Ивановна, сдерживая смех, утешала Игорька, что это просто симпатии, а по-серьезному нравиться должна только одна.
-Ну тогда ладно, а то я уже подумал, что вон как сосед наш — бабником стал. Не, он уже старый, а все девок меняет, как Кузьминична ворчит. Да не подслушиваю я, просто мы в школу идем, а он с нами в лифту ездит, и с ним другая тетенька каждый раз. А Кузьминична плювается тихонько и ворчит, а у меня слух хороший, вот и слышу. Чё? Слух музыкальный? Не, ну на фиг, вон, Игорь Крутов в музыкалку ходит, какие-то гаммы учит, даже погулять-побегать времени нету. Я же как папка в офицеры пойду, на фиг мне всякие скрипки, да и некогда мне, мы с папкой и Соней в бассейн ездим, приемчиками тоже занимаемся, и Мурка меня стала мало видеть. Ты, Ивановна, папке такую рунду, ерунду то есть, не скажи, я сразу притворюсь, что глухой. В школе-то? Пою, ну как все. Самая любимая песня? Чё, спеть прям щас? Ну, слушай:
-Дремлет притихший северный город,
-низкое небо над головой.
— Что тебе снится, крейсер 'Аврора',
-в час, когда утро встает над Невой?
Звонко запел ребенок, его голосок разносился далеко, и улыбались и суровые мужики, и молодые стажеры, и, конечно, папка.
-Ох, Игорек, вот уедешь на все лето, как скучно без тебя будет.
-Да не переживай. Я в августе вернусь и сразу к вам в гости приду с виноградом.
Аверы уезжали от дочки и внука с неохотой. Что деду, что бабуле очень не хотелось оставлять такого крохотульку, уж больно сладкий внучок уродился. За месяц, проведенный ими у Козыревых, он заметно подрос, округлились щёчки, порозовел, на ручках наметились перевязочки. Деды — Саша и Игнатьич не отлипали от него.
А Лёшка не уставал любоваться кормлением сыночка. Маленький человечек, когда хотел есть, просыпаясь, громко возмущался. Настя, меняя ему памперс, приговаривала:
-Ах, она, мамка, сыночек проснулся, кушать хочет, попа мокрая, а она и в ус не дует.
Малышок пищал, махал ручками, требовал свое, и когда его, наконец, подносили к мамкиной груди, начинал жадно, захлебываясь и торопясь, сосать. Потом, уже успокоившись, что вот она, кормежка -рядом, начинал покряхтывать и причмокивать. Настюшка с нежностью смотрела на него, а Лёшка, замирая, любовался своими такими дорогими женой и сыном. И не было в его теперешней жизни счастливее моментов.
-Мадонна с младенцем! — негромко говорил он Асеньке, — Какие вы у меня... не подберу слов.
-Ты у нас, папочка, тоже самый-самый.
Папочка осторожно забирал насытившегося и засопевшего сыночка и укладывал в кроватку, опять долго любовался своим мужичком и нежно-нежно целовал Асеньку.
Аверы полностью успокоились за дочку, единственное, что оставалось неопределенным — дальнейшая Настина учеба. Подумав все вместе решили, что академический брать не стоит, лучше перевестись на заочное. Год терять не хотелось, да и с годовалым ребенком учиться на дневном было не очень реально: то зубки будут резаться, то мало ли какая инфекция, простудные всякие, ветрянка. Саша, Минька и Настюша поехали в институт подать заявление о переводе.
А бабуля Алюня осталась с Ванюшкой.
-Ребенок, похоже, в Козыревскую породу — спокойный, Настюшка была более беспокойная, а здесь папино Лёшино передалось. А может, ещё и дядьки Миньки тоже,— негромко говорила она Игнатьичу, поглядывая на спящего малыша.
-Наше и ваше, и свое собственное у него точно есть! Лешка мой вон как раскрылся, всегда такой немного замкнутый был, а сейчас глядеть на них с Асенькой одно удовольствие, в добрый час они встретились. Ты, сватья, не переживай, Лёшка мой — мужик кремень, он даже больше, чем я — мой батя Игнат. Я все больше в нем отцовского замечаю, а батя у меня мужик надежный был, вон как сват Саша.
-Да видим мы все с мужем, думаешь, дали бы свое согласие, особенно Авер, если бы что-то не то в Леше было? Как же! Если Саша Настю к нему жутко ревновал, представь, как бы он кого другого принял? Мы очень рады за дочку, теперь бы вот ещё Мишуку нормальная девочка приглянулась, сам знаешь — болит за них, выросших, душа-то ещё больше. Как евреи говорят: 'Маленькие дети наступают на ноги, а большие на сердце'. Вот и переживаем втихую за сына, лишь бы и у него все сложилось как надо. Филюня уверен, что он ему подходящую уже нашел, посмотрим. Девочка родом аж из Хакассии, там какая-то тоже неполная семья. Отец, став предпринимателем, решил, что нужна молодая жена, ноги от ушей и всё такое, развелся. Маша его возненавидела — возраст-то был самый что ни на есть дурной, — тринадцатый год. А мамуля её руки совсем опустила, двадцать пять лет прожили, поженились-то ещё на первом курсе института, Машу долго ждали, родилась вот дочка — папашка до потолка прыгал. А недолго все и длилось, деньги, они ох как людей портят. Она Филюньке много чего рассказывала, наш младшенький как-то сразу к себе людей располагать умеет. Так вот и жили, мать совсем разболелась, хорошо, дед Машин по отцу наплевал на сыночка и перевез их в Новосибирск. Маша после школы в институт поступила, а мать как-то враз и угасла. Этот бывший заявился на похороны — девочка ему всю рожу располосовала ногтями, в истерике билась. Ни копейки от него не берет, тянутся с дедом на его пенсию и стипендию. А у того дурака жизнь-то наперекосяк, жена молодая сына ему родила, года четыре пацаненку что ли, а женушка-красавица переспала со всеми его как бы друзьями, вот и воспитывает сейчас ребенка один, с нянькой, но без матери. А Маша ни в какую с ним на контакт не идет. Маленького-то жалеет, но отца сказала не простит. Миньке-то ничего не говорит, все посмеивается, а Филюне как-то и доверилась, может, накипело у девочки.
-Ну, судя по всему, девочка сильная и, опять же, землячка-сибирячка, может,, и впрямь нашего дяди Мишука судьба? — Игнатьич помолчал, потом добавил, — может, её летом к нам на месяцок пригласить, пусть поживет, Москву посмотрит, и Мишука тоже позовем с племяшиком годовалым пообщаться?
-Мы с Авером хотели бы на неё посмотреть, Филюня говорит — хорошая, но росточком мелкая, Миньке до плеча не достает.
-Маленькая собачка — до старости щенок, — улыбнулся Иван, — лишь бы человек хороший оказался. А рост? Да табуреточку вон Миньке подарим или стремянку.
Миньку, приехавшего из отпуска, Никитич огорошил новостями про то, что у Лизы вот-вот будет двойня, и все мужики истово, кто как может, молятся и переживают за неё, про то, что их неисправимый Олег неожиданно, похоже даже и для себя, женился и теперь с утра до вечера страдает без молодой жены и, не ровен час,сорвется с работы, про то, что ему, Миньке, скорее всего, надо готовиться сразу после Нового года ехать на курсы повышения квалификации, вероятно, в Москву.
Юрий Палыч звонил с Никитичем посоветоваться — сразу же подумал об Авере, но предварительно все равно спрашивал мнение Никитича. -Ух ты, вот это да! — Минька искренне обрадовался за Лешниковых. — А кто, пол какой у детей, в смысле?
-Да вот и не знаем, Лизуня-хитрюга один раз только УЗИ и сделала, а там детки друг за друга спрятались, вот и гадаем, кто будет. Всем нам, мужикам, хотелось бы пацана и девочку, Егор смеется-две доченьки тоже класс, дед Дрозд говорит, что все равно кто, лишь бы все хорошо было. Вот и жду, неделя-две буду и я дедом. Опыта-то никакого, поди и на руки, грабли ведь, а не руки, не смогу взять дитя, побоюсь. Вроде вот в технике самые мелкие детальки беру, а ребенка-страшно.
-Ничего, — засмеялся Минька, — первый раз всегда сложно, а потом... У меня вон какой богатый опыт уже, с сестрички начал, а сейчас и племяшика, Ванечку уже подержать успел, они такие славные, три-четыре килограмма всего, а человечки.
Лиза же наслаждалась и беззастенчиво пользовалась своим положением, не переставая удивлять и напрягать своих папулек — то ей резко хотелось ананаса с малосольным огурчиком, то пива, ну вот капельку, то рыбки малосольной, не какой-то, а именно муксуна, что водится в северных реках. -Лизонька, солнышко, я Никитичу звонил, он сказал, что малосольного муксуна не довезут -испортится, только если как омуля закоптить или сушеного.
-Такого не хочу!
Егор стоически выдерживал капризы жены, только все внимательнее становился — срок-то подходил к концу. Живот у неё был огормный, может, будь она не такая худенькая, то смотрелось бы не так, а сейчас Левыч говорил про неё:
-Сначала живот идет — потом Лизавета.
Лиза совсем не могла нагибаться, Егор надевал и снимал ей обувь, а по ночам, когда его такая грузная жена с трудом засыпала, он вскидывался на каждый её вздох или всхлип. За пять дней до родов мужики ни на минуту не оставляли её одну, даже возле туалета стояли, поджидали, она ругалась, но мужики были непреклонны:
-Вот родишь, ходи куда хочешь и как хочешь, а сейчас не моги и думать одна идти! — отрезал Вишняков.
Сегодня он её повел выгуливать — Егорушка поехал в область, какое-то совещание нельзя было пропустить. Неспеша шли по дорожке парка, Лиза тяжело опиралась на его руку и как-то резко вздохнула:
-Что Лизуня?
-Да как-то неприятно, и низ живота тянет.
-А пошли, девочка моя, в сторону роддома, потихоньку.
-Думаешь уже, но срок-то не наступил??
-Девочка, у тебя двойня, какой срок? Может, пришло время им родиться, пойдем.
Немного прошли и Лиза охнула:
-Крутит живот как.
-Точно, мы сегодня родим, — встрепенулся Вишняков и подозвал шедшего неподалеку мальчишку:
-Колька! Иди-ка сюда.
Тот шустро подбежал, Вишнякова в городе знал и стар и млад. Вот и сейчас пацан с готовностью выслушал наказ Федорыча и бегом рванул к роддому. Когда охающая и часто останавливающаяся Лиза подошла с Федорычем к роддому, их уже ждали, Лизавету повезли на осмотр, Вишняков полетел переодеваться. Акушерка и дежурный врач были, как говорится, в полной боевой готовности.
Егор после звонка Вишнякова, извинившись перед коллегами по совещанию — жена рожает, — тут же рванул домой. Дрозд и Левка уже мотались по больничному двору в ожидании... У Лизы отошли воды и участились схватки, акушерка, принимавшая когда-то и её саму, подбадривала:
-Скоро уже, девочка, родишь!
Лиза держалась за руку Вишнякова, не осознавая, что сжимает её как тисками, а хирург, видевший очень многое за свою долгую врачебную практику, терпеливо приговаривал:
-Ну, девочка, ещё немного, дыши, милая, дыши.
Где-то через час вышел первый ребенок. Акушерка ловко подхватила его, шлепнула по попе и воскликнула:
-Девочка!
Лиза даже и не поняла ничего, её опять скрутила боль.
-Девочка! — сквозь шум в ушах услышала она голос Вишнякова. — Давай, милая, ещё чуток потужишься — и все, будешь отдыхать.
Ей казалось, что эти роды длятся уже целую вечность, она в каком-то отупении опять тужилась, опять были схватки, и вдруг все закончилось. Не было ни боли, ни схваток. Оглушенная и не до конца поверившая, что все — она уже, как говорится, отстрелялась, Лиза глубоко вздохнула и услышала писк— кто-то из её деток пищал не переставая, а второй так нехотя, через промежутки.
-Кто, кто у меня родился? — вскинулась она.
-Лежи, девочка, тихо, — акушерка положила ей на живот грелку со льдом, — а родила ты двух девочек. Одна — три килограмма, вторая — два шестьсот.
-У-у-у, обе девки, ни одного сыночка, — разочарованно протянула Лиза, а счастливый и радостный Вишняков шумнул:
-Вот второй раз двух пацанов и родишь.
Проследив, пока у Лизы вышел послед, расцеловал обессиленную, но довольную, что все закончилось Лизу, и пошел говорить радостную весть дедам и папке.
Едва он появился на крыльце, как мужики, курившие сигарету за сигаретой, дружно рванули к нему, на ходу кидая их в урну.
-Что? — обмирая спросил только минут десять как подъехавший Егор.
-А то! Две девочки у нас родились!
Левка заорал во всю мочь, а Егор как-то неверяще оглянулся на Дрозда:
-Сергеич?
Тот рывком обнял его и стояли они, обнявшись и не говоря ни слова, пока оравший Левка не налетел на них:
-Мужики, у нас две красавицы теперь есть!! Егорка, ты — ювелирных дел мастер!
-Уфф!! — новоиспеченный папа опустился на скамейку, — ноги что-то трясутся. Федорыч, Лиза как?
-Лиза твоя, — Вишняков показал ему руку, покрытую наливающимися синяками, — молодец, почти не орала, только вот щипалась, но что не выдержишь, когда внуки, внучки то есть, родятся. Все хорошо, она сейчас отдыхает. Девчушек осматривает детский врач, самое интересное, что первой родилась, та что поменьше, хотя обычно более крупный ребенок идет первым. Она же и пищит не переставая, а большая, так, пискнет немного, похоже, подумает, и опять чуть пискнет.
У всех мужиков эта информация вызвала какие-то глуповато-радостные улыбки на лице. Вишняков вытащил телефон:
-Ваньке надо позвонить! Сергеич, ты Рубцу-то звякни, поди, тоже волнуется.
Ванька Никитич, послушав, что ему сказали по телефону, орал, казалось, на всю тундру:
-У-ху-ху! Я дед!! У меня теперь две внучки!! Мужики, вечером накрываю стол! Девочки, две — у меня!!Минька, сообщи Лизаветиным пажам, что все хорошо, у нас девочки!!
И через день вся тундра знала, что у их дохтур-ки родились две здоровенькие дочки!
-Баб Тоня, чё ты вот ревешь-то? Я тебе обещал — приеду, ты лучше море скорее показывай. Соня про него так много рассказала, а я и не видел ещё.
-Давай, сынок, сумки оставим, переоденемся и пойдем! — мама, как всегда, мудро все расставила по местам.
Ребенок на минуту задумался, потом вскинулся:
-Точно, у меня же трусы в чемодане специальные есть, как у папки. Мы же с ним одинаки, ой, одина...ковые покупали. Пошли быстрей к тебе, -он взял баб Тоню за руку.
Пока доехали, пока попробовали всего, что баба Тоня приготовила, Игорешка вертелся как на углях, и, видя его такое нетерпение, собрались-таки к морю. Минут двадцать шли к нему и вышли.
Огромная масса воды с играющими в в небольших волнах солнечными бликами ошеломила ребенка. Казалось, кто-то невидимый, великанище точно, очень большой, играясь, направлял на берег тяжелую такую воду. Сонька, тут же сбежала с небольшого бугра и на ходу снимая специальное такое платье, вбежала в воду. А Игорешка замер, долго и внимательно смотрел на воду, что-то решал про себя. Мама и баушка не мешали ему осмыслить увиденное.
-Вот бы Мурка посмотрела! А, забыл, кошки не собаки, не плавают. Мам, это сколько же воды? Она чё, тяжелая-притяжелая? И я не утону в ней? И как тута, ой, тут,плавать-то?
— Давай пойдем к воде, разденемся и будем учиться плавать.
-Думаешь, я смогу?
-Не сразу, но сможешь!
-Пошли!
Худенький, бледненький в широких как у папки шортах, с сосредоточенным серьезным лицом, он выглядел потешно, но когда его волновало это. Боязливо, сначала едва намочив ноги, потом осторожно, шаг за шагом начал входить в воду. Набежавшая побольше размером волна шумно плеснула на него, намочив его шорты и попав в лицо:
-Ой! Соленная совсем вода-то, как вон суп!!
Алина нацепила на него круг, и пошли мама с ребенком поглубже, он внимательно слушал и смотрел как надо держаться на воде — не брызгался, молотя по воде руками и ногами, а медленно и не спеша пытался плыть с кругом.