Следующий привал сделали уже перед наступлением темноты — возле озера, помеченного на карте.
Озеро было примерно в милю шириной, и посреди него виднелась небольшая полоска отмели — голые выходы песчаника.
Гигантские кайманы, обитавшие в озере, издавали громкое басовитое мычание, словно рассерженные быки, протестуя против непрошенного вторжения, и время от времени взбивали хвостами воду и щелкали зубастыми челюстями.
Кое-кто из эгерийцев выразил сомнение в том, не опасным ли будет такое соседство для их лагеря, на что де Ронкадор ответил, дескать, кайманов бояться — за золотом не ходить. А если серьезно, то, само собой, следует выставить часовых с аркебузами, чтобы в случае чего отпугнуть мерзких тварей. Всезнающий Северин добавил, что кайманы, как правило, безопасны для людей.
— Правда, не в таком месте и не в такое время, — добавил он вполголоса, чтобы его мог услышать только отец Тибальт.
Молодцеватый фельдфебель Ишоро, достав из-за спины оба своих кривых меча, предложил поохотиться на гигантских ящеров, чтоб, наконец, вкусить нормального жареного мяса, а не питаться изрядно поднадоевшей солониной. На зов хэйянца тут же откликнулось трое смельчаков, в том числе и Бранн. Дон Орио сначала с сомнением поглядел на пирата, снова раздумывая о том, стоит ли давать пленным оружие, но потом махнул рукой. В конце концов, перевес все равно на стороне короны, и в любое мгновение с пленником можно будет покончить. А ребятам не помешает кусок хорошего мяса, да и развлечься тоже необходимо. Хоть это и не традиционная забава эгерийцев, коррида, однако на безрыбье и кайман — бык.
Присмотрев зверя средних размеров, футов этак в семь — семь с половиной длиной, как раз вылезшего на берег погреть бока, охотники стали производить маневры. Ишоро взялся отвлекать каймана, пока остальные смогут приблизиться к нему и обстрелять из аркебуз. Для этого хэйянец подобрался чуть ли не к самой морде огромной ящерицы и стал выплясывать перед тварью замысловатый танец.
Сначала кайман никак не реагировал. Прищурил одно око и просто разглядывал прыгавшее перед его носом существо. Потом он с шумом втянул в себя воздух. Как видно, запах, идущий от фельдфебеля, показался животине аппетитным. Потому как она открыла оба глаза и распахнула зубастую пасть, полагая, что добыча сама туда запрыгнет. Не дождавшись этого, кайман злобно щелкнул зубами и сделал пару ленивых шажков в сторону Ишоро, затем еще парочку. Расстояние между ним и озером увеличилось. Этим и воспользовались остальные охотники, зайдя зверюге в тыл и открыв по ней огонь одновременно из трех стволов.
Пуля лейтенанта Веринто угодила в правый бок каймана, отчего животное дернулось и, жутко взревев, повернуло морду к ним. Вторая эгерийская пуля попала в основание черепа, вырвав внушительный кусок плоти и обнажив кость. Самым метким оказался Бранн, поразивший левый глаз монстра. Этот выстрел и оказался смертельным.
Тут в дело вступил Ишоро. Сноровисто, будто такие твари водились у него на родине и он полжизни упражнялся в их разделке, фельдфебель содрал с каймана шкуру и покромсал мясо на порционные куски. Сам же принялся поджаривать его на костре, предварительно нанизав на аркебузные шомпола.
Жаркое чуть отдавало рыбой и какими-то водорослями, что не смутило изголодавшихся мужчин, тут же набросившихся на угощение. К тому же выданная по приказу Ронкадора порция рома заглушила неприятный аромат.
Преосвященный Северин ок Серчер и отец Тибальт от участия в общей пирушке отказались, сославшись на постный день. Подкрепившись сухарями и водой, клирики отошли в сторонку и принялись осматривать свой сундук, проверяя сохранность печатей и тихо переговариваясь между собой на староурмосском наречии.
Изрядно приложившуюся к спиртному и насытившуюся мясом Кармису потянуло на подвиги. Девушка присела рядом с Веринто и принялась корчить капитану умильно-призывные рожицы, на что эгериец никак не реагировал. Тогда магичка прямиком заявила, что если благородный господин чего такого захочет, то она будет ждать его в ближайшем лесочке. Встала и шатающейся походкой удалилась под сень деревьев. Орио согласно кивнул на умоляющий взгляд лейтенанта, и тот тут же скрылся в том же направлении, что и девушка.
За ужином уже присмотревшиеся друг к другу пираты и матросы принялись беседовать. То тут, то там слышались удивленно-радостные возгласы — это встречались старые знакомые. Завязывались разговоры — обычно начиналось со слов в духе "Как ты докатился до такого?!", а затем вспоминали общих приятелей, кабаки, где вместе пили, корабли и прелестниц.
Под конец ужина к Ронкадору украдкой пробрался кто-то из пиратов — насколько он помнил, из шайки Эохайда, а не Игерны.
Шепотом он сообщил, что матрос Иво Норано, служащий под началом "благородного дона капитана", — не только бывший пират, но также был замечен им, верным сыном Церкви, на собраниях еретиков-мартинатов.
Ронкадор сурово сдвинул брови и выдал доносчику, что ереси — это, конечно, дело серьезное, и пусть пират по возвращении напомнит ему этот разговор. Тогда Ронкадор всенепременно сообщит святым братьям супремы, и те сами поговорят с заблудшим, хорошенько расспросят про все эти дела, и про то заодно, как верный сын Церкви оказался на собраниях еретиков, где и видел упомянутого матроса...
Съежившийся вмиг пират, что-то бормоча, исчез в темноте.
Альери ела неохотно, тревожно прислушиваясь к голосам жаб, реву кайманов и ночным звукам джунглей.
Эомар кинул взгляд на Игерну. Девушка сидела неподалеку, грустно глядя в костер. В последнее время было не до разговоров, и Эохайд вдруг подумал, что, может, сейчас наступил тот самый момент, когда он должен до конца прояснить чувства, которые он питал к девушке, ибо завтра их могло ожидать все, что угодно...
Словно почувствовав на себе его взгляд, Отважная подняла голову и обернулась. Поймала взгляд Эомара, неловко улыбнулась и вопросительно посмотрела на него. Она тоже хотела кое-что прояснить. Ее взгляд передавал немой вопрос: "Мне подойти? Поговорим?"
И тут они оба, не сговариваясь, посмотрели на Ронкадора. Тот, прищурившись, косил глазом то на Счастливчика, то на его подругу.
"А, ладно, Шаггор с ним..."
— Скажи... Игерна, — обратился Эохайд к ней, и тут понял, что не знает, как продолжить разговор. — Скажи, а то, что ты сказала, то есть насчет того, что ты графиня... та самая — это правда, что ли?
Горькая улыбка тронула губы девушки.
— Зачем тебе это знать? Хочешь потом похвастаться, что спал с благородной дамой?
— Иг, зачем ты так? — чувствуя, как окаменели скулы, тихо ответил Счастливчик.
— Да, в самом деле, — она повела рукой, поправляя кандалы. — Мне ведь все равно уже!
— Игерна, я... — Он запнулся, поймав взгляд эгерийского капитана, и слова о том, что он обязательно что-нибудь придумает и спасет ее, остались невысказанными.
Как сомнамбула он отошел от костра...
— Охедо, — прозвучало ему в спину, — не обижайся. И... жаль, что я поняла кое-что слишком поздно.
Счастливчик опустился на землю и закрыл глаза. Оковы не помешали ему уснуть спустя несколько минут тяжелым больным сном.
А Игерна обнаружила, что напротив нее, на месте, где только что был Эохайд, уселся Ронкадор.
— Сударыня, я прошу прощения, но вынужден повторить вопрос, заданный доном Счастливчиком. Дело в том, что если вы присвоили себе чужое имя и... чужую вину, это не обязательно поможет вашим... спутникам, но вот вашу собственную вину отяготит сильнее, чем вы можете даже себе представить. Может быть, вы этого не понимаете, но дело обстоит так, что если вы возьмете свои слова назад, то свое положение уже не ухудшите, а вот улучшить можете — и довольно сильно. Так что вы скажете?
— Полагаете, дон Орио, что я мечтаю взойти на плаху за кого-то другого? — после долгой паузы справилась Игерна. — Или это вы мечтаете спасти мою душу от лишнего греха лжесвидетельства?
— Нет, я забочусь о своей заднице: если вы окажетесь вдруг не той, за кого себя выдаете, я тоже окажусь — в дураках, — зло процедил капитан.
— Так чего проще! Напишите в рапорте: "назвавшая себя графиней де Торрес нечестивая пиратка Игерна Бесстыжая", и дело с концом, — хрипловато рассмеялась девушка.
— Мы тут не в игрушки играем! — Глаза Ронкадора опасно сузились.
— Я не играю в игрушки с пятнадцати лет, с тех самых пор как... — Игерна резко оборвала фразу. — И вообще, вот что я вам скажу, дон Ронкадор. Будь я десять раз самозванкой, но если власть предержащим покажется выгоднее объявить меня чудесно спасшейся заговорщицей, будьте уверены — признают. И будут вам и награды и чины. Точно так же, как если даже покойные отец, мать и... и дядя графини де Торрес восстанут из мертвых и под присягой подтвердят, что я — это я... или она, — зачем-то поправила девушка сама себя. — Но Мартинес и остальная придворная псарня решит, что лучше графине оставаться мертвой... Уверяю вас, именно так и будет объявлено. Меня даже могут помиловать и амнистировать, чтобы подтвердить это. Ведь презренную пиратку можно помиловать — это бунтовщик не подлежит пощаде. Как вам, дон Ронкадор, такое — еще десяток лет гоняться за мной по всему Изумрудному морю? Так что не мучайтесь, все решат без вас — поверьте бывшей статс-фрейлине, если не можете поверить простой дворянке. — Она горько и саркастически ухмыльнулась.
Голос ее лишь слегка дрожал, но было видно, что в глубине ее темных глаз кипит неподдельная ярость.
— Элл вам судья, — помолчав, бросил Ронкадор, поднимаясь. — Только хочу сказать — я ведь знаю в подробностях о заговоре "Синего Пера", затеянном вашим дя... доном Кассо.
И, поймав удивленный взгляд девушки, зачем-то пояснил:
— Офицерам, начиная от генерал-майора, и высшим чиновникам была разослана специальная роспись дела. Мой командир умер, не успев его сдать в канцелярию, и я, каюсь, посмотрел его, не имея на то права. И вот что я вам скажу... — Он понизил голос до полушепота. — Мне было бы легче понять разбойницу, жертвующую собой во имя товарищей, какими бы они ни были, нежели благородную сеньору, пытавшуюся расправиться с четой помазанников божьих, может, и не блистающих всеми достоинствами, но от которых она не видела ничего, кроме добра!
Игерна дернулась вскочить, явно теряя самообладание, но тут же расслабленно опустилась на место, звякнув цепями. И выдвинувшиеся из темноты пикинеры отступили назад.
— Ничего, кроме добра?! Ничего?! — процедила она свистящим шепотом. — Значит, не все вы знаете, не про все написали в тех бумагах... Ну, еще бы!
— И чего же там не написали? — едко осведомился капитан.
— Раз не написали, то и знать этого простому идальго не надо. А то, если помните, королевский прокурор, лично допрашивавший уцелевших мятежников, потом взял, да и выпал из окна Каса дель Муэрте... — зло усмехнулась Игерна. — Целее будете. И добавила зло и уничижительно, словно это Ронкадор сидел перед ней в цепях. — Это наши дела, графов и грандов...
Громкий, протяжный вой раздался над озером. От этого звука тревожно заколотились сердца людей, расположившихся на отдых у темных вод.
Вой этот не могло издать никакое из известных людям животных. Настолько жутким и неестественным он был, что напоминал одновременно шум бури, скрип падающего дерева и рев раненого слона.
Вой повторился несколько раз. И, заслышав его, смолкло окрест все живое. Заткнулись кайманы и жабы, перестали шелестеть деревья, и даже надоедливая мошка исчезла неведомо куда.
— Что это?! — дрогнувшим голосом поинтересовался Ронкадор у епископа.
— Не знаю, — пожал плечами тот. — Уж не сам ли нечистый пожаловал?
— Шутить изволите, святой отец? — не понял капитан.
— Может быть, — усмехнулся преосвященный и знаком подозвал отца Тибальта.
Монах без слов понял, что от него требуется.
Взяв в руки сундучок, он поднял его высоко над головой и принялся распевать во весь голос по-амальфийски.
— Чего он? — заподозрил неладное эгериец.
— Все в порядке, — успокоил его Северин. — Отец Тибальт знает, что делать в таких случаях.
И впрямь, вой вскоре затих, уступив место более привычной человеческому уху какофонии. Снова послышался рев кайманов и кваканье жаб, вновь завозилась назойливая мошка. Однако все это не шло ни в какое сравнение с теми жуткими звуками, которые довелось услышать путешественникам пару мгновений назад.
"Господи, слава тебе!" — вырвалось не из одной груди.
А дон Ронкадор, осенив себя святым знамением, глубоко задумался, невольно вспоминая всё, что связано с этим заговором и графиней де Торрес — она же Безумная Графиня. Заговоры в Эгерии, само собой, случались. Не так часто, как в соседней Амальфии, и чуть пореже, чем в Арбонне. Конечно, были и мятежи — бунтовали города и целые провинции, солдаты, которым задерживали жалование; бунтовали замордованные податями мужики и дворяне, недовольные каким-то указом. Королей тоже убивали. Иверо Толеттского и его сына Алехандро Касильянского прикончили ассасины халифов; Альфонса V застрелили из арбалета во время Кавадосской вечерни, Хайме Последнего нашли заколотым в каком-то грязном кабаке — он любил под видом простолюдина погулять по столице...
Еще полдюжины королей и королев скоропостижно испустили дух, откушав несвежих маслин или некстати простыв на охоте. Еще про дюжину говорили, что вроде умерли они слишком молодыми... Но тут дело было не так просто.
Дон Ронкадор не имел родных при дворе и всё, что знал, черпал из разговоров более осведомленных приятелей да еще из сплетен. Ну, и из пресловутого отчета.
Сколько он помнил, Игерна...тьфу ты — Лейла де Торрес была отпрыском очень небедной семьи и единственной наследницей состояния. Однако после безвременной (или напротив — довольно-таки своевременной) смерти родителей она сперва попала под опеку тетке — баронессе Фарионе де Уголино, судя по отрывочным слухам, той еще дряни. Вскоре весьма приличное состояние изрядно сократилось, из-за чего даже произошел какой-то скандал, и в итоге пятнадцатилетняя донья Лейла была передана под опеку уже двоюродному дяде — тому самому графу де Кассо, пристроившего ее во дворец камер-фрейлиной, а потом даже и статс-фрейлиной. По этому поводу ходили ехидные шуточки, что дядя слишком уж молод для опекуна невинной девушки, да и родство уж слишком отдаленное... Впрочем, другие утверждали, что юное создание будет в полной безопасности, ибо граф вообще-то предпочитает мужчин...
Ронкадор напряг память, но как ни старался, ничего существенного насчет де Кассо вспомнить не мог — светский человек, поэт, даже пьески какие-то писал, состоял на службе в министерстве двора... Да, а ведь странно... только сейчас дон Орио понял... ведь для заговорщика уж больно неподходящие данные у покойного дяди Игерны.... тьфу, уж не разберешься тут! Но заговор был — и почти удался: сколько он помнил, какой-то недавно переведенный из провинции в дворцовую стражу капитан, страдая бессонницей, заметил в ночном парке дворца Эскориало подозрительных личностей... Воистину — в тихом море русалки водятся!
