Услышав скрип воротных петель, Дрэга приоткрыл один глаз.
— Привет земноводным, — сказал Стёпка, присаживаясь рядом с ним на сено. Дракон чуть заметно шевельнул хвостом и на большее его не хватило. Ему было лень. Ему было скучно, но хорошо. Иногда даже самым жизнерадостным и энергичным драконам нужно отдохнуть, чтобы набраться сил перед очередными приключениями. Тем более, если хозяин (или хозяева) и сами не слишком спешат покидать гостеприимную деревню.
Кстати, о гостеприимсвтве. Тут Стёпка с драконом мог бы поспорить. В гоблинском доме ему было отчего-то не по себе. Хозяева как будто ждали, чтобы он поскорее освободил их от своего присутствия, хотя впрямую ему об этом, понятно, не говорили. Но молчание бывает иногда красноречивее любых разговоров. Честное слово, даже в совершенно чужом доме мастера Угроха Стёпка чувствовал себя намного лучше. Это было странно и непонятно. Позавчера, после возвращения из Лосьвы на них вся Горелая Кеча смотрела как на героев. Ещё бы, они втроём сделали то, что не смогли бы сделать, наверное, все взрослые мужики из пяти близлежащих деревень. Прогнали весичей и выручили захваченную в плен родню, никого не поубивав и даже не покалечив.
Смакла не уставал рассказывать, как всё свершилось, и почти не привирал. Стёпка держался в стороне, хвастаться ему не хотелось, героем он себя не чувствовал. Он выпросил у гоблинов разрешения поселить дракона в пустом сеновале, чтобы спрятать его от любопытных глаз, и сам большую часть времени пропадал там же.
Бракша, отец Смаклы, смотрел на Стёпку хмуро, что было, честно говоря, довольно странно. По всему, он должен был бы благодарить Степана за то, что тот избавил его старшего от плетей и спас невестку с внуками от весского холопства. А он только буркнул что-то невразумительное и больше с гостем не разговаривал. И мать Смаклы тоже смотрела на Стёпку с каким-то непонятным испугом, словно ждала от него не то ругани, не то пакости. Стёпку это смущало и тревожило. Он даже почти собрался выпытать у Смаклы, что такое происходит, но сдержался и ничего спрашивать не стал. Мало ли что они тут о демонах думают. Ну и пусть себе. Ему до этого дела нет. Он всё равно скоро отсюда улетит. Вот прямо завтра же и улетит, вместе со Смаклой.
И вечером, когда устроили большой ужин и когда за столом собрались все Смаклины родичи, братья и сёстры, на Стёпку тоже поглядывали с осторожностью, никто с ним первым не заговаривал, и вообще он чувствовал себя совершенно чужим и лишним. Он из-за этого даже поскорее из-за стола выбрался и ушёл спать. А его уход, кажется, никто и не заметил, а кто заметил, тот обрадовался, что странный демон больше не будет смущать присутствующих своей чуждостью и непонятностью. Возможно, всё было иначе, но Стёпка подумал именно так. И ему ещё сильнее захотелось поскорее распрощаться с "гостеприимной" Кечей.
Кто же мог знать, что зарядивший поутру нудный дождь заставит отложить вылет сначала на день, затем на второй, и конца и края непогоде не было видно.
...Гоблин заявился на сеновал примерно через полчаса. Проскользнул в дверь, поднял над головой простенькую самосветку, разглядел в её неверном свете Стёпку и тоже сел рядом, прислонясь к драконьему боку.
— Скажи мне, Смакла, — решил выяснить всё Степан, — почему это твои батя с матерью на меня как на врага смотрят? Что ты им про меня наплёл?
Смакла повздыхал, поворочался, потом признался:
— Они боятся, что ты с них плату потребуешь за Гриняду и Слоёну. А денег у нас сейчас вовсе нет. Вот они и смурные такие, не знают, как тебе об этом сказать. Шибко боятся, что ты осерчаешь.
— На что осерчаю? — не понял Стёпка.
— Что уплатить нечем.
Стёпка сначала, конечно, здорово удивился, но потом подумал и решил, что удивляться нечему.
— А с чего это они решили, что я плату потребую? Ты, что ли, наболтал?
— Не, — мотнул лохматой головой Смакла. — Я им говорил, что тебе деньги не надобны, токмо они всё одно не верят. Не может быть, говорят, чтобы демон такое задарма содеял.
— Это кто тебе сказал, что мне деньги не надобны? — снова удивился Стёпка. — Деньги они всегда и всем надобны. Но я ведь брата твоёго вовсе не за тем спасал, чтобы плату за это требовать, а потому... просто потому что он твой брат, и потому что помочь вам хотел. Может, мне самому пойти и всё это твоему бате сказать? Поверит он мне тогда?
— Он подумает, что ты цену набиваешь, — подумав, сказал Смакла. — Батя у меня такой...
— Такой же, как ты, — сказал Стёпка. — Всё на драки и кедрики меряешь.
— Не, — возразил Смакла. — Я не такой. Да и батя... он просто магам не шибко доверяет. Они, маги-то, за всё плату завсегда требуют. А коли не уплатишь вовремя, могут и худое содеять, для понужения.
— Ладно, — сказал Стёпка. — Когда мы в замок улетим, он поймёт, что я не такой. Вот только бы дождь надолго не затянулся.
Смакла насупился, надолго замолчал. Стёпка посмотрел на его хмурое лицо, спросил:
— Не хочешь в замок возвращаться?
Гоблин помотал головой, выдавил нехотя:
— Серафиан баял, что я туды боле не вернусь. Неужто, неправду он баял? А ежели правду? Тады мы до замка не долетим.
— Ты это брось, — рассердился Стёпка. — Ещё как долетим, и никто нам не помешает. Это я тебе говорю. А Серафиан твой, между прочим, и соврать запросто мог. Он мне, если хочешь знать, много чего наговорил, и почти всё оказалось брехнёй. То ли нарочно врал, то ли сам не знал ничего. Помнишь, про Ванеса нам сказал, что тот у элль-фингов. А сам уже тогда знал, что это неправда. Соврал, чтобы от меня избавиться. Чтобы меня из замка подальше отправить. Так что и про тебя тоже мог соврать. Вернёмся и за всё у него спросим. И пусть только попробует нам опять лапшу на уши вешать.
— Чего вешать? — испугался Смакла.
— Ну, врать нам. Я тебе точно говорю, что он знает, где Ваньку искать. Не может быть, чтобы не знал. Вот и пусть нам расскажет.
Смакла посопел, помялся, затем буркнул, не понять, с одобрением или осуждая:
— Эвон ты, Стеслав, как осмелел. Самого Серафиана винить не боишься, требовать с него хочешь. Чародеи, они на таких вот смелых шибко серчают. Не по ндраву им этакое неуважение. Ты из-за дракона таким сделался, али и раньше чародеев не боялся?
— Раньше я про чародеев только в книжках читал и в кино их видел. Кино — это у нас такие живые картинки для развлечения... Не магические, но очень похоже на магию, если не знаешь... Ну, неважно. В общем, у нас магов и чародеев никаких нет, потому я их и не боюсь. И дракон здесь вовсе не при чём. Просто не люблю, когда меня обманывают. Идите, мол, к элль-фингам за Закатные горы, выручайте Ванеса, — передразнил он Серафиана. — Ничего, он мне всё расскажет. Есть у меня верное средство.
Про средство он так сбрехнул, для того, чтобы Смаклу подбодрить, уж очень унылая у того была физиономия, боялся Смакла своего бывшего хозяина, ну, может, не боялся, а побаивался, но всё равно. А так будет верить в своего друга-демона и, глядишь, тоже осмелеет.
— Как думаешь, дождь скоро кончится?
— Деда говорит, до послезавтрева дождить будет. Ноги у него ломит, он костями своими непогоду чует.
— Долго, — вздохнул Стёпка. Он был бы рад улететь из этой неуютной Кечи хоть прямо сейчас. — Ладно, делать нечего. Подождём. Ты как, Дрэга, согласен ещё немного подождать? Нравится тебе здесь? Или, может, тебя в маленького превратить?
Дракон лениво приоткрыл один глаз, укоризненно посмотрел на своего хозяина и снова прижмурился. Становиться маленьким он по какой-то неведомой причине не хотел. Ему, наверное, нравилось быть большим и сильным. И Стёпка его прекрасно понимал. Маленького любой обидеть может, а такого огромного и страшного боятся все. Даже весские маги. А не пригрозить ли Серафиану, если тот не пожелает признаваться, где Ванес, не пригрозить ли ему драконом? Говори, мол, правду, старик, а не то Дрэга тебя сейчас зажарит и съест! Стёпка усмехнулся, живо представив такую картину. Нет, драконом чародея не испугаешь и правду из него не вытянешь. Уговаривать придётся.
За стеной сарая что-то вкрадчиво шебуршало и поскрипывало. Стёпка ясно слышал эти странные звуки, доносящиеся сквозь неумолчный шелест дождя. Сначала он не обращал на них внимания, потом расслышал вроде бы невнятный шёпот, вроде бы кто-то ойкнул, и на него предупреждающе зашипели сразу в несколько голосов...
— Кто это там у нас за дверью притаился? — спросил он. — Слышишь, ругаются.
Смакла ухмыльнулся:
— То, верно, пацаны нашенские собралися. На дракона шибко хотят посмотреть, а зайтить боятся. В щелку глядят.
— Пусть сюда заходят, — предложил Стёпка. — Чего под дождём мокнуть. А Дрэга им ничего не сделает. Правда, Дрэга?
Дракон, не открывая глаз, согласно мотнул головой. Совершенно по-человечески. Ну и какое он после этого животное, при таком-то уме? Нет, что ни говорите, а он всё-таки должен уметь разговаривать, должен. Просто зачем-то очень тщательно это скрывает.
Смакла выглянул наружу, что-то сказал, засмеялся и приглашающе распахнул дверь. Внутрь осторожно, один за другим втянулись Шмыня, Глукса и стайка гоблинов помельче. Мокрые, озябшие, они столпились за дощатой загородкой, опасливо таращась на Дрэгу. Шмыня, как самый старший, старательно делал вид, что страха не ведает, но удавалось это ему плохо. Тяжёлые драконьи лапы с полувыпущенными когтями притягивали его взгляд с необоримой силой. Шмыня гулко сглатывал и вжимался в стену. Щупленький Глукса тянул шею, пытаясь высмотреть драконью морду. Прочая пацанва, сверкая растопыренными глазёнками, безуспешно пыталась не дышать и не хлюпать протекающими носами.
— Да вы не бойтесь, — сказал Стёпка. — Чего вы там в углу жмётесь? Идите к нам. Дракон тёплый, он вас согреет. Вон как промокли.
— Мы подойдём, а он нас возми да и сожри, — недоверчиво предположил один из гоблинят.
— Не сожрёт, — успокоил его Стёпка. — Мы его уже кормили сегодня.
Пугливый гоблинёнок после его слов заметно вздрогнул и нацелился на выход. Шмыня ухватил его за шиворот:
— Не дёргайся, Цыпата. Никто тебя не пожрёт. Стеслав шутит, а ты и ухи развесил. Энто же наш дракон, таёжный.
— Медведь — он тоже таёжный. А дядьку мово в запрошлом годе заломал.
— То медведь, а то дракон, — Шмыня в первую очередь пытался убедить самого себя. — Он весичей из Лосьвы прогнал, разве ж он станет на нас набрасываться.
— Да-а-а, — поёжился Цыпата, испуганно косясь на дракона. — А клыки-то у него вон экакие! Ты глянь, так и облизается на меня, так и облизается...
Просидели они на сеновале, наверное, до полуночи. Болтали обо всём, Стёпка со Смаклой рассказывали о своих похождениях, пацаны — о жизни в тайге. Глукса, пользующийся репутацией шибко могучего колдуна, вдохнул жизнь в почти потухшие самосветки, и в их ярком свете драконья чешуя заиграла праздничными изумрудными высверками. Смакла притащил из избы корзину со снедью: варёное мясо, огромные блины по-гоблински, заваруху, мочёные яблоки, кедровые орешки. Получился небольшой пикник под драконьим боком. Кое-что, понятно, перепало и самому Дрэге, и надо заметить, очень неплохо перепало. Цыпата первым осмелился и, накрепко зажмурившись, угостил дракона половинкой своего блина. Кончилось тем, что пришлось скормить разохотившемуся зверю чуть ли не всю корзину. Под конец гоблины настолько освоились, что младшие запросто карабкались на драконью спину и съезжали с неё словно с горки, а Шмыня с Глуксой чесали ему за ушами и сидели, один, положив себе на колени огромную голову, а другой, привалившись к тёплому боку. И всем было хорошо, особенно дракону.
— Слышь, Смакла, — вспомнил вдруг Шмыня, — Чево поведаю-то. На за той седьмице в Мочажном овраге мы с Глуксой нору отыскали. Ктой-тось ухорон себе отрыл, али чё. Глубокая нора. Мы туда поперву каменья швыряли, а посля даже крикнули... Никого не отозвался. А на другой вечер пошли туда всем кагалом — а там, поверишь ли, ворохается кто-то в норе и фырчит тихо так, словно ругается сам себе. Мы так оттедова дёрнули, думали, что хозяин в норе засел. Да токмо не хозяин это был.
— А ты почём знаешь? — спросил без особого интереса Смакла. Ему-то, после всех его приключений обычного медведя бояться? Ха!
— Да потому и знаю. Следы там перед норой приметные. Ежели хозяин в сапогах ходит, тогда — да, тогда он там был. Я хорошо успел разглядеть. Широкий этакий сапог с набойным каблуком. Вот бы с драконом туда слетать, глянуть, кто там хорониться. А ну какой тать? Али душегубец клеймёный?
Стёпка представил как они пробираются под дождём через мокрый лес, как спускаются в овраг, оскальзывась на раскисшей глине, как вылезает из грязной норы какой-нибудь разбойник-бедолага и удирает, завидев дракона... И ему это не понравилось.
— Не-е, — протянул и Смакла. — Куды мы в такой дождь? Вымокнем токо почём зря. А почто тебе, Шмыня, в ту нору лезть? На кой?
Шмыня посопел, потом признался:
— А ну как в той норе душегубцы награбленное добро хранят. Вот бы прогнать их, а добро промеж себя разделить.
Пацаны согласно закивали. Им тоже хотелось, чтобы в норе оказались награбленные разбойниками сокровища, которые неплохо было бы прибрать к рукам.
И тут Стёпка вспомнил, что он тоже уже побывал в одной такой пещере, в которой тоже когда-то хранились всякие сокровища, правда, воспользоваться ими ему так и не удалось.
Пацаны слушали его, затаив дыхание. Стёпка для пущего эффекта прибавил мрачности и таинственности, хотя куда уж было её прибавлять. В итоге ему самому вновь стало жутко и удивительно, что он осмелился тогда в эту пещеру зайти, и ходил там один — если не считать Дрэгу — среди скелетов и мумий, и почти при этом не трясся от страха. А закончив рассказ и посмотрев на помрачневшее лицо Шмыни, он вдруг понял, для чего тот завёл разговор о норе. Очень уже хотелось гоблину доказать, что и у них в Горелой Кече тоже происходят всякие разные таинственные дела и что жизнь и здесь вполне себе кипит. Но теперь, после Стёпкиного рассказа о пещере колдуна про скучную нору в овраге никто даже и вспоминать не хотел. Не получилось, в общем, у Шмыни похвастаться.
— А тот зверь из клети куды подевался? — спросил Глукса, после нескольких минут молчания, когда все мысленно представляли себя на Стёпкином месте и радовались тому, что сидят в тёплом и уютном сарае под защитой огромного дракона.
Стёпка пожал плечами:
— Не знаю. Может, сбежал, а может, просто подох. Там ещё один ход был, обвалившийся. Так он, может быть, туда и убежал. А потом его завалило. Или он сам там всё обрушил, чтобы его не нашли.
— Не, — сказал Смакла, изо всех сил стараясь не улыбнуться. — Всё иначе содеялось. Энтот зверь страшенный, он из пещеры тоже выбрался, как и Стеслав. А посля пробрался по тайге до нас и в Мочажном овраге вышкреб себе нору. И теперь живёт в ней и бранится, что сапоги ему тесные досталися, которые он с мертвого колдуна стащил.
Пацаны захихикали, Шмыня ещё больше насупился, а Стёпка про себя тихонько удивился тому, что Смакла-то, оказывается, тоже умеет шутить. Вот уж таких способностей он раньше за бывшим младшим слугой не замечал. Или на гоблина так возвращение домой подействовало?
