Однотипный ему "Даллас" — в арьегарде. И эсминцы — свита тяжелых кораблей, охранники и гончие. Двадцать восемь единиц — все новых типов "гиринг" и "самнер". На каждом — такие же 127мм башенные пушки, с такими же радарами и СУО, одинаково опасные и для вражеских кораблей и для самолетов — вся разница, что на линкорах по десять таких двухорудийных башен, на крейсерах по шесть, а на эсминцах по три. Настоящие "рабочие лошадки" ВМС США, с надежными механизмами. 31 узел не кажутся рекордом — французы и итальянцы номинально разгонялись до сорока, на мерной миле. А если 31, это эскадренный ход дивизиона в боевой обстановке, длительное время, да еще где-то возле Новой Гвинеи, то есть после перехода через весь Тихий Океан? То это очень много!
Идет эскадра — даже, небольшой флот. Которого хватит, чтобы устроить очень крупные проблемы иной стране, не из последних. С учетом того, что в погребах лежат атомные бомбы, пусть всего несколько штук, а не на всю штурмовую эскадрилью — но кому охота получить даже два, три, пять своих испепеленных городов? Так что — бойтесь, враги Соединенных Штатов!
А неподалеку, милях в сорока, разрезает волну совсем небольшой кораблик, похожий на траулер. Но под советским военно-морским флагом и с антеннами, слишком многочисленными и сложными для "рыбака". Корабль разведки "Иртыш". Пролетают иногда над ним и мимо него американские самолеты — но нет такого закона, чтоб запрещать кому-то находиться в десятках миль от эскадры. Хотя всем ясно, чем "Иртыш" занимается — слушает радиообмен: даже если расшифровать не удастся (а ведь возможно, и это сумеют), частоты связи и радаров вероятного противника тоже очень полезно знать.
В тот день эфир просто надрывался. Хотя главную роль в операции играли ВВС, Флот тоже был привлечен, как прикрытие. И чтобы нейтрализовать русскую группировку на Хайнане, если та вмешается в бой по-крупному. Так что на эскадре в тот день кипела работа — как в войне с япошками, десять лет назад. Палубная авиация все ж была слишком дорогим ресурсом, чтобы гонять ею китайских или вьетнамских партизан в лесах — на эту рутину хватало ВВС. И вот теперь, представился случай! Даже атомные бомбы были приготовлены к подвеске на особое звено штурмовиков. Хотя планом новый "сиань" не был предусмотрен — кто знает этих русских, а вдруг ответят?
Контр-адмирал, стоявший на мостике "Кирсанджа", был всего год назад переведен с Атлантики. Он не был здесь во время инцидента с крейсером "Вилкат" (простите, "Алжир"), но хорошо запомнил, что печатали тогда даже респектабельные европейские газеты.
-если море забито линкорами с авианосцами, а небо затмевают звезды и полосы, значит правительство США что-то требует от союзников;
-если на горизонте маячит одиночный фрегат под звездно-полосатым флагом, значит США наблюдают с безопасного расстояния, как союзники по их указке пытаются захватить безоружный советский транспорт;
-если в море не видно ни единого корабля US Navy, значит разозленные русские вывели свой флот из баз и он в какой-то жалкой тысяче миль отсюда
Так что контр-адмирал горел желанием смыть тот позор! А еще помнил, как ему (тогда еще пребывающему в чине коммандера) довелось служить под началом великого Хэллси— "Буйвола". Который сказал восторженному офицеру:
-Запомни, сынок, когда сам встанешь на мостик. Самое главное — быть агрессивным. То есть, желать нанести врагу ущерб — всегда и везде, где и когда можешь. Все прочие твои лучшие качества — без агрессивности, не стоят ничего!
Вот только случая не представлялось. Хотя контр-адмирал даже присутствовал на процессе капитуляции Японии в Токийской бухте, осенью сорок пятого — но на мостик собственного корабля встал лишь двумя годами после. А дальше был позор пятидесятого года (когда Флот себя не запятнал — но и ничем не помог Армии), кризис пятьдесят третьего (опять запомнившийся унизительными уступками), и наконец, Вьетнам, когда сухопутные и Корпус морпехов наконец дорвались до возможности свести счеты с коммуняками, а Флот опять был в стороне. И наконец, настоящее дело!
Следовало однако позаботиться и о русском разведчике. Следуя приказу, полученному с флагмана, "Салем" в сопровождении пары эсминцев повернул на курс зюйд-ост, 165. Кэптен, командовавший тяжелым крейсером, также не испытывал к русским никакого почтения, и с пониманием воспринял приказ контр-адмирала:
-Надрать им задницу! Залп на недолетах — и пусть эти красные удирают, обмочив штаны!
Кэптен решил лишь слегка изменить исполнение. Подойти на досягаемую для пушек дистанцию и дать всего один залп — но так, чтобы снаряды легли не с недолетом, а накрытием. Попасть с пятнадцати миль первым залпом абсолютно нереально — зато лес водяных столбов вокруг уж точно напугает советских до поросячьего визга! И любой вменяемый моряк тут же сообразит убраться подальше и поскорее.
Но не иначе, прав был адмирал Лазарев, касаемо визитера своих снов. Он ворожил, или слепой случай — этого никто не узнает. За всю Великую Войну на всех морских театрах буквально по пальцам одной руки можно сосчитать попадания в корабль противника с дистанции свыше пятнадцати миль — в бою, после пристрелки, произведенной по всем правилам. А чтобы с первого же залпа — да любой артиллерист скажет, что вероятность тут меньше, чем выкинуть на костях шесть шестерок подряд.
Однако именно это случилось. Снаряд в полтораста кило (намного тяжелее, чем у таких же пушек Второй Мировой!) пробил корпус "Иртыша" и взорвался у днища. Киль переоборудованного гражданского судна не выдержал, и кораблик в считанные минуты затонул, унеся с собой большую часть экипажа.
-Сэр, радио с "Салема" — доложил контр-адмиралу связист — кажется, парни перестарались.
-И черт с ними! — ответил командующий эскадрой, прочтя текст на бланке — эти русские комми сегодня убили над Ханоем несколько сотен наших ребят! Пусть это будет им хоть малой платой. Ошиблись, ну бывает!
Если во Вьетнаме идет настоящая война — то уж точно, никакого серьезного наказания не последует. Максимум, легкое порицание — переживем. Зато на сердце радость — что наконец заставили советских заплатить. И Москва тоже проглотит — или только им можно безнаказанно убивать американцев?
Контр-адмирал еще не знал о своей главной ошибке. Великий адмирал Хэллси (истинно великий, раз своим талантом вытянул для США первые, самые тяжелые полгода Тихоокеанской войны — когда у Японии был подавляющий перевес в силах), говоря про агрессивность, имел в виду, что это лишь необходимое качество, требующее в дополнение к себе, правильную оценку ситуации и выбор решения. В данном случае было фатальным, что "Иртыш" был здесь в море не один.
На глубине в сто двадцать метров параллельным курсом с разведчиком ходила атомарина. Раньше этим тактическим приемом пользовались дизельные лодки — длительный переход в сопровождении плавбазы, с которой можно дозаправиться, на борту которой можно и отдохнуть, и даже сводить экипаж в баню. Атомные лодки уже не нуждались в дозаправке в море, и имели намного более комфортные условия — но оставалась проблема связи, архиважная именно в угрожаемый период, на грани войны. Всплывать даже под перископ, выставив антенну, было чревато — в свете того, что американская ПЛО была основана на отличном взаимодействии с авиацией, имеющей на вооружении не только бомбы, но и самонаводящиеся акустические торпеды ФИДО — сброс по месту обнаружения перископа, для немецкой или японской лодки означал почти верную смерть. Сверхдлинноволновые передатчики (вроде немецкого "Голиафа") позволяли работать с глубины двадцать метров — все равно опасно, поскольку в хорошую погоду силуэт огромной сигары (шесть тысяч тонн подводного водоизмещения) будет виден с самолета — а лодка никак не может знать, есть в небе кто-то или нет. И кому-то в штабе пришла простая мысль — использовать корабль разведки как ретранслятор. Принять с берега радиограммы для подводников, послать гидролокатором короткий кодовый сигнал, убедившись что в небе рядом нет чужих самолетов — и лодка всплывает под перископ, поднимает антенну и принимает сообщение по УКВ. А если появляются чужие корабли или авиация — идет радиосигнал, и атомарина быстро уходит на глубину. При этом "Иртыш" вел и радиоразведку американской эскадры — зачем отказываться от полезного занятия? При внезапном начале войны экипаж разведчика становился смертниками — но тут уж ничего сделать было нельзя, переоборудованный траулер был куда менее ценным, чем атомная подлодка.
На "А-2" уже знали, что случилось в Ханое — в святой для советских людей день Победы, во время парада! И имели недвусмысленный приказ — в случае начала войны, самолеты с палуб этой эскадры взлететь не должны. Поскольку здесь (как и в иной реальности в "добаллистическую" эпоху), авианосцы считались стратегическим оружием с тех пор, как палубная авиация стала способной нести атомные бомбы. И то, что в этот день авиация ВМС США в бомбежке Ханоя не участвовала — с большой вероятностью свидетельствовало, что ей отводилась роль тяжелой атомной дубинки на случай осложнений. Сигнал о начале войны должен быть передан с берега и ретранслирован "Иртышом". Или же, по резервному варианту.
Следить за американцами было легко, винты эскадры больших кораблей и множества эсминцев шумели так, что слышно было за полсотни миль. И вот, сначала акустик засек отделившийся от основного ордера и быстро приближающийся отряд кораблей. Затем звуки артиллерийской стрельбы и разрывы снарядов. И сигнал по гидроакустике, с разведчика. Не киношное "погибаю но не сдаюсь", а условный сигнал "ВВВ". Нас топят — что в той политической ситуации однозначно говорило: война. Экипаж разведчика успел — прежде, чем погибнуть.
-Цель по пеленгу 315 погружается, звуки разрушения корпуса — доложил акустик — командир, они утопили "Иртыш"!
-Курс перехвата 280 — сказал командир БЧ-1 — расчетное время выхода на дистанцию залпа...
-Нет — ответил Видяев, взглянув на планшет — мы ударим по главным. Это важнее.
Резервный вариант — "в случае явного нападения вероятного противника". После того, как американцы не провокацию устроили, с нарушением границы одиночным кораблем или самолетом, и даже не пара снарядов по нашей территории, с выбитыми окнами на погранзаставе — а массированную бомбежку столицы дружественного СССР государства, и без объявления войны, как Гитлер 22 июня. Теперь потопили корабль под советским военно-морским флагом — днем, при отличной видимости так что ошибка исключена. Потопление разведчика означало с большой вероятностью — что самолеты с атомными бомбами готовятся взлететь с палуб авианосцев, и идти на Ханой или Хайфон. Если мы им позволим. Потому что иначе, если не успеем — то как с этим после жить? Даже если трибунал приговор не вынесет — невзирая на все прошлые заслуги.
Ну и в Корабельном Уставе вписано: "В случаях не предусмотренных законами, уставами или предписаниями командования, командир корабля поступает, сообразуясь с обстоятельствами, по собственному усмотрению, соблюдая интересы и достоинство Союза ССР". Равно как и — оказать помощь своим, погибающим на море, в мирное время ты обязан всегда, а в военное, сообразуясь с обстановкой. Если кто-то из команды "Иртыша" и остался жив — то мы никак не можем всплыть и подобрать, нас просто потопят, атомарина в глубине смертоносная акула, а на поверхности мишень. Можем лишь отомстить — и сделаем это!
Видяев испытывал даже облегчение — что наконец началось. Потому что "готовность", когда избегать обнаружения противником надо как на войне, а топить его запрещено — здорово мотала нервы. Что ж, покажем Союзу — чему нас адмирал Лазарев учил! Атомарина погрузилась на глубину 280 и увеличила ход до двадцати двух узлов. Поскольку основной источник шума, это кавитация на винтах — а она от давления среды зависит. То есть, чем глубже, тем тише.
Если говорить упрощенно, сравнивая ситуацию с охотой пантеры на стадо жирных коров, окруженных многочисленными собачками — то выходило очень даже неплохо для пантеры. Да, собак много, они бегают чуть быстрее, и запросто могут загрызть пантеру — если ее схватят. А вот с этим проблемы — поскольку пантера видит лучше и дальше, а собачки подслеповаты и увидеть кошку могут лишь вблизи. Бегают лишь чуть быстрей — но вот беда, на бегу становятся слепыми совсем (винты эсминцев на полном ходу глушат свою же акустику), а пантера цели не теряет. Мало того, пантера не только сама для них в режиме "стелс", как киношный Хищник — но и умеет выпускать из себя призрачных двойников (торпеды-имитаторы). Наконец, у нее намного более длинный "кусь" — самонаводящиеся торпеды бьют на пять миль (можно и на десять, но ведь торпеда к цели не строго по прямой идет, а по синусоиде, с захватом кильватерного следа), а у эсминцев лишь глубинные бомбы, требующие пройти почти точно над целью (даже "сквид", намного более опасная вещь, на эсминцах как правило не ставилась, а лишь на фрегатах и корветах). Ну и собачкам надо держать весь периметр, и они не могут отбегать далеко от стада — а если погонятся за пантерой малым числом, это опаснее лишь для самих собак.
Вот отчего даже в начале двадцать первого века главным защитником подобных эскадр от вражеских лодок была своя атомарина-охотник. Которая видела (вернее, слышала) столь же хорошо, как лодка-агрессор, но еще и работала в тесном взаимодействии с "собачками" (а как иначе им различать, где своя, где чужая лодки?), то есть не только сама атаковала, но передавала координаты цели на эсминцы. Но здесь и сейчас ничего подобного у американцев не было — хотя Видяев готов был и к такой ситуации (на тренажере сколько раз проходил).
Что было еще одним его преимуществом — о котором не знали американцы. Схемы маневрирования, стандартные тактические приемы — у советских "акул" уже были отработаны, и на тренажерах, и на учениях. А в ВМС США, имеющих пока что единственный "Наутилус" (который больше стоял в ремонте, чем ходил) тактика атомарин и борьба с ними пока еще оставались чистой абстракцией. Зато над американцами довлел груз прошлой победы — когда их ПЛО (на 1945 год, лучшая в мире) сумела сломать хребет немецким и японским подводникам. Проблема были лишь в том, что дизельные лодки были "ныряющими" а не подводными, "крокодилами" а не "акулами", имея под водой ход буквально как у гребной шлюпки (три-четыре узла), можно и десять, на один час, полностью разрядив батарею — а потому должны были часто всплывать и находиться на поверхности намного больше, чем под водой. Оттого, авиация в борьбе с ними была очень эффективна — держать под контролем обширную площадь, при обнаружении (а самые последние радары могли засечь даже головку перископа) если не успеть сбросить ФИДО, то вызвать корабельную группу, а до ее прихода в район буквально не давать лодке высунуться, брать измором, пока там в железном гробу задыхаться не начнут. Самолеты обнаруживали, корабли добивали — эта отлаженная схема в конце той великой войны работала безотказно. Но она была бесполезна против атомарин! Если конечно, та сама не подставится, не вылезет под перископ, когда самолет рядом. Однако бесперископные атаки (по акустике) еще в ту же войну уже применяли подводники Северного Флота, причем обычными торпедами без самонаведения. А адмирал Лазарев учил этому методу — как основному.
