беззаботной радостью и твердой уверенностью в способности счастья длиться вечно. Неужели это и есть любовь, о которой спето столько песен, написано столько книг? Так или иначе, глупая необходимость скрывать происходящее между мной и Акселем начинала меня тяготить. Стоило ли того обличие Томми?
А в таборе нас ждала предсказуемая, но от этого не менее грустная весть — Сагерт умер.
**
Джо выглянул в окно: город и предместья вокруг него усеивали яркие точки — костры, газовые фонари, кое-где даже мерцали неоновые вывески, невесть как пережившие войну. Ярмарка заканчивалась, усиливая тем самым желание людей напраздноваться вволю. Оно и понятно — быт фермера или ранчера не изобилует развлечениями.
Справа возвышалась громада Саладо-пика, виднелся внушительный пикет из десятка человек, охраняющих подступы к РЛС.
Да, власти извлекли из выходки Тома урок.
Получается, приключения Джонатана Хайда закончились, не успев толком начаться. Послание инопланетянам, в существование которых он не верил, отправлено. Куда караван двинется теперь? Куда теперь, в конце концов, двинется сам Джо?
Туве сидела на кондовой железной кровати и рассеянно разглаживала складки на одеяле. Они впервые собирались заняться сексом в помещении, и ее, несомненно, угнетала жаркая замкнутость четырех стен. Обычно девушка уводила Джо в степь, когда у него возникала охота, но Саладо окружали бесчисленные палатки любителей отдохнуть задарма. Хайду с превеликим трудом удалось снять комнатушку в захудалой гостиничке, за стенами которой непрестанно выл ветер и шуршал песок. Саладовские подворья были забиты под завязку, но этот район города пользовался дурной славой — надо полагать, из-за расположенной на скале станции.
По мнению Джо, настал хороший момент для разговора об их с Туве дальнейших взаимоотношениях. Последнее время девушку будто угнетала какая-то беспокойная мысль. Она потускнела — слово точнее всего описывало впечатления Джонатана, — и, разумеется, он волновался по этому поводу. Но начать решил издалека.
— Что еще следует делать, если рассчитываешь свить с кем-то гнездо не на один год? — вопрос получился странным, но сформулировать его иначе Джо не сумел.
— Надеяться, мелкий Джо... — Туве слегка наклонила голову. — Нет-нет, оставь ставни открытыми. Эта комнатка такая маленькая.
— Извини, кажется, я начинаю смахивать на тех типов, 'которым ты слишком нравишься', но я счастлив, и, надеюсь, так будет всегда.
— Когда гнездо свито, танец исполнен и анима разделена, в наших руках остается лишь самая малость. Тебе хорошо — это главное. — Туве несмело улыбнулась.
— А ты? Счастье должно быть только общим, — Джо хотелось выглядеть хорошим парнем. В принципе он и являлся таковым большую часть времени, а хорошие парни думают не только о себе. Потому, помолчав, Джо добавил: — Для меня куда важнее твои чувства.
— Мои чувства и мысли не имеют значения. Не волнуйся, мелкий Джо, наверное, все еще обойдется, — Туве слегка подвинулась на кровати, освобождая место для него.
— Не пугай меня, Туве! Ты говоришь так, точно уже стряслось что-то плохое. Что не так? Что может не обойтись? — заполошно воскликнул Джо.
— Вселенная не приняла наш союз, и мы беззащитны перед духами. Я предупреждала — ты не готов. Но я присматриваю за тобой....
— То есть произошедшее между нами случилось против твоей воли? — Джо испуганно заморгал глазами. — Почему же ты не сказала мне? Я ничего не знаю о духах, но я бы никогда не сделал ничего, способного причинить тебе вред или огорчить...
— Наша воля принадлежит нам самим, даже если мы действуем под сенью судьбы. — Туве медленно распустила завязки топа. — Не волнуйся. Просто радуйся.
— А ты радуешься? — пожалуй, вопрос из разряда глупых, но Джо не мог не задать его.
— Да. Хотя, в отличие от тебя, не рассчитываю на то, что это продлится вечно, — девушка, освободившись от трусиков, поманила Джонатана пальчиком.
— Ну, тогда мы справимся! — Джо улыбнулся, ощущая себя большим и сильным, короче, героем. Он снял халат и бросил его на табуретку. — Фиг я отдам тебя каким-то духам.
Последнюю фразу он произнес тихо, одними губами, однако, ему почудилось, Туве легонько, с одобрением кивнула. А немного погодя мрачные мысли вылетели из головы Джонатана Хайда.
Кто-то после секса любит покурить, другие — поесть, третьи — поспать. Джо после удачного, по его мнению, совокупления обожал потрепаться. Не раз и не два его заносило в такие дебри, что ошарашенная столь мощным и внезапным словоизвержением дама уезжала домой на такси, не дожидаясь утра. Если Джо правильно истолковал болтовню дикарки, до своего дома она сумела бы добраться только на самолете, и он ничем не рисковал. Наверное.
— Туве, я сейчас расскажу тебе одну историю. Прозвучит она, конечно, неправдоподобно (вряд ли ты поверишь), но не хочу держать от тебя секреты. Я родился без малого сто лет назад в городе, который назывался Нью-Лорк... — Джо разглагольствовал долго, стараясь не упустить существенные детали. Впрочем, он очень смутно представлял, которые из них Туве сочтет таковыми.
За окном по-прежнему выл ветер, иногда донося снизу, из города, музыку и обрывки голосов. Изредка слышался треск шутих.
— ... и увидел тебя. Уже тогда я подумал: 'Вот самое прекрасное в этом разрушенном мире'. Да, именно так. — Вряд ли Джо осознавал двусмысленность своего комплимента. Ему редко удавалось в полной мере контролировать словесный поток. — Теперь ты понимаешь, почему все вокруг кажется мне таким чужим?
— Не одному тебе снятся странные сны, Джо. Забудь о нем и живи в настоящем. — Губы Туве улыбались, но глаза переполняла печаль.
— А я и так живу — вот оно, мое настоящее! — Джонатан обнял девушку. — И иного я не желаю.
Туве медленно потерла щеку. Когда она отняла руку, на ее загорелом лице остался лишь бледный след от белого треугольника. Глина отошла легко, осыпавшись пылью в ладонь.
Взрывы петард и крики раздались ближе. Должно быть, городская детвора решила запустить с горки пару-тройку ракет.
— Кстати, а как тебе идея Акселя с посланием инопланетянам? — неожиданно полюбопытствовал Джонатан.
— Мир велик, мелкий Джо, — ответила Туве. По скуле ее скатилась слеза. — Слишком велик...
**
Очередной хлопок прозвучал не сильно громче предыдущих. Замок на двери в каморку лопнул, исчезнув в облачке щепок и кусочков металла. В дверном проеме стояло...
'Джунгли ожили и забрали его', — промелькнула в голове Джонатана реплика из какого-то старого фильма. Так вот, в дверях, тускло освещенная коридорными газовыми рожками, высилась призрачная фигура — ничто, обретшее форму. Панический ужас сковал тело Хайда. Вернее, даже не ужас (как ни странно, он не особенно-то испугался) — просто в очередной раз 'выключился', способный лишь наблюдать.
Туве наоборот, отреагировала слишком быстро. Она вскочила, но запуталась в одеяле — похоже, вещи вздумали отомстить за презрение к ним. Призрак поднял правую 'руку', послышалось три негромких хлопка — тех самых, напоминающих шутихи. Что-то теплое брызнуло в лицо Хайду. Туве медленно повалилась на пол, пытаясь уцепиться за медную шишечку на кроватном столбике. Какое-то время Джо тупо смотрел на расплывающееся под ней озерцо, бордово-черное в свете жировой лампы на тумбочке, потом глаза его закатились, и он шлепнулся обратно на грязную подушку.
Глава десятая
Николас Валехо хорошо знал, как выглядят самые чудовищные лики войны. Именно поэтому он сделался бездомным бродягой. Именно поэтому он сейчас сидел в грязном баре на окраине Эль Саладо в компании здоровенного дикаря и методично, стакан за стаканом, вливал в себя дрянное пойло. Какая, в конце концов, разница? Скоро все вновь полетит в тартарары.
Детство ребенка, растущего в поселке, бывшем когда-то военной базой, разительно отличается от опыта обычной 'пустынной крысы' или фермерского сынка. Крошка Ники беззаботно резвился среди ржавеющих остовов самолетов, так и не успевших взлететь, совался в бездонные шахты, где когда-то таились ракеты, расколовшие небо и землю. В душе он мечтал увидеть ракету или самолет в их родной стихии.
Повзрослев, Николас Валехо счел, что Последняя Война оставила выжившим чересчур много возможностей превратить ее в Предпоследнюю. Кое-кто разделял его мнение, считая начало следующего крупного конфликта вопросом времени. Разумеется, они не ошиблись — аккурат в тот день, когда мечта крошки Ники увидеть летательный аппарат 'на ходу' сбылась, Николас Валехо лишился дома, близких и покоя.
Только увидел он не самолет — вертолеты. Вертолеты войск НЛО.
И вот теперь, столько лет спустя, кошмар повторялся вновь. Война меняла обличия, но продолжала преследовать Ника.
Он изучил немало механизмов, придуманных человеком. Одни — по выцветшим кинопленкам и фотографиям, другие ему довелось потрогать и отремонтировать. Николас получал удовольствие, восстанавливая и отлаживая сложный внутренний мир технических устройств. По иронии судьбы, за последний десяток лет ему в основном доводилось 'оживлять' оружие. Дни, когда кланы дикарей бились в снегу стенка на стенку, держа проржавевшие скорострельные винтовки за погнутые стволы, безвозвратно канули в прошлое, по крайней мере, в этой части Эос. И потомкам этих варваров, и так называемым 'цивилизованным' людям, выходцам из комфортабельных подземных ковчегов, уже не достаточно было ножей, дубин, пистолетов и даже танков: они хотели, подобно пращурам, испепелять целые армии походя — нажатием пары кнопок. Слава небесам, значительная часть орудий такого рода превратилась в бессмысленные куски радиоактивного металла, но, как известно, свинья грязь найдет. А уж люди — тем более.
А иногда оружие само находило их.
Так случилось и в этот раз. Ник нанялся работником на ферму в крохотной деревеньке Эчеверия, расположенной на побережье, и три месяца, проведенных там, причислял к лучшим в своей жизни. Да, порой прихватывало поясницу (сказывался возраст), но еда была вкусной, а флиртующая с ним хозяйская дочка — красавицей. Вдобавок, Николас обожал морские виды. 'Кто знает, — говорил он себе иногда, пропустив рюмочку-другую в местном трактире, — может, я задержусь тут подольше. Дора такая милашка, хоть и не блещет умом, а из моего сарая открывается чудесный вид на океан'. Вероятно, Валехо не лгал себе и остался бы в Эчеверии навсегда. Но война отыскала его и здесь.
Когда появилась лодка, местные приняли ее за кита. О небо, Николас отдал бы пять лет жизни за то, чтобы это оказался гребаный кит. Громадная, покрытая ракушками и потеками ржавчины, субмарина села на мель примерно в километре от пляжа. Даже с такого расстояния размеры ее поражали. 'Гроссийская атомная подлодка', — подумал Ник, глядя, как рыбаки улюлюкают и скачут по песку, потрясая острогами, как грузятся в утлые лодчонки и гребут к океанскому исполину.
Как уже не раз случалось с ним раньше, Валехо опоздал. У бродяг редко набирается много пожиток, но Николасу потребовалось время на поиски нужного количества воды и съестного — путь предстоял неблизкий. Поэтому, когда он подготовился к отбытию из Эчеверии морально и материально, деревеньку уже оцепили вооруженные люди.
Да, слухи разносились быстро даже в нынешнем разрушенном мире. Не он ли, Николас Валехо, в минувшем месяце помогал налаживать телефонную линию? Обстоятельства вынудили Ника остаться, врать перепуганной Доре, что все будет хорошо, и ждать возможности для побега. На счастье или горе, возможность такая вскорости возникла.
**
Грюн заметно опережал в интеллектуальном развитии своих соплеменников (да и, если начистоту, не только их). Но, на беду, он родился в месте крайне диком и неприветливом. Таковыми дебри Южной Лармерики считались и до войны, а после нее положение закономерно изменилось к худшему. Поэтому Грюну приходилось поневоле укреплять мускулатуру, а развитие умственных способностей в его приоритетах занимало одно из последних мест. Однако именно непомерная сообразительность спасла его после того, как заколотый живоглот, корчась в предсмертных судорогах, ударом хвоста повредил Грюну спину.
Среди дикарей почти нет стариков и хворых вовсе не по причине впечатляющего здоровья — племя не могло позволить себе содержать нахлебников. Поскольку сородичи Грюна не брезговали каннибализмом, дикарь не строил иллюзий касательно своего ближайшего будущего и покинул племя, как только более или менее твердо встал на ноги. Впрочем, ноги не увели его далеко — ускользнув от своих, Грюн столкнулся с охотничьей командой работорговцев. И вновь интеллект выручил его, когда спасовали мускулы. Едва один из охотников разворотил выстрелом древесный ствол справа от дикаря, как Грюну открылась вся тщетность сопротивления. Он отбросил дубинку и покорился судьбе.
