— Так, мы оказываемся в имматериуме вслед за ними. В варп-течении, варп знает каком, тут буря, — вслух рассуждал я. — Скорость у нас хилая, мощных двигателей, как у предателей, нет. Нас подхватывает течением. И, немалый шанс, что еретики не выйдут обратно. А, просто догонят нас, возьмут на пустотный абордаж. Но! — воздел перст я, оскалившись, — у них не будет пустотных щитов. Совсем.
— Это неплохо, Терентий, но, даже если мы соприкоснёмся полями Геллера… Не хочу вас огорчать, но даже полный залп всего оружия Милосердия не нанесёт еретику серьёзного вреда. Слишком он большой, — вздохнул Боррини.
— В варп плазму, Франциск. Именем Империума Человечества, я, Инквизитор Терентий Алумус объявляю тяжёлому линкору “Пречистая Леди” приговор. Будучи Трайторис Максимус, это судно подвергается приказу Экстерминатус. Готовьте спецторпеду, Франциск, — подытожил я. — И Франциск, умоляю, протоколируйте. С меня, если мы потеряем спецбоеприпас в варпе без цели… ну, голову мне оставят. Но её содержимое — не факт.
На самом деле, как моя “пафосная речь”, так и последующая просьба были нужны. Первое — запуск протоколов расконсервации тайного хранилища “торпед судного дня”. Вполне официально зачитанный в рубке приказ запускал системы безопасности и отменял протоколы самоуничтожения, отмыкал опечатанные створы.
А вот просьба не “потерять”... Дело в том, что выбивая две торпеды на Бакке, я, ещё в предыдущем теле, обзавёлся заметной сединой! Если и есть в этой вселенной “бог скупердяйства и жмотничества”, то его аватары — хранители спецбоеприпасов на Крепостях Сегментума. Мне пришлось учить их долбаную инструкцию наизусть, просить, умолять, грозить карами. И даже грозил поселиться у них, если не дадут торпеды. Похоже, помогло только последнее. Но в том, что на Капра Мунди живут их идейные последователи, я не сомневался. И что со мной будет, если я ненароком выживу и весело сообщу, что “потерял” спецторпеду… Ну, мне откровенно страшно. Линкором “Наиглавнейших предателей”, Трайторис Максимус, я от этих упырей откуплюсь. Тем более, сверхдредноутом класса “Бездна”. Но, в случае “потерял” — не спасёт меня инсигния, надо менять тело, имя и вообще. Реально сожрут мозг.
Ну, несколько иронизирую, конечно, но мне надо, сам себе протянул я, краем глаза отмечая, как суета из обречённо-бессмысленной превращается в суетливо-осмысленную.
Перераспределение энергии, отключение предохранителей, готовность к аварийному входу в варп. Это не считая подготовки спецбоеприпаса и жуткой ругани орудийной команде от Боррини. Он мою полушутку принял вполне всерьёз, хотя, шуткой это было менее, чем наполовину.
И вот, пока постреливающий и потихоньку наращивающий интенсивность лазерного огня несун в ледском обличии развлекался, мы готовили свой ход Терёхой.
Милосердие на определённый момент ускорилось, освещение на мостике потускнело, а мы следили за еретиком. Пара залпов лансов ушли в молоко, один сожрал щит, а мы всё приближались. И тут вставал вопрос, что, учитывая скорости, еретик уже нас не сожжёт на месте — не тот угол. Может активировать свои монструозные пустотные щиты. О которые мы в варп разобьёмся, ну или будем иметь тысячную процента уцелеть и провалится в варп ЧЕРЕЗ них.
Последнее отдавало откровенным безумием, так что я даже не озвучивал вслух. Просто сообщил Кристине, в свете и ветре, что, если что, “попробуем”.
Но еретики не хотели до срока “ломать игрушку”. И скакнули в варп, а я взвыл в голос — ощущение было, как будто меня рвут на части. Поскольку я давал энергию Кристине, не развеивал, а старался удержать варп-проход без поддержки. И это было реально больно, в прямом смысле слова — болела душа.
И Кристина подпитывала проводимой через себя моей энергией и энергией нашего двигателя, дёргающуюся кляксу варп-перехода, в которую, чуть ли не с чпоканьем, всё же протиснулось Милосердие. И ей было чертовски больно, я чувствовал по нашей связи.
Почти шёпотом она пробормотала координаты, Боррини орал, я было начал приходить в себя, как почувствовал зарождающейся варп-переход. Ну нет, не уйдут, сволочи, подумал я, вздохнул и принялся его корёжить.
И не ушли — через минуту мучений мостик заполнили ликующие вопли, прерванные криком Боррини:
— Полный ход! Нас сейчас накроет волной!
И накрыло. Впрочем, поле Геллера держало, а флуктуации, достойные сердца самой башенной бури, я, уже ни на что не обращая внимания, гасил. И выжили, вот только… Кристина всё хуже и хуже чувствовалась по нашей связи. А потом послышался стук её руки о палубу, потому что оседающее тело я успел подхватить.
18. Дела родственные
Первым делом я, естественно стал вчувствоваться в сомлевшую Кристину. И ни варпа мне вчувствованное не понравилось — эта дурочка явно перенапряглась, ну и если не “лопнула, как шарик”, то была явно на пути к этому состоянию. То есть, она мне помогала, когда я удерживал ледь в варпе, что делала… ну вот совершенно зря. Этого мы не обговаривали, я не просил и не приказывал, собственно, сам факт удержания еретика в имматериуме — был моим мимолётным решением и моей ответственностью. А она помогала, уже перенапряжённая… Блин, дурочка, слов других нет.
И непонятно, что и как с ней будет: ощущалась душа Кристины как раненый зверёк, свернувшийся клубком. Вроде бы — ничего критичного, но я ни варпа не душевный лекарь, максимум — калекарь.
Ну и, соответственно, тело Кристины осталось без управления, без сознания, а теребить суть девицы я находил бредовым: если сможет отозваться — отзовётся, а если сломается в процессе отзыва окончательно? Мне моя тереньтетка дорога… очень. И жить без неё “дальше” мне ни варпа не угодно! Мне угодно жить дальше с ней!
Так что всё, что я мог делать, это подавать свою энергию, с максимально позитивными эмоциями. Которую, по вглядыванию, Кристина, к счастью, поглощала. Немного, большая часть посланного развеивалась, но даже такой признак активности меня как обрадовал, так и частично успокоил.
Заодно я таки нашёл дело для этих бесючих крылов. Варп знает, когда они проявились, но сейчас они охватывали тело Кристины, сплетясь в этакую колыбель. Ну, надеюсь, ей удобно, а я им прощу пару процентов бесючести, гусиности и биологической неуместности, щедро решил я.
Далее, убедившись, что скоропостижно и прям сейчас моя ненаглядная тереньтетка меня покидать не собирается, я встряхнулся и стал пытаться понять, а что, собственно, вокруг творится-то?
И ни варпа мне узрённое не понравилось. Точнее так: судя по мотаемому Милосердию и уже рефлекторно гасимым и ослабевающим флуктуациям, приказ Экстерминатус, в материальной форме, несунов настиг. И хана корыту однозначная — подрыв заряда, предназначенного выводить планетарное ядро на нестабильный режим, в центре массы жалкой скорлупки всего-то тридцати километров размерчиком — это гарантированный и бесповоротный всё, без вариантов. И это было хорошо.
А вот дальше начиналось непотребье: ну ладно, экипаж, раздольно припорошивший собой мостик. Почти все нецелые, но окончательно сломанных не наблюдается, даже вроде как в сознании и отлепляются от окружающего пространства, поднимаясь на ноги (или задницы, точнее в большей части — на задницы, занимая сидения постов). Вот только, эти паразиты, вместо того, чтоб отдупляться и заниматься делом, хамски ликовали! Причину я понимаю, но мы же в навигационном варпе! И то, что генератор Геллера (моими усилиями, нужно самому себе отметить) не сломался в варп — никак не гарантия, что мы не гробанёмся по куче иных причин.
— Навигатор!!! — взревел я, так что подпрыгнули, в той или иной мере, все присутствующие. — Проложить курс!!!
Леман, перед этим дебильно улыбавшийся, подпрыгнул, завращал всеми тремя оками, потёр свежий фингал под налобным (а я мысленно хрюкнул, по массе причин). После потирания скорчил, значится, трагичную морду лица, да и выдал:
— Простите, Терентий, — похоронно простонал он. — Я не вижу Астрономикона…
— Да вы что, Леман? Не видите Астромикона, в глубине Окуляра Трепета? — ядствовал я. — Это вы весьма неосмотрительно поступаете, — осуждающе покачал я башкой из крыластой свёртки.
— Э-э-э… — не нашёлся что ответить трёхглазик. — А как госпожа Кристина?
— Хреново, Леман, — злобно оскалился я. — И вести Милосердие нужно вам. Без вашего варпом трахнутого маяка. Или все мы сдохнем, включая вас, — сделал я индифферентную рожу типа, который как раз не сдохнет.
— Но… но… я даже не знаю, где мы! — взорвался навигатор.
— А какая вам разница? Точнее, разница есть, — уточнил я. — Будь мы НЕ в Оке Ужаса, я бы сказал, что то, что вы не видите Астрономикон — херово. Но варп подери, Леман, мы УЖЕ в варп-шторме! И флуктуации я на Милосердие не пущу! Поток есть?! — рявкнул я, на что застроенный навигатор вытянулся в струнку и кивнул. — И куда он, по вашему, ведёт?
— Э-э-э… — свёл очи на переносице, что вышло изрядно оригинально учитывая их количество, главный навигатор. — Либо к Кадии, либо от неё! — возрадовался он, но тут же скис. — Пятьдесят на пятьдесят, Терентий. Лучше, чем ничего, но нас может вынести в сторону Царств Хаоса…
— Совсем не видите? — деловито уточнил я, на что последовал скорбный кивок. — Кадия — туда, — ткнул я наставительным перстом, высунувшимся из крыластой свёртки. — В общем, ведите по потоку, не потеряемся. Генераторы я от особо гадких флуктуаций оберегу, но постарайтесь побыстрее. И мимо Кадии не промахнёмся, — подытожил я, пошатываясь, поднимаясь на ноги, что было не слишком просто, учитывая Кристину и мешок из крыл.
— Куда вы, Терентий? — подал голос Боррини.
— В совещательную, куда ж ещё, — буркнул ковыляющий я. — И да, мне не мешать, по глупостям не беспокоить, если что-нибудь мне будет нужно — я позову. Работайте, господа, — буркнул я, затворяя за собой дверь совещательной.
Устроился поудобнее, полюбовался Кристиной в гнездышке из крылов, вздохнул тяжело: никаких изменений, хотя смешно ждать “чудесатого исцеления”. Завернул тереньтетку поудобнее, да и предался разгульному и безудержному мышлению.
Так, вообще, то что совершило Милосердие — подвиг сродни геракловым. Сверхдредноут класса Бездна Имперские силы ушатали, гарантированно, лишь один. Сотворили это очкомарины, с запредельными потерями, надрывом, пафосом и превозмоганием.
Подвих, куда деваться, и с этим всё ясно. Само Милосердие — относительно цело, собственно, у меня большая часть внимания и сил уходила на поддержание жизненно важного оборудования в “безфлуктационном” состоянии. Целое и работает, факт.
Смертей… были, но в относительно терпимом количестве. Не хочу сейчас ничего знать, мне и так неважно. Посижу, отойду, смирюсь внутренне со временным состоянием Кристины — тогда можно и детали узнавать. А сейчас не хочу, всё равно ни варпа не сделаю.
Далее, что, собственно, я сам-то делал? И выходит, что курочил некурочимые узоры света и ветра. И, очевидно, часть природы моих невнятных возможностей приоткрывается. Итак, свет и ветер, структурные “атомы” имматериума (а, возможно, не только его), подчиняются моей воле. Оттока энергии на это подчинение я прямого не наблюдал, но.
“Но” заключается в том, что сделать что-то из имматериума у меня ни варпа не выходит. Вдобавок, ограничения, как объёма, так и расстояния для воздействия, невзирая на иллюзорность этих понятий в измерении воображения. При этом, теоретически, могу и “что-то”, даже частично получается это что-то, если копировать не узор воздействия псайкера, то есть "процесс" (если делать это — получается варп знает что), а итог этого воздействия. Это хорошо, это славно. При этом, псионика развивает память, контроль волевых проявлений и воображение, на этом пути я потихоньку смогу добиться много.
А далее вопрос “моей энергии”, гиперчеловеческой, как обозвала её во время оно ещё Лагиния. С ентой энергией проще, но сам я её вырабатываю, для привычных мне воздействий вроде деструктурирующей петли или луча прискорбно мало. Но, пожирая варп-проявления, причём непременно структурированные, “сырой варп” тут не годится, я её получаю. Есть у меня подозрение, что ни варпа я не варп пожираю. Точнее, есть некая “фракция” добавляемая живыми, которая мной и употребляется.
И, наконец, я эту энергию использую не только в форме “большой дубина пастукать”. Она тратится моей сложной и загадочной персоной, ежели я воздействую “сверх” определённого объёма-расстояния. Тратится ощутимо, причём разевая пасть на непомерно большой кусок, я эту пасть если не рву, то надрываю: душа, признаться, до сих пор побаливает. Хотя ощущение — как от крепких колотушек, а никак не от серьёзной травмы, есть с чем сравнивать, да и ощущения, в случае самодиагностики — единственная отправная точка. В общем, жив, здоров, молодец. Местами красавец, если бы не крыла эти подлючие. Хотя и им применение нашлось.
Далее, Кристина. Перенапряглась, аналогия с лопающимся шариком как нельзя подходит. Перенапряглась, как и я, только либо я покрепче, либо она меня любит больше, чем себя. Последнее возможно, но несколько пугает — всё же, слишком сильные чувства и ответственность, хотя приятно, конечно. Но странно — форма демонетки при ней, так что любить меня КАК себя — она вполне может. Это вполне естественно, поскольку она и есть часть меня, в определённом смысле. Но больше… блин, надо серьёзно говорить с девицей. Пусть я её, кхм, люблю не столь сильно, но терять её точно не хочу. И не хрен ей подвиги с превозмоганиями учинять, пускай вражины бессмысленно и бесплодно нас превозмогать тщатся.
Если вообще очнётся, пригорюнился было я, но встряхнулся — живое, а Кристина жива, к здоровому состоянию стремится, свойство у него такое. А подождать надо — так подожду, никуда не денусь.
Так, и с еретиками вопрос. Точнее, с еретичищем и человеками из его окружения. Надо узнавать, а то мне неспокойно, заключил я, врубил вырубленный вокс и обратился к Эльдингу. Мимоходом отметив живость, точнее, вокс-активность и, как следствие, живость аколятни, телохранителей… свиты, в общем.
— Эльдинг, заключённые, — не стал разводить политесы я. — Состояние саркофагов, возможность внепланового пробуждения?
— Зал холодного сна и саркофаги исправны, причин для беспокойства не наблюдаю, — последовал ответ через минуту. — Терентий, хочу доложить…
