Иногда между первым и вторым этажом можно было наткнуться на грязные тела, обернутые в старое тряпье. Везде стояли бутылки из-под водки, которые периодически подвергались ревизии особо бедных и отчаянных жильцов. Если не было денег и невозможно было их каким-либо способом получить, то мужики или бабы выползали из своих провонявших комнат, начинали шариться по этажам, прикладываясь к горлышку целых бутылок, и ждали спасительных капель, которые могли остаться на донышке. Они бывали не в состоянии удерживаться на ногах, и поэтому начинали ползать на четвереньках. Такое, справедливости ради стоит заметить, случалось крайне редко, но если случалось, не дай бог тебе попасться им под ноги. На удивление, у всех этих пропитых людей, перезараженных разными видами гепатитов и страдающих белой горячкой, оказывалось много сил.
Лёня ничем не выбивалась из общей картины, но в отличие от остальных у нее имелась какая-никакая предпринимательская жилка, поэтому она считалась в подъезде влиятельной и авторитетной. Хотя бы потому, что водка и закуска в ее доме не заканчивались никогда.
Это была полноватая женщина неопределенного возраста с опухшим, даже скорее одутловатым лицом лилово-фиолетового оттенка от налившейся крови. Ей с чистой совестью можно было дать как сорок, так и семьдесят, потому что черты лица давно размылись алкоголем, потеряли свою четкость, и иногда казалось, что у женщины есть только две щелочки на лице, заменяющие глаза, и огромные, всегда разбитые губы. В нашу первую встречу она была одета в неряшливый драный и грязный халат с характерными темно-коричневыми пятнами по подолу. Никакой другой одежды на ней я так ни разу и не увидела.
Тяжело привалившись плечом к потрескавшемуся косяку двери, Лёня душераздирающе зевнула, заставив мои глаза заслезиться, вытащила зажигалку с папиросой из прохудившегося кармана и закурила.
— Чья? — неестественным грубым голосом пролаяла она.
— Рафика.
— Бородатого? Который на рынке торгует?
— Да, — пока она говорила, я старательно училась не дышать. Пока не получалось.
— Комната нужна?
— Да.
— Приезжая?
Можно подумать, будь я коренной москвичкой, приперлась бы в это убожество. Но, не показывая своих мыслей, я невозмутимо кивнула.
— Заходи. Но деньги вперед, — грозно сдвинув густые брови прохрипела Лёня и выжидающе протянула руку, мешая пройти внутрь.
— Сначала я посмотрю, и только потом деньги, — тихо, но твердо настояла на своем. С такими, как она, слабину давать нельзя, иначе на шею сядут.
Женщина хмыкнула, повернулась ко мне спиной и через несколько шагов свернула в левый коридор. Оценив это как приглашения, я хлопнула дверью и направилась следом.
Внутреннее обустройство соответствовало внешнему. Стены длинного темного коридора наполовину были окрашены в отвратительно-голубой цвет, потускневший от времени и полувековой грязи. Часть краски давно слезла, мелованные стены казались грязно-коричневыми. Под потолком жители квартиры натянули несколько провисших веревок, на которых сиротливо покачивались чьи-то грязные и растянутые темно-синие треники и две скомканных рваных майки.
Проходя под импровизированной сушилкой, я пригнула голову и инстинктивно задержала дыхание. За то время, что мне пришлось здесь жить, это вошло в привычку, а потом и вовсе превратилось в рефлекс.
Справа я увидела три дверных проема, прямо — виднелась жутко задымленная кухня, на которой в данный момент пили, курили и разговаривали на повышенных тонах двое мужчин примерно такого же вида, что и мой будущий арендодатель. Завидев меня, оба сально заулыбались и уставились на мои ноги.
— Какая бл*дь! — с восхищением заметил один из них. — Лёнькина?
— Наверное, — ответил второй, шаря взглядом по моему телу. — Такие просто так к нам не придут. Слышь, эй, сюда иди! — поманил здоровой ручищей.
Сделала вид, что ничего не услышала, и свернула за Леонидой, оставляя возможность ознакомиться с жилищем на потом.
Женщина к тому времени отперла разбухшую от времени белую и перекошенную деревянную дверь, посторонилась и пропустила меня внутрь.
— Вот, — едва ли не с гордостью она жестом обвела абсолютно голые бетонные стены и три панцирных, прогнувшихся кровати, стоявшие примерно в полуметре друг от друга. Свернутый полосатый матрас стоял в углу, в оконной раме зияла дыра, а при каждом выдохе у меня изо рта вырывалось облачко пара. Было холодно почти так же, как и на улице. — Устраивает?
— Здесь еще кто-то живет?
— Хочешь одна, как барыня, плати тогда за троих! — ощетинилась баба.
— Я ничего не хочу, я спросила, живет ли здесь еще кто-то.
— Да. Парень сегодня вселился. Вон его сумка, — я повернулась и за ее спиной действительно увидела темно-синюю спортивную сумку. — Да не ссы ты так. Хороший парень. Красивый такой. Одно удовольствие с ним, — она заговорщически подмигнула, отчего пропитое лицо некрасиво натянулось, и ощерилась, демонстрируя желтые гнилые зубы. — Берешь?
— Сколько?
Я считала, что за эту хибару и десять рублей жалко, но по сравнению с остальными сдаваемыми комнатами выходило действительно недорого. Кивнув в знак того, что согласна, я полезла рукой в карман, нащупывая часть денег, и Лёня от любопытства вытянула грязную шею, пытаясь рассмотреть зажатую в кулаке сумму. Там было немного, потому что я отчетливо понимала, что в таком месте светить деньгами весьма чревато, да и вообще ими лучше не светить. Пусть думает, будто пара бумажек — все мои сбережения. Я целее буду.
Она рывком вырвала купюры из руки, и я подавила желание брезгливо отдернуть пальцы, чтобы не коснуться этой женщины. За несколько лет хорошей жизни во мне, оказывается, развилось такое качество, как брезгливость. Плохо. Придется отучаться, потому что оно не помогает выжить.
— Через месяц снова платить, — предупредила Лёня. — Продукты и посуда своя, на кухне ничего не трогать. Ванна с туалетом там.
— Ключ дайте.
Она почему-то недовольно сжала губы, но нужную вещь передала, а затем вышла, хлопнув дверью. Я поспешно закрыла замок до предела.
Мысленно я дала себе зарок съехать при первой же возможности. С первых минут стало понятно, что пребывание здесь не будет райским или хотя бы сносным. Но по-прежнему клетушка три на четыре была куда лучше зимнего неба над головой или даже вокзала. Тем не менее, я начала заранее думать о мерах предосторожности, которые практически незамедлительно приняла.
Здесь всегда было холодно, и температура уступала уличной лишь на пять-шесть градусов. Кроме дырок в раме, присутствовали еще дырки в стене, которые, мы хоть и пытались как-то облагородить и заткнуть, все равно пропускали холодный воздух. Старый матрас я просто побоялась разворачивать. Только вшей или блох мне еще не хватало. Спала прямо так, в дутой куртке, а под голову подкладывала сложенный шарф. Вещей поначалу у меня не было никаких, потом мне все-таки пришлось немного потратиться, чтобы купить самое необходимое в виде хоть какого-то нижнего белья и банных принадлежностей. Но обрастать вещами, обустраивая здесь быт, я не желала. Чем меньше вещей, тем легче съехать.
Со своим сожителем я познакомилась тем же вечером, буквально через пару часов после моего прихода. Наверное, мы оба восприняли это знакомство как вынужденное, и отнеслись к нему вполне равнодушно, первое время обращая друг на друга внимания не больше, чем на стоявший в углу матрас. Лично я искренне считала, что разъехавшись и перестав, в конечном счете, делить одну крышу над головой, мы никогда больше не увидимся и забудем друг друга как страшный сон. Кто бы мог подумать, что Антон станет одним из тех немногих людей, кого я могла назвать если не другом, то хотя бы добрым приятелем и товарищем. Нас связывало много грязных вещей прошлого, цинизм к миру и неимоверная жажда жизни.
Это был крепкий, среднего роста русоволосый парень славянской внешности. Всего лишь на пару лет старше меня, он выглядел мрачным, решительным и готовым практически на все. Циника хуже, чем разочаровавшийся романтик и идеалист в одном лице, я просто не знаю.
Мы оба напряженно застыли, изучающе разглядывая друг друга. В этом доме всегда нужно было быть настороже, и мы с ним с первых минут это уяснили.
— Это твоя сумка? — кивком подбородка указала на баул.
— Моя, — несколько напряженно ответил он. — Ты кто?
— Твоя соседка на неопределенное время.
Начальное недоверие сменилось на полнейшее равнодушие. Парень хлопнул дверью, повернул замок, как я — до упора — и прошел к своим вещам. Ко мне широкой, с перекатывающимися при каждом движениями мышцами спиной повернулся, уселся на корточки и принялся сосредоточенно рыться. Я ему не мешала, лишь плотнее кутаясь в одежду. В тот момент меня больше интересовали дела насущные — что есть, как жить и на какие именно вещи первой необходимости тратить деньги.
Кроме того, надо было точно решить, что делать дальше. По-хорошему, я планировала уехать со дня на день, но заграница по понятным причинам отпадала. У меня банально не хватало на нее денег. У Рафика столько не заработаешь — его копеек еле-еле хватало на бомжовку и стаканчик чая. А Слава не удосужился, к тому же, сделать мне загранпаспорт. Очевидно, эта провинциальная девочка в своей жизни дальше Грязей не выезжала, и такой паспорт был ей ни к чему. В какой-то мере даже пару часов назад я оставалась скована по рукам и ногам. Сейчас нет.
Снова у моих ног весь мир, а решимости по-прежнему не занимать. Я буду использовать любую возможность для достижения своих целей, а какой город в нашей стране кишит ими? Только самый лучший. А лучший в этом плане только Москва. Это столица, где денег крутится немеряно. А заграница никуда не денется.
Конечно, я не собиралась забывать о собственной безопасности, поэтому предпринимала различные меры предосторожности. Пусть я хоть трижды трупом, все равно существует опасность наткнуться на знакомых людей. Партнеров и случайных встречных на важных мероприятиях, куда я приходила под руку с Маратом, я боялась мало. При малейшем изменении внешности они и не вспомнят роскошную брюнетку в шикарной одежде, и уж тем более никогда ее не признают в оборванной замарашке, какой я была сейчас. Что касается более близких людей, таких как Залмаев, Трофим, да тот же самый Дирижер...Долгое время пробыв рядом с ними, я знала круги их общения, места, где они обычно бывают в рабочее и нерабочее время. И в эти места не входила самая южная окраина Москвы и шашлычная на Черкизовском рынке.
Возможно, первое время они еще не до конца поверят в мою смерть, в смысле умом, но через несколько месяцев просто забудут обо мне и перестанут вспоминать. Меня никто не будет искать, и я наконец-то смогу расслабиться.
— Как тебя зовут? — прервал мои размышления глухой голос парня.
— Саша.
— Антон. Ты откуда?
Вспомнила.
— Из Липецкой области. Ты?..
— Из Орла. Почти соседи, — Антон, уперевшись руками в колени, рывком поднялся и невесело улыбнулась. — Давно приехала?
— Недавно.
На этом официальная часть была закончена, и мы завалились спать. Я благоразумно выбрала кровать посередине. Тут, по крайней мере, не дуло от стен.
Наутро предстояли дела поважнее. За ночь я практически воочию убедилась в том, что здесь спокойно не будет. До четырех утра слышался звон бутылок, громкие разговоры, перерастающие в ругань, мат, пьяный смех и звон разбившейся посуды. Вся эта какофония спать совершенно не мешала, потому что я была жутко вымотана, но мысленно я зареклась из комнаты, что бы ни случилось, раньше пяти не выходить.
Приподнялась на локтях, так что просевшие пружины подо мной скрипнули, посмотрела на спящего под тонкой простыней парня и решила, пользуясь относительной тишиной, исследовать оставшуюся часть дома, а заодно найти ванную.
Она произвела на меня такое же удручающее впечатление. Во-первых, трубы напрочь сгнили, пахло застоявшейся водой и плесенью, а самой ванны, как таковой, здесь не было. То место, где предположительно она когда-то стояло, огораживалось деревянной невысокой балкой, служившей своего рода бортиком. Туалет — еще хуже. Было видно, что им все-таки пользуются чаще. Туда зайти я не рискнула.
Дверь в ванную оказалась без щеколды и вообще без какого-либо крючка. Так что в любую минуту сюда могла ввалиться любая пьяная харя, сейчас в бессознательном состоянии валявшаяся в коридоре и на кухне. И такое пару раз случалось. Я быстро училась на своих ошибках, поэтому в следующий раз после инцидента дверь была забаррикадирована ручкой швабры, которую я стащила с рынка, а у меня всегда под рукой находился острый охотничий нож. На него как раз пришлось изрядно потратиться, но тут уже выхода не было. Своя жизнь дороже.
Перед тем как мыться, нужно было выждать минут десять при включенном свете, потому что при такой сырости и затхлости в ванной завелось много...живности, скажем так. Пауки, тараканы, что-то вроде маленьких пиявок, но это были не пиявки, а какие-то червячки. Антон даже пару раз натыкался на крупных крыс, но мне они не попадались.
В то утро я был немного удивлена наличию этой живности, половину раздавила нахрен, а потом мне же пришлось отмывать грязный кафель. Слава богу, что я у Рафика в прошлый раз стащила ярко-желтые хозяйственные перчатки, которые меня буквально спасли. Мыло пришлось взять у жителей дома.
Мылась я, все время чутко прислушиваясь к тишине дома и внимательно вглядываясь себе под ноги. Мылом вымыла голову, потому что шампуня здесь не было, и поняла, что в магазин придется идти край. Вода лилась холодная и тонкой струйкой, но в моей ситуации это было даже к лучшему. Вытереться тоже оказалось нечем, поэтому пришлось натягивать единственную мою одежду, доставшуюся от умершей проститутки, прямо на мокрое тело. Джинсы налезали неохотно, приходилось с силой тянуть их вверх, и я порадовалась тому, что при моей небольшой груди, лифчик — не первая необходимость. Не помню уже, откуда такая мысль взялась, наверное, я о предстоящих растратах думала, но тут же я раскаялась и поняла, что этот предмет гардероба в данную минуту мне не помешал бы.
Хлипкая дверь нараспашку открылась, явив перед моими глазами похмельного, опухшего мужика, которого я видела еще вчера на кухне и который с восхищением назвал меня "бл*дью". На нем были одеты те же штаны и майка, облеванные водкой вперемешку с чем-то, напоминающим и пахнущим как прокисший майонез с пельменями, и еще от него невыносимо разило самогоном. Морда слегка побитая, одна щека покрасневшая, с отпечатком узора линолеума, который везде был одинаковым, на другой — ошметок чего-то съестного.
Он еще глаза с бодуна не разлепил, но заметив по пояс голую меня, потрясенно и довольно вылупился, выдохнув что-то маловразумительное. Уставился так отвратительно, очень грязно, и не сводил взгляда с моей груди. Меня передернуло, я даже сдержаться не смогла и постаралась как можно быстрее натянуть на мокрое тело колючий свитер, втайне радуясь тому, что джинсы уже на мне. Мужик ощерился, мясистыми плечами повел и сделал шаг в мою сторону.