Неподалеку от нас летающая машина резко дернулась вперед, обогнала зеркальную и плюхнулась на землю рядом с крыльцом. Вой турбин резко заглох, а девчонка выпрыгнула на землю. Одежды она носила на удивление мало для терриков — короткие шорты и полоса ткани, обмотанная вокруг груди. Ее коричневатого, как у индиков, оттенка кожа тоже выглядела не местной, и она явно не зябла в местном ледяном климате. В отличие от большинства местных, она носила наглазники. Она ткнула пальцем в бок затормозившей рядом зеркальной машины. Стенка той поднялась вверх, провернувшись на петлях в верхней части. Внутри оказалось ровно столько места, чтобы поместилось самодвижущееся кресло вроде тех, в которых нас возили в больнице Миядзаки, только поменьше размерами. В кресле сидела еще одна девушка, заметно постарше — влет десяти или около того. С ног до головы ее закрывала местная тряпичная одежда неопределенного серовато-бежевого цвета, оставлявшая открытыми только голову и кисти рук. Голову увенчивала невероятная конструкция из причудливо сплетенных длинных волос — уже позже мы узнали, что она называется "косы" и довольно популярна среди местных чик. Ее кресло вывернуло колеса вбок и скатилось на землю по выдвинувшемуся пандусу. Мини-автомобиль закрыл стенку-дверь и укатил куда-то по улице.
— Хай! — махнула рукой младшая смуглянка. — Хэлло. Аната ва дарэ?
Юная чика в кресле смотрела на нас исподлобья и молча. "Кто вы такие?" — с заметной задержкой прорезался переводчик, сбитый с толку английским приветствием.
— Здравствуйте, — вежливо ответил Алекс. — Меня зовут Алекс. Ее — Лена. Мы здесь живем с позавчерашнего вдня. Только мы позавчера в больницу попали из-за пожара.
Я так же вежливо кивнула.
— А! — воскликнула малоодетая девчонка, и ее физиономия просияла озорной белоснежной улыбкой. Она тут же переключилась на весьма приличный английский. — Вы — те гайдзины... американцы, которых Хиро привел? Он рассказал, как вы кошку спасали. Зря спасали, между прочим. Она дура, у нее течка чуть не каждый месяц, вопит постоянно, спать не дает. И не стерилизуют, потому что хозяева не умнее. А ты волосы зачем полосками красишь? (это Алексу) А ты настоящая бимбо или крашеная? (уже мне) А вы все еще себя плохо чувствуете? Вас уже выпустили из больницы? Или сами сбежали? Меня однажды положили, когда я траванулась консервами, так я убежала на второй день.
— Нас выпустили официально, — улыбнулся Алекс. — Мы уже в порядке. А вы тоже тут живете?
— Ой! — спохватилась мелкая. — Совсем забыла представиться, извините. Меня зовут Каолла. Каолла Су. У меня папа из Великой Сунны свалил, а мама японка. Теперь они в Северной Америке работают, а меня сюда сбагрили. Меня все зовут Ка-тян, и вы тоже зовите, все равно никто правильно сказать не может. А она Окусана Че-ре-ме-зо-ва, — фамилию мелкая выговорила по слогам, с явным трудом. — Только не надо ее оку-сан звать ["госпожа жена хозяина дома", на сей раз мгновенно среагировал переводчик] или о-каа-сан ["госпожа мать"], она обижается, а фамилию вообще никто произнести не может, кроме меня. Лучше Оку-тян. Ага, Оку-тян?
Девочка в кресле опять промолчала. Она двинула кресло с места и въехала на крыльцо по наклонной плоскости. Рядом с мной она задержалась, вытянула руку и дотронулась пальцем до наколенной чашки.
— Почему костыль? — спросила она с незнакомым твердым акцентом. — Скажи.
— Мы много времени провели в безвесе... в космосе. Не можем ходить в постоянном векторе без поддержки. Мышцы не справляются, — пояснила я, разглядывая ее со все возрастающим недоумением. Понятно, что у каждого свой темперамент, но поведение девицы граничило с откровенным хамством.
В очередной раз не удостоив меня ответом, она двинула кресло с места и покатилась к дверям в дом. Но уже почти пропав из вида, она вдруг затормозила и повернула голову.
— Не надо мне помогать. Поняли? — резко спросила она. — Никогда. Не лезьте.
И окончательно пропала.
Мы с Алексом растерянно переглянулись.
— Вообще-то она хорошая, — немного виновато пояснила Каолла. — Но людей сторонится. Стесняется. Просто не обращайтесь с ней, как с инвалидом, и все будет нормально.
— А что случилось? — непонимающе поинтересовалась я. — Почему она в кресле? Тоже из безвеса спустилась?
— Не, она из Сайберии. Только заболела чем-то, ноги парализованы. А-а... поримерит, кажется, называется. Она жутко умная, в школе первая ученица, и японский за два года так выучила, будто здесь родилась. А еще она по-английски говорит, по-китайски и на своем языке... русски. А вы, значит, тоже в нашем интернате теперь?
— Ага, — кивнул Алекс. — Вроде того. Ка-тян, скажи, где здесь магазин с едой найти можно? Такой, чтобы съедобной? Мы на Терре... Земле еще не освоились, ничего не понимаем. Деньги у нас есть, — поспешно добавил он.
— Так можно же заказывать через каналы магазинов. Но если хотите погулять, вон там неплохой комбини, — девчонка махнула рукой. — Метров четыреста пешком. О, знаю! Давайте я с вами? Все равно делать нечего, и на вечер что-нибудь купить надо.
— Как — нечего? А занятия когда?
— Так отменили же из-за землетрясения! В городе куча домов поврежденных, взрослые ремонтом занимаются. Младшеклассников в школе собрали, учителя за ними смотрят, старшеклассники все пошли помогать общине, а нас из средней школы просто по общагам отправили, чтобы под ногами не путались. Я хотела по треку погонять, а там рекламный щит обрушился, стадион закрыт, никого не пускают.
— По треку? — переспросила я, чувствуя, как по хребту бегут знакомые мурашки. — Гоночному?
— Ну да. Вы что, карт никогда не видели? Вот такой? — девчонка весьма невежливо пнула по юбке своего агрегата. — У нас клуб гонщиков, между прочим. Четыре карта в гараже! Соревнования скоро, только Юка-тян, бака, меня не берет, говорит, маленькая слишком. А какая я маленькая, когда не хуже других карт вожу!
Мы с Алексом снова переглянулись, на сей раз с предвкушением. Гонки. В постоянном векторе. На совершенно незнакомой технике, не имеющей почти ничего общего со скутами. Берем не глядя!
— Ка-тян, милая, — вкрадчиво спросила я. — А что такое "клуб"? И как к вам присоединиться? Мы тоже гонщики... в некотором смысле.
— Мы новичков не берем! — отрезала мелкая нахалка, гордо задирая нос. — У нас команда сформирована. Не ниже третьего уровня по международной классификации. И вообще, запись ведется только в начале учебного года, уже месяц как закончена. И все равно никого не взяли, потому что никто не ушел.
— Мы не новички, — задумчиво сказал Алекс, опять что-то считывая с наглазников. — Правда, хм, не знаю, как наши и ваши уровни соотносится. В безвесе, кажется, другая система квалификации. Ну да ладно, потом обсудим. Мне жрать хочется все сильнее. Давайте пойдем в магазин. Ка-тян, сколько ты в час берешь?
— А? — девица воззрилась на него в явном недоумении. — Что беру?
— Сколько стоит час твоей работы как гида? Ты берешь пластиковые эны в оплату?
Несколько секунд смуглянка хлопала ресницами, потом недоуменно фыркнула.
— Точно говорят, в космосе мозги из ушей вытекают. Я же помочь предложила, бака! Бесплатно. Сегодня я вам, завтра вы мне. "Взаимопомощь" называется. Понятно?
Мы с Алексом переглянулись в очередной раз, чувствуя, что кто-то здесь абсолютно не врубается в тему. И, похоже, не врубались как раз мы. Поскольку для прояснения ситуации было не место и не время, оставалось только играть по навязываемым правилам. Ну, и надеяться, что формальные или негласные правила расчета по задолженностям не оставят нас без последнего гроша на воздух.
— Понятно, — поспешно согласилась я. — Рассчитаемся со временем. Показывай дорогу, а то я скоро начну Алекса потихоньку обгладывать с голодухи.
— Нет, вот на такое этти я согласия не даю решительно и бесповоротно, — откликнулся тот. — Предпочитаю классику. Ну, мы движемся в магазин?
— Вы смешные! — хихикнула девчонка. — Идемте, нам туда. А вы, значит, из космоса прилетели? А вы там долго жили? А у вас свой космический корабль есть? А где родители?..
Всю дорогу до магазина-комбини, как здесь называли магазин смешанного ассортимента, Каолла болтала и задавала вопросы. Донельзя энергичная, она то убегала вперед, нетерпеливо оглядываясь, пока мы ритмично перебирали опорами костылей, то скакала вокруг. Мы терпеливо рассказывали ей о жизни в безвесе, стараясь не выходить за рамки своей легенды, и ее приводили в восторг самые мелкие и обыденные детали. Например, что каждый человек за пределами Терры всегда сам заботится о своем комбезе — проверяет его, заправляет, заряжает, делает профилактику, чинит по мелочам. Или что скуты используются в основном для перемещения между модулями поселений и разрабатываемыми астероидами, а вовсе не для гонок, как она слышала. Или что еще ни один внез, родившийся в безвесе, не умер от старости, хотя от момента создания первого постоянного поселения на терранской орбите прошло целых шестьдесят терранских лет. Или что в космосе нет кроватей и одеял, а спят люди либо посреди отсека, либо в страховочных сетках, и что такое пролежни у больных, вообще не знают (просветившись насчет пролежней, мы дружно поежились — а ведь мы, оказывается, в зоне риска)...
Когда мы дошли до магазина, наши глотки изрядно утомились от постоянного разговора. Спас нас от говорливой Каоллы лоток возле входа, где немолодой на вид дядька торговал за эны штуковинами с уже виденным нами названием "такояки". Оказались они шариками из смеси теста с мелко нарубленными осьминогами — местными морскими животными (переводчик наконец-то любезно расшифровал составляющие кандзи как "осьминог" и "жарить"). Я немедленно обожгла язык, попытавшись сунуть один такой в рот. Пока я шипела от боли и плевалась, Алекс вдумчиво подул на свой, аккуратно откусил и принялся жевать.
— Съедобно, — вынес он наконец вердикт. — Не похоже, что может спровоцировать ЖКТ, хотя фиг его знает, натуральный белок. Ну, пока заносим в список допустимой еды.
И он принялся один за другим лопать шарики. Каолла от него не отставала, и я, хотя и мало что ощущая из-за ошпаренного языка, тоже начала есть, пока эти две рудодробилки не оставили меня с пустым брюхом.
Утолив голод и обзаведясь несколькими новыми банкнотами меньшего достоинства на сдачу, мы отправились исследовать магазин. Его канал оказался на редкость скверно организован — даже без деления на категории, линейным списком — так что я просто его закрыла и смотрела на многочисленные полки глазами. Постоянный вектор допускал только одну их ориентацию, горизонтальную, верхние полки заслоняли содержимое нижних, а их вертикальные ряды делали бесполезным даже зум в окулярах. Приходилось ходить между рядами и наклоняться к товарам, чтобы получше их разглядеть.
Большую часть помещения занимали непонятные и удивительные артикулы — что-то явно химическое ("бытовая химия", как пояснила Каолла); совершенно удивительные пачки тонких пластиковых листов, похожих на давешнее меню в поезде — местных книг и журналов, до сих пор издающихся методами каменного века; мелочи, вроде как служащие для украшения тела; приспособления для местных методов готовки пищи (я опознала только нож, вилку да еще, с подсказкой Хины, догадалась о назначении варочной кастрюли); длинные батареи пластиковых танков с жидкостями, и так далее. Еда занимала несколько полок в дальнем углу — в основном ряды герметично запаянных пластиковых упаковок, на половине которых латиница попросту отсутствовала.
— Рамэн, — Каолла взяла с одной полки короткую тубу, запечатанную тонкой пленкой. — Заливаете кипятком, через пять минут можно есть. Только осторожнее с приправами, а то многим гайдзинам, в смысле, иностранцам слишком остро кажется. Булочки, печенье, колбаса, мясо — вот тут обычное, а вот тут натуральное, но оно в три раза дороже. Яблоки, киви, огурцы, помидоры... ну вы и так знаете, ага?
Мы не знали. Почему-то темно-зеленого цвета огурцы выглядели длинными неправильными стержнями, покрытыми подозрительными пупырышками. Яблоки и помидоры имели форму, смахивающую на сдавленные с разных сторон сферы, а иногда на тороиды. Навалом лежали странные мохнатые комки самых разных оттенков. Вообще местная растительность мало того что резко отличалась видом от нормальной, но еще и выглядела абсолютно непригодной к упаковке в общей емкости. Выпуклые стороны наверняка проминались и лопались от давления друг на друга. Я оценила, как террики борются с данной проблемой — каждый фрукт по-отдельности лежал в плоскости с углублением, приблизительно соответствующим по форме. Ну, с одной стороны, задачу предохранения такие методы решали, пусть и за счет резкого увеличения объема упаковки. С другой — почему не использовать стандартную кубическую форму плодов? Не в пример же удобнее!
"Обычное" мясо выглядело более-менее привычно, разве что чуть темнее, чем я привыкла. Если пересчитывать в крипы по курсу, чуть дороже нашего, но непринципиально. А вот "натуральное"... Честно говоря, увидев его в Поселениях, я бы решила, что либо поточную линию пора в утиль сдавать, либо оно либо протухло по дороге из-за сбоя термостата. Какого-то подозрительно неравномерного цвета, варьирующегося от розового до коричневого, с загадочными белыми прожилками и полосами, оно просто пугало. И в три (точнее, почти в три с половиной) раза дороже?
— Какое-то оно странное, — озвучил мою мысль Алекс, осторожно тыкая упаковку пальцем.
— Так мраморная же говядина! Из живых коров вырезают. Бр-р... — передернулась Каолла. — Некоторые покупают. Говорят, с поточным мясом никакого сравнения, куда вкуснее. Но я ни разу не пробовала. А в космосе такое не делают? А, ну да, как туда корову привезти?
Стандартного белкового концентрата в магазине не оказалось — ни одной разновидности. Овощного — тоже. А я-то уже предвкушала мое любимое желе из манго... Получалось, что нейтральный рацион на первое время не найти. Пришлось выбирать из того, что имелось. Руководствуясь указаниями Каоллы, мы набрали несколько туб с печеньем и рамэном, яблок, помидоров, каких-то незнакомых растений, упаковку яиц (тоже овальных) и четыре упаковки, названные нашей спутницей "бэнто". Бэнто представляло собой готовый обед для занятых — плоскую коробку с несколькими отделениями, где самое большое занимал вареный рис, а в остальных лежали какие-то овощи. Сверх того мы взяли несколько пакетов с разными соками: на роскошествующей Терре их возили прямо в исходном виде, не удосуживаясь сводить в сухой концентрат.
Расплатившись пластиковыми банкнотами с пожилой чиной, рассматривающей нас с явным любопытством, мы запихали еду в пакеты и вышли на по-прежнему пустую улицу. Вот, спрашивается, где народ? Мы сюда летели в толпе затеряться, а что в результате? Торчим на самом виду, как тарелки дальней связи. Из любопытства я вытащила печеньку из тубы, сунула в рот и после первого же движения челюстей едва не задохнулась. Печенье не шло ни в какое сравнение с тем, что мы пробовали в Миядзаки — оно легко распадалось на мелкие острые крошки, летящие во все стороны. Кончив выхаркивать себе легкие, а заодно калечить слизистую носа, куда кашлем забило крошки из глотки, я поклялась, что в будущем сначала стану тестировать пищу на Алексе. В конце концов, сильным самцам положено защищать слабых самок, пусть даже помирая в процессе. Но какой идиот делает еду, распадающуюся на составляющие при первом же нажатии? В безвесе он бы точно не выжил.
