Тлирангогашт решил на пути в Дилосар, куда он должен был прибыть для триумфа к началу последнего месяца года, попытать счастья в пиратском гнезде: городке Тритуга на побережье между Ссарацастром и Лиговайей. План был рассчитан на воинское мастерство, неожиданность и дерзость. Заодно наследник устраивал ещё одно испытание для своих друзей и ещё одну проверку их верности.

В гавань Тритуги вошёл купеческий корабль. Купцов пираты в своём городе не трогали: надо же сбывать награбленное! Хозяином корабля был торговец небольшого роста, с ним вместе шла дюжина приказчиков и охранников. Купец спросил на агашском с несколько странным акцентом, где сейчас капитаны стоящих в гавани судов. Судя по всему, он собирался либо покупать добычу без посредников, либо нанять кого-то из пиратов для своих грязных делишек.

Конечно, местные купцы были недовольны, когда торговали без их посредства, но, в отличие от многих других мест, раздражение выражалось лишь в том, что они сами отказывались заключать сделки с таким покупателем. Капитаны быстро бы освободили их туловища от управления дурных голов, если бы те попытались как-то помешать кому-то иметь дело со свободным пиратским братством.

Купец, вооружённый мечом и луком, что не вызывало ни у кого удивления, в сопровождении своих ближайших помощников двинулся к указанной ему таверне. Там он обвёл таверну взглядом и показал на пирата, выглядевшего самым опасным и авторитетным. В ту же секунду этот капитан оказался пронзён стрелами, а "купцы" выхватили мечи и стали убивать всех подряд.

Пока купец неспешно двигался к таверне, его матросы выгружали с корабля бочки. Как только в таверне поднялся шум, они выхватили из бочек мечи и луки и тоже стали убивать всех без разбора.

А через пару часов в гавань вошла ещё пара кораблей. Как раз вовремя, потому что собравшиеся с духом пираты, несмотря на то, что наполовину уже были перебиты, оттеснили отряд Тлирангогашта к гавани и исход битвы стал не ясен. С корабля свели коня царевича, и он на своём великолепном жеребце командовал побоищем.

Когда уже всё стало ясно, он, оглядев своих друзей, всех в крови, но живых, соскочил с коня и вдруг показал на него. Все немедленно выстрелили в коня, а затем зарубили скакуна, но после этого с возмущением набросились на принца:

— Ты за что верного друга убил? Он-то перед тобой ни в чём не виноват!

— Перед битвой я гадал, и мне предсказали, что из этого города мы с конём вместе живыми не выйдем.

— Ну, тогда всё понятно!

— Я вас, друзья, хвалю! Выполнили приказ моментально! Сегодня вечером будем выбирать самое ценное из захваченной добычи, а завтра уберёмся из этого проклятого города. Надеюсь, вы уже поняли, что пиратских шлюх вам трогать нельзя? Пусть ими простые воины, в особенности аникарцы и логимцы, занимаются! А вы заслужили объятия старкских благородных женщин, и через несколько дней у вас будет шанс их завоевать.

На самом деле Тлирангогашт проверял, действительно ли за это время друзья стали ему настолько верны, что без раздумий нападут на кого угодно по первому его знаку? Он остался доволен. И ещё он правильно рассчитал, что сначала нужно приказать им убить наложницу, а уже затем коня: животное они уважают больше, чем женщину.

* * *

Атар после заключения мира лично посетил Ицк, поделил его между пятью баронами, примерно так же поступил с Алазанью. Теперь предстояло ополовинить самочинно захваченные владения Однорукого. Царь посетил Урса в Гуржаани, где был ещё один дом Лазанца, и объявил жителям, что Гуржаани, Сперави, Хэрэти и Циннадали передаются другим владетелям. Гуржаани царь решил вообще забрать в свой домен.

Но на следующий день царь неожиданно обнаружил, что дворец в Гуржаани окружён толпой пары десятков тысяч жителей этой и соседних деревень. Люди вели себя мирно, но лица были хмурые. Впереди стояли почтенные старейшины. Они просили царя выйти к ним.

Не ответить на такую просьбу старейшин было бы оскорблением всей Лазики. Получить ещё один вечный очаг партизанской войны вместо источника верных воинов для усмирения других баронств отнюдь не хотелось. И Атар, в душе неистово ругая Урса за то, что Однорукий влез в горы и принёс эту головную боль с горцами-подданными, вышел к старейшинам. Почтенный старец Иваанэ, поклонившись царю, без обиняков спросил:

— Мы слышали, что ты собираешься нас отдать другим владетелям?

— Да. Я подобрал вам хороших властителей, отличившихся на войнах, смелых, честных, благородных. А Гуржаани вообще будет моим личным владением.

— Мы слышали, что у старков царь не может принять ни одного решения, касающегося положения и прав народа, без того, чтобы спросить народ?

Царь хотел было сказать, что не весь народ, а только граждан, а жители Лазики не граждане, но понял, какими последствиями это грозило бы.

— Это так. И вы заслужили право, чтобы ваши слова были выслушаны мною. Вы показали свою доблесть и верность в последней войне. Вы добровольно встали на нашу сторону. Вы у нас в чести.

— Царь, мы покорнейше просим тебя не отдавать нас другому. Мы покорялись именно Однорукому, сражались под его знамёнами, он понимает нас, его уже называют Лазанцем. А другие ваши владетели, как мы видим, нас не понимают.

— Пройдёт несколько лет, и вы с ними поймёте друг друга.

— И все-таки, царь, я должен сообщить тебе. Все полноправные азнауры, джигиты и глехи всех деревень Лазики и города Гуржаани вчера собрались на сходы и единодушно решили: покорнейше просить тебя не отдавать нас никому другому, даже себе самому. И мы так же единодушно решили: если ты не прислушаешься к голосу народа, наши клятвы верности становятся недействительными. Мы попросим Урса возложить на себя нашу корону, а если он откажется, сами изберём себе царя. И тебе придётся договариваться уже с этим новым царём.

Перспектива всеобщего восстания, столь чётко обрисованная старейшинами, заставила царя призадуматься. А ведь Урс в такой ситуации может решить, что справедливее остаться с народом, который в него поверил! Эту крепкую мужицкую башку ведь не переломишь: он поступает всегда так, как считает справедливым. Видно, правдивы слухи, что он был одним из вождей Желтых.

— Я переговорю с Одноруким.

— Мы не разойдёмся и ничего не будем делать до конца ваших переговоров, царь! Мы уже вызвали нашего владетеля из Аякара и через пару часов он будет здесь. А тебя мы покорнейше просим не выходить из дворца.

Да, эти "покорные подданные" явно вознамерились не выпускать царя до конца переговоров. Придётся пойти на попятную, тем более что решение ещё не оформлено указом и согласием Народного Собрания.

— Хорошо, я подожду. Приятно видеть, как вы любите своего владетеля. Но вы понимаете, что теперь вы берёте на себя новые обязательства: стать самыми верными воинами нашего царства и постепенно влиться в ряды старков?

— На это мы согласны. Это служит только нашей чести. Ты, царь, сможешь всегда рассчитывать на наше оружие, наш хлеб и наше вино.

В итоге в этот день царь утвердил Урса владетелем всей Лазики и официально объявил ему, что на утверждение Народного Собрания будет внесён указ о присвоении ему титула графа Лазанского, а также народ попросят дать Урсу почётное прозвище в соответствии с его подвигами и заслугами. За это царь предложил Урсу отказаться от деревень по восточную сторону Аякара. Урс не возражал: надо же было Атару хоть как-то урезать его лен, а царство плюс крепость — вполне достаточное вознаграждение за подвиги. Тем более что отдаваемые деревни бедные и разорённые.

Новый почти что старк Шон Скинторан тоже стоял в толпе лазанцев, считавших и его, и ихлан Урса своими родными. Он недавно вселился в прекрасный дом в Гуржаани, где жил в окружении четырёх жён (вернее, жены и трёх наложниц, поскольку по старкским законам несколько жён позволялось лишь знати). Кроме того, в доме были четверо рабов и пара слуг, захваченных Шоном во время набегов на Долину Кувшинов. И Шон чуть ли не больше всех остальных был рад благополучному разрешению спора между царём и народом Лазики.

Естественно, вечером после объявления царского указа начался всеобщий пир. Атар сбежал потихоньку на следующее утро, а Лазика пировала ещё неделю.

Аориэу был доволен: хоть сейчас этот растяпа не упустил своего шанса. А, может, он и не совсем растяпа. Урс как-то раз спьяну после хорошей баньки рассказал Аориэу историю своей жизни. Приключения Ликарина в Империи, на ненасильника произвели страшное впечатление: невероятная везучесть и вместе с тем полное неумение её использовать для других целей, кроме как спасаться из ловушек, которые сам для себя поставил. Но ведь в итоге его вынесло туда, где он на месте! Потерял руку. Но ведь приобрёл знатность и титул в обмен на неё! Упустил Ссарацастр. Но ведь получил Лазику, которая теперь с ним навсегда. Непонятно... Уникальный случай.

И ещё одно встревожило Аориэу: Кисса как-то уж слишком внимательно смотрела на него, и он разобрал слова, которые могли значить нечто очень серьёзное:

— Сильная, но полностью искорёженная душа.

* * *

Аргирисса получила от Настоятеля страшную, но несколько двусмысленную, епитимью:

"Тебе, дочь моя, даётся три месяца, чтобы попытаться самой исправить то, что содеяла. Не позже чем через три месяца ты должна рассказать всё содеянное тобою совету вашего цеха и принять более строгое из предложенных тебе наказаний, если только этим наказанием не будет смерть".

У старков было принято даже в решениях суда чаще всего давать осуждённому выбор из двух типов наказания. Например, в своё время Ангтун было предложено или сесть на кол, или стать позорной бесправной рабыней Тора.

Аргирисса поняла, что ей нужно сейчас направиться в Колинстринну, и молиться, чтобы интуиция и Элир Любвеобильная подсказали ей правильное решение.

В первый день тринадцатого месяца Аргирисса вернулась в Колинстринну. Эсса сразу же рассказала ей о своей беременности. Тор буквально подхватил её на руки. Эсса, усадив гостью за стол, спросила: "Когда будет свадьба?" На что Аргирисса скромно ответила, что ей предстоит сначала завершить епитимью. И вдруг ей стало ясно решение: клин клином вышибают. Она выпрямилась, посмотрела на Тора и вдруг ощутила, что надо подождать ещё три дня до времени, наиболее благоприятного до зачатия.

Помолившись ещё три дня, но уже не ограничивая себя в еде, чтобы набраться сил для задуманного и для ребёнка, она бросила формальный вызов гетеры Тору. И в первую же ночь вошла в тантру и понесла. Но выше её сил было оторваться от любимого оставшиеся ей шесть дней, тем более что удостовериться в удачном зачатии можно было лишь на седьмой день (по ауре). А на следующий день после окончания вызова Аргирисса уехала в Линью, чтобы в школе гетер предстать перед судом своего цеха.

Решение суда оказалось следующим. Либо покончить с собой после рождения ребёнка, либо пройти все испытания на Высокородную, кроме тех, которые она уже прошла с Тором. Совершенно неожиданная альтернатива! И, согласно повелению Настоятеля, ей пришлось выбрать прохождение испытаний на Высокородную, хотя одна мысль о соитии с другими мужчинами, кроме Тора, теперь ей была противна. Но до начала испытаний надо было ещё родить ребёнка и выдержать период очищения после родов. До рождения Аргириссе разрешили вернуться в Колинстринну, чтобы ребёнок в чреве лучше узнал своего отца и свою будущую участь в обществе. Эсса, узнав о решении суда и увидев, с каким страхом Аргирисса ждет испытаний, успокоила её:

— Ребёнка твоего в случае чего я признаю своим. Так что у него будут и отец, и мать.

И Аргирисса использовала всю свою духовную подготовку, чтобы полностью отрешиться от мыслей о предстоящем страшном испытании, которое тоже может привести к смерти, и отдаться ребёнку, растущему в её чреве.

* * *

Царь Ашинатогл за эти месяцы, помимо прочих дел, собрал две тысячи пятьдесят девственниц из знатных семейств, хорошей внешности и здоровья, правда, при этом пришлось иногда брать десятилетних девочек, поскольку надо ковать железо, пока горячо. Этих девушек и девочек под охраной евнухов разместили на семи кораблях, а сам Ашинатогл, не захватив с собой ни одной жены, но зато взяв четырёх дочерей, сопровождал их на шлюпе. Убедившись, что из-за противного ветра весь флот опоздает к первому числу последнего месяца, он оторвался от каравана и прибыл как раз накануне триумфа.

Его уже ждал Тлирангогашт, предвкушавший хорошую выволочку за то, что он потерял треть агашцев и почти половину союзных войск. Но неожиданно царь при отчёте о потерях расхохотался и сказал:

— Намного лучше, чем я думал. Я не ожидал, что больше половины войска вернется из этого похода. Ты, сын, молодец!

И тут Тлирангогашт вспомнил отца по крови, который потерял почти всё войско, но победил-таки Ляна Жугэ. Да, совсем по-разному нужно воевать, когда у тебя людей много и когда их мало. И потери в большой армии, которая всегда может получить подкрепление, воспринимаются тоже по-другому.

Вечером отец и сын, теперь уже в значительной степени действительно отец и сын по духу, сидели за чашей вина и вспоминали свою жизнь. У обоих она была непростая. Ашинатогл был сыном царя и охранницы. Видимо, поэтому у него было такое крепкое здоровье и такой неукротимый дух. Но из-за "низкого происхождения" матери вельможи удалили его на дальнюю границу, в пустыню, где он сдерживал набеги Единобожников. Когда отец умирал, он назвал наследником Ашинатогла как старшего из живых сыновей. Но придворная камарилья возвела на престол жалкого выродка, а самого Ашинатогла обманом завлекли в ловушку и заточили в тюрьму. Его не осмелились убить или ослепить, боясь восстания всей Северной Армии. Но посадили в сырую и тёмную камеру, где будущий царь провел три года, пока ему не удалось бежать. Увидев царевича на свободе, воины восстали и пошли с ним во главе на столицу, где возвели его на трон.

А Тлирангогашт рос у матери-гетеры в крайне неопределенном статусе: его отец иногда наведывался, оставлял деньги на обучение и настаивал, чтобы сын готовился стать воином и властителем, а не художником. Но даже признавать сына Атар не торопился, поскольку ему это запрещали короли и канцлер. А против узаконения его другими людьми резко возражал. В начале рокоша отец вновь приехал, внезапно провёл обряд полного узаконения сына и увез его с собой. Мальчику пришлось привыкать, что у него есть брат от отца и другой гетеры, о котором он раньше даже не слышал. Затем последовало бегство в Карлинор. Затем у отца появилась жена. Она была ненамного старше своего "сына", но, к счастью, мачеха оказалась умной и доброй. А когда он уже освоился со своим положением в новой семье, вдруг такой внезапный поворот судьбы!

* * *

Первым большим событием на Форуме Дилосара стал триумф в честь двойной победы. Он прошёл в последний день последнего месяца года, который в этот раз был високосным: всего пятнадцать месяцев. Заодно состоялось освящение нового храма и большое Народное Собрание.