— Подожди, не торопись, — Кафангер, вновь отхлебнул из кружки. Могучие, корявые, как дубовые корни, руки упали на стол. — Давай разберёмся по порядку. Столько слов незнакомых: Француз — это кто? Тот, о котором говорит весь Кокуй, и который показывал свои диковинки молодому царю Петру в доме Лефорта неделю назад, верно?
— Да.
— А где он показывает фокусы?
— Договорился с арендой большого помещения у какого-то богатого московского купца. Приволок туда новый аппарат. И приглашает всех желающих с детьми на представление. Продаёт билеты.
— А билеты — это что?
— Такие цветные бумажки, купив которые можно попасть на сеанс.
— А где продаёт?
— Там, где дают представление, поставил небольшую будку. Назвал "Касса". В ней продаёт билеты.
— Понятно! — пиво весело забулькало, наполняя бездонную утробу.
— Патрик, приятель! — губы вытерли широкой пятернёй. Смачно отрыгнули. Зал обвели сытым и благосклонным взглядом...
— Я всё понял — всё уяснил — слушай мой совет: Берёшь деньги, идёшь в кассу, покупаешь билеты и ведёшь своих ребятишек и любимую жёнушку на представление. И не расстраивайся ты так по всяким пустякам! Главное — семья, дети и спокойствие в доме.
— Хорошо тебе говорить?! — убитый горем отец резко подняв голову, словно очнувшись от тяжелого сна. — А знаешь, сколько мне придётся заплатить за билеты?
— Сколько?
— Полтора рубля! И то... если рано утром пробежать половину Москвы и успеть занять очередь!
— Доннер-веттер! Саперлот! (Гром и молния! Черт возьми! — Нем.) — от неожиданности громко и неприлично выругались. Сдвинули на бок парик. — Сколько ты сказал, стоит? Я не ослышался?
— У меня трое ребят, плюс я с Мартой. На каждого по тридцать копеек. Итого за всех вместе надо заплатить полтора рубля. Полтора!
— Менц, перца тебе в кишки! — "пивной бачёнок" разинул рот, пораженный простодушием собеседника. — Ты сошёл с ума! Это несусветная глупость — отдать такую сумму за просмотр каких-то картинок на стене. Ты же умный, просвещённый человек, отец многодетного семейства... и собрался платить бешеные деньги за каие-то непонятные художества? Кстати, отчего такие цены? Насколько я помню, говорили, что француз приглашал на первый сеанс по три копейки — и то, все наши сокрушались — очень дорого. И никто не хотел идти. А тут, полтора рубля?!
— Три копейки — стоил первый сеанс, несколько дней назад, — оправдывался отец большого семейства. — Я едва успел купить билеты, когда эти ушлые московиты, скупили остатки и начали перепродавать по десять.
— Ха-ха-ха, — от всей души веселилился Кафангер, не забывая прикладываться к кружке. — Глупые, не мытые северные олени! Разве можно платить за это — ДЕСЯТЬ! копеек.
— Тебе... ха-ха-ха, а помещение на полсотни человек было переполнено. Люди стояли в проходах ради того, чтобы их чада могли лицезреть "Восьмое чудо света", возможно, единственный раз в своей жизни! Они посчитали это очень даже дешево. А Поль Дю Реварди настолько был доволен успехом премьеры, что тут же собрался повторить представление на следующий день. При этом решил увеличить количество мест в двое, расширить экран во всю стену, и до пятнадцати копеек увеличить стоимость билетов.
— До пятнадцати?!
— Да.
— Во, дурной! По таким ценам к нему никто не пойдёт. С чего он будет платить аренду? Он разорится! Пролетит, со своими картинками, как ветер над Кокуем!
— Я тоже думал так. Поэтому на следующий день не спешил в кассу. А когда пришёл покупать — билеты остались только у тех, кто приобрёл их рано утром и любезно решил перепродать мне, но уже по цене двадцать копеек.
— Хоц таузент! Вас ист дас? (Проклятье! Что это такое? — Нем). — Кафангер выдохнул, брызжа "ядовитой" слюной. — Двадцать копеек? За один билет? За ОДИН! В этой чёртовой стране есть вообще нормальные люди?
— Я тоже так думал. А пока размышлял брать или нет билеты — их осталось всего десять и уже по стоимости двадцать пять.
— Хорошо, допустим. Но сейчас ты говоришь о полутора рублях. Если разделить сумму на пять человек, цена одного билета составит тридцать копеек! Правельно? То есть, француз, за три дня увеличил стоимость своего показа в ДЕСЯТЬ раз?! Почему?
— Он объясняет тем, что завтра будет представлена полная авторская театрализованная программа. Никто, никогда и нигде не видел такого. Мы будем первыми свидетелями зрелища небывалого масштаба!
— Авторская? Театрализованная? Программа? Это ещё что за чёрт?
— Покажут больше картинок. Действие разбили на две части. Снова увеличили количество мест и размер экрана. Пригласили музыкантов, певцов народных песен. Станет несколько чтецов. А ещё, будет... антракт.
— Доннер-веттер! Сакремент! (Немецкая ругань). А что такое... АНТРАКТ?
— Пока не знаю. Но звучит очень заманчиво и привлекательно.
Глава 39.
Руки Поля Дю Реварди, белые, холеные, с длинными, тонкими пальцами, унизанными перстнями, выдавали волнение хозяина: Постукивали по раме, поглаживали руль, мяли седушку.
Француский дворянин тяжело вздыхал. Попинывал шину широких колес. Задумчиво смотрел на проплывющие в небе облока. На душе было тоскливо. Из головы не выходили печальные строчки...
Возврата к прошлому не будет -
Оставь навек свои мечты...
— Месье, — привлекая внимание, подбежал слуга. — Велено передать — "Едуть".
— Вот и всё! — произнёс Поль. — "Едут". Значит — "И нам пора...".
— Федька, — он резко позвал помощника. По-деловому начал ввинчивать руки в широкие мотоциклетные краги. Сгибать, разгибать пальцы. Крутить руками. Гонщик одел на лицо "лётные" светозащитные очки. — Быстро в повозку. Ту друа. (Вперёд — фр.)
— Батюшка-кормилец, может быть ты всё-таки один-ча? — мужик прикрыл глаза и так сморщился, будто понюхал крепкого хрена. — Недолюбливаю я эту дудку. Вроде катался несколько раз, а всё равно страшно. Взял бы ты Антоху. Он вроде поболе меня в плечах, да поздоровее.
— Айе ла бонтэ дё. Сюкин сынь! Чертов коноваль! Залезать. Мигом.
Ох-тя, горюшко - бяда,
Во дворе горька трава... — запричитал несчастный рифмаплёт, всовываясь в двухместное "Велобагги".
Водитель поправил, очки. Руками упёрся в руль. Для удобства поёрзал туда-сюда в "кресле". Глубоко вздохнул и раскачиваясь, начал давить на педали.
Велотележка подобно искалеченному, унылому насекомому, медленно выползла на улицу, развернулась, "чихнула" клаксоном и прижимаясь к забору, шурша шинами, побежала по утоптанной дорожке.
.....
Московская "Центральная часть двуполостной скоростной магистрали" была в пух и прах разбита водителями грузового транспорта.
Кочки, ямы, лужи чередовались одна за другой. Заставляли карету вилять из одной стороны в другую подобно "заду" неприличной женщины.
В карете отчётливо видны взъерошенные волосы людей, горячо обсуждающих что-то на исчерченном листе бумаги. Громкий спор, крик, хохот хорошо слышан прохожими. Из окна вырываются клубы дыма от трубок, которые дымят так, словно внутри разожгли костер и накидали в него сырых веток.
Карету догнала необычная повозка. Посади веселый смех ребятишек стайкой бегущих вслед. Звуки писклявой дуделки пугают редких прохожих.
Водитель необычного транспортного средства, почтительно просигналил "правительственному картэжу", неспешно, обогнал карету и нахально помчался с ветерком далее.
— Симошка, — Пётр по пояс высунулся из кареты. Обратился к извозчику. — А ну, догони эту самоделку, живо!
.....
— Я рад приветствовать ваше царское Величество, — Дю Реварди склонился в низком поклоне, когда "Багги" испытателя прижали к забору.
— Эта-а чего тако за ерепень, а? — Петр подбежал к невиданному "Механизму". Усы его шевелились. Глаза горели огнём от возбуждения.
— О, великий государь! — Поль улыбнулся во все зубы. — Я есть проводить опыт свой новый изобретений. Движущий повозка. Назвать его "Веломобиль".
— Так, так, так! — царь важно надул щёки. — Значит, в тихушку изобретаем. Никому не говорим? Никто не знает. Приказ как всегда спит?! Ушами хлопает! Мух не ловит! Почему?
— Это, есть, опытный, единственный число, экземпляр во весь мир. Он, ещё не совсем готов. Проходить первый испытаний заезд. Пока не о чём доложить. Совсем не готов. Даже нет чертёж. Все мысли в голова.
— Пётр восторженно обошел транспортное средство. Поцокал языком. Подошел к Федьке, "спратавшемуся" на пассажирском сидении. Выдернул его за ухо из "авто", подобно морковку с грядки.
— И как работает, этот самодвижущийся "Не о чём доложить экземпляр"?
— Ваше Великое Величие! Это есть фсе просто! Федька, кажи, для Его царь-государь — очень красиво — самый суть изобретений!
Поэт, растирая красное ухо, поднял подбородок вверх, как будто ему крепко звезданули кулаком под челюсть, выпучил глаза, затараторил....
Крути педали веселей.
Сил на дорогу не жалей.
Рули рулём, лети стрелой
Ты будешь первым — ты ерой.
— Сейчас к-а-ак дам в репу! — Пётр лихо замахнулся на "вживую интелегенцию". — Сказывай нормально, без всяких загазюлин и расфуфырин. Как управлять ентой калымагой?
— Ваше Величество, — француз решил прийти на помощь своему помощнику. — Всё есть просто. Садить себя, сюда, на это место. Ехать вперёд — крутить вперёд, те штуки. Их звать "Педаль". Ехать назад — вертеть "Педаль" назад. Это есть руль: Поворачивать лево — право сторона. Это ручка "Стоп" — тормоз — чтобы остановить после разгон. Это, место водитель . Он рулить "Веломобиль". Он главный. Это место — пассажир — он тоже крутить педаль. Вдвоём крутить — тогда ехать быстрей — всех обгонять.
— Ёлы — палы, так просто! — Пётр разжал зубы и хохотнул, с уважением поглаживая раму чудо-творения. Взялся за руль. Покрутил. Поставил ногу на педаль. Чуть нажал. Повозка дёрнулась вперёд.
— Слушай... Месьё. Дай прокатиться! Дай, не жадись!
— Вообще-то... я никому не показывать свой изобретений. Это есть сильно большой важный секретный секрет. Который стоит очень, очено больших денег. Но-о, для вас, Ваше Великое Величество! Конечно. Пожалуста. Извольте! Всегда рад. Катайтесь удовольствие.
— Алексашка! — царь повернулся к Меншикову. — Ну ка-ся, иди сюда. Садись. Погоняем — обкатаем енту чудо-юду "Механизму".
— Э-э-э, мин херрц! — денщик царя нехотя показался из кареты. — Может быть... Ну, её растреклятую. Мало ли чего, там, понапихано? Вдруг. К-а-ак упадёт где-нибудь? Или задавит кого по дороге? Да и смеятся будут — нас же все собаки облают! Про баб я вообще молчу.
— Залазь, давай. Живо!
* * *
