Общее впечатление от данного лубочного шоу, было очень странным. Во-первых, никак в голове моей не укладывалось, и не ассоциировалось христианство, и тот жуткий, в своей аморальности мирок, в котором я оказался. Во-вторых, где в таком случае, та самая пресловутая настойчивость христианских проповедников? Ведь похоже, за все время существования дома, а это по хронометру сети, почти тысяча лет, один лишь Алекс, непоседа и задира, случайным образом раскрыл секрет сего, дающего поистине грандиозные знания чемоданчика. А что же будет с остальными? Они как? Не уж то Достигшее таких высот общество, утратило христианский гуманизм, и все покрывающую любовь?
Однако, после долгих и мучительных ночей, проведенных в тяжких размышлениях, я пришел к некоторым выводам. И главное, что я осознал: отныне, узнав обо всем этом, Алекс некий, не имеет права молчать.
Пятая серия этого супер кино, была, так скажем не в моем вкусе. В ней так же в виде большего слайд шоу, рассказывалась вся история человечества, от Христа до наших дней и далее. Историю я почему-то всегда переносил очень плохо, даже в минимальных, гомеопатических дозах. Ну, а в таком подробном калейдоскопе, я и не пытался разбираться. Главное я уяснил, все что сейчас тут мелькает, застывшими мгновениями человеческого прошлого, является самой мрачной, на мой взгляд, страницей в этой книге. Лишь когда на экране появлялись рыцари в сверкающих доспехах, да орды диких племен мчащихся на врага, я слегка начинал припоминать даты, века и их особенности. Ну а когда в пороховых дымах замелькали Наполеоновские треуголки, и бравые французы начинали штурм русской столицы, я наконец оживал совсем. Вскоре после этого, на экране начинали то и дело появляться огромные железные линкоры, со своими многотонными пушками. Мелькали морские сражения, воздушные бои, сухопутные, и прочие военные баталии. По отдельным снимкам, я узнал и события первой мировой, и революцию в России, и рождение рейха в Германии, и первые Немецкие бомбы, падающие на головы несчастным Полякам. И гигантскую поганку, вырастающую над Японскими городами. И многое-многое другое, что так часто в детстве видел в кино и по телевизору. Очень подробно здесь освещалась вторая мировая, я правда не во все вникал, поскольку дальше начиналось совсем интересное. Да, следующую часть я просматривал с особенной тщательностью, по нескольку раз перелистывая туда-сюда эти красочные картинки, с изображениями каких-то невиданных машин, городов, летательных аппаратов и прочего. В самом начале, я обратил внимание на то, что в заголовке этого фото ряда, значилось сперва:
ВРЕМЕНА НАРОДОВ.
А уже примерно после первой мировой, сменился на:
ВРЕМЯ СУДА.
Я плохо понимал, что все это значит, но глядя на ужасное перенаселение, на все эти гигантские мегаполисы, раскинувшиеся чуть ли не на полконтинента. На отвратительный желтый смог, висящий над ними. На гигантские пустыни, где росли лишь дикие кустарники да колючки. На залитые какой-то дрянью моря. На высохшие, и заваленные мусором реки и озера, обмелевшие каналы и водохранилища. Глядя как по бесчисленным магистралям и автобанам, опутавшим всю планету, мчаться куда-то, мириады разноцветных букашек, я понимал, каких 'высот' достигло человечество за последующие века.
а затем, я увидел как на все это опускается страшная тень, и огромный мегаполис, в один миг превращается в бушующий океан огня.
Это было видно, начало какой-то величайшей катастрофы на земле, поскольку тут же замелькали кадры новостей, показывающих охвативший планету хаос.
Глядя на взволнованные лица политиков, вещающих о чем-то с огромных, во всю улицу мониторов. На искаженные гримасами ненависти лица громящих какие-то здания людей, на гигантские толпы, сметающие все на своем пути, я все больше и больше осознавал, в какой грандиозный тупик в итоге, загнало человечество само себя. Бесконтрольная рождаемость, безответственное разрушение и уничтожение экосистемы, грязные технологии производства и прочая человеческая глупость, привела всех живущих на земле к естественному в таком случае финалу.
Последние кадры этой фотохроники, показались мне чем-то схожими со вторым фильмом, где земля только пробуждалась к жизни. На последних картинках была заснята наша планета целиком, видно какой-то станцией или спутником с высокой орбиты. Наш, некогда такой красивый шарик, единственно на ближайшие сотни световых лет пригодный для жизни, неожиданно, во многих местах одновременно, вздулся страшными смертельными нарывами, а затем, милую голубую планету, окутало, заволокло непроницаемым черно-коричневым месивом.
Да, как ни предупреждали, как ни вещали книжные Оракулы фантастики, 'не поверили, не сберегли, не удержали'. Все сгинуло в один миг в ядерном апокалипсисе. И этот грязный, в воронках смерчей и ураганов шар, совершенно непохожий на ту нашу милую землю, как очевиднейшее доказательство вины всех живущих на земле, как свидетельство преступной беспечности и величайшей глупости человечества, и был последней картинкой этой серии.
31.
А на семнадцатый день этого эпохального открытия, я оказался в лапах Леона. И началось все с невинной посиделки в моем модуле. Как-то в один из вечеров в мою каморку робко постучали, и открыв дверь, я увидел на пороге, скромно потупившуюся Вальку. Она смущенно — так спросила, не занят ли я, и войдя, достала из-за спины небольшой сверток. Усадив ее за стол, и памятуя обо всех местных реалиях касающихся питания, я выложил перед смущенной девчонкой целую гору принесенных на днях мне фруктов. Валька долго отказывалась, но, в конце концов, не выдержала, и взяв со стола огромный спелый томатин, любовно обтерев его полой своего балахона, впилась крепкими зубками в сочную мякоть. Валька жмурилась, аккуратно откусывая по маленькому кусочку, и чему-то улыбалась. А когда наконец, эта несчастная доела ярко красный плод, и утирая губы глянула осторожно на стол, а затем на меня, я кивнув ей мол: 'бери не стесняйся', — спросил:
— Валь, Ты по делу, или так просто?
Девушка, проглотив не жуя очередной кусок, замотала головой:
— Неа. Так просто зашла. Ты помнится, приглашал! — и она как-то искоса глянула на меня, — Я вот тут тебе гостинец принесла. Наша Клавка такие штуки умеет готовить, просто пальчики оближешь! — затем развернув свой сверток, достала от туда пяток пирожков, приятных на вид, и довольно аппетитно пахнущих.
— Ух ты! Сколько лет! Сколько зим! Спасибо! Валька, ты просто исполнительница желаний! Я ведь не ел таких уже лет почитай... В общем много лет! А с чем они? — беря в руку один, до боли знакомый по той старой жизни пирожок, спросил я.
— С картошкой и с мясом. Мне самой нравятся. Клавка у нас настоящий шеф повар. Она ведь в той жизни работала в солидном ресторане. Жаль здесь нет всего что нужно. Ты ешь-ешь. Я их еще с чаем люблю. Давай закажем по стаканчику?
— Давай! — ответил я с набитым ртом.
И Валька, открыв блок управления доставщиком, нажала там какие-то кнопки. Через минуту раздался короткий зуммер, и за стеклянной крышкой появился поднос с двумя прозрачными пластиковыми стаканами, наполненными коричневатой жидкостью. Чай, здесь, как впрочем, и все остальное, был лишь жалким подобием известного напитка, однако выбирать не приходилось, поэтому взяв довольно горячий стакан, я в два присеста осушил его.
Проглотив это 'угощение', я какое-то время сидел с Валькой беседуя о разном, а когда, минут через десять, она предложила мне рассказать о себе, вдруг почувствовал, что веки мои отяжелели, а в голове нет ни одной мало-мальски связной мысли. Я открыл было, рот намереваясь спросить о чем-то свою собеседницу, но тут меня совсем развезло. И с трудом пробормотав невнятно извинения, едва успев понять, что отключаюсь, завалился без сознания на свой топчан.
Очнулся я от легких похлопываний по щекам. А когда с трудом открыл глаза, увидел над собой криво улыбающуюся рожу Гришки Костоправа. За его спиной маячили два черных амбала, а справа у изголовья, стоял сосредоточенный и собранный, как тигр перед броском — Леон.
Я лежал на своей койке, довольно профессионально связанный по рукам и ногам. И хотя в голове еще немного шумело, и в глазах стоял странный туман, я отчетливо понял: 'Меня накормили какой-то дрянью. И сделала это моя новая знакомая — Валька Босая. Вот уж действительно, от добра-добра не жди!'
А тем временем, грозная физиономия Гришки пропала, и на ее месте появилось серьезное лицо верховного. Он некоторое время вглядывался в меня, а затем поняв, что я окончательно очнулся, заговорил вежливо и как-то даже опасливо.
— Ну, здравствуй Алекс Белов! Я давно хотел с тобой побеседовать тет-а-тет, но все никак не получалось! Поэтому, мне пришлось попросить кое-кого о помощи, дабы нам организовали достойную встречу. Так что уж изволь не обижаться! Я отлично осведомлен о твоих бойцовских качествах, и оставить здесь еще три десятка своих сотрудников, в мои планы не входит. Разговор у нас будет долгим, вопросов у меня накопилось к тебе достаточно, поэтому я предлагаю тебе сделку: ты даешь слово, что будешь вести себя хорошо, а мы тебя развязываем. Иначе к концу нашей беседы твоим рукам и ногам потребуется помощь медкибера, а здесь увы, ты сам знаешь, это невозможно. Так что? Будешь вести себя тихо?
Мне естественно не оставалось ничего другого как согласиться, поскольку кистей рук я уже не чувствовал, и отлично понимал, продлись такое сжатие еще какое-то время, могут быть серьезные проблемы.
И вот, когда два черных громилы сняли с меня путы, и растирая затекшие конечности, я усевшись по-турецки на своей койке оглянулся, то увидел третьего воина Леона. Он сидел в другом конце комнаты, положив на мой пластиковый стол направленную стволом мне в грудь здоровенную такую дуру, в которой я узнал большой деструктор.
'Да. Подстраховался Леон! Из такой не промахнешься! Тут только полный кретин либо самоубийца станет дергаться. А я ни к первым, ни ко вторым себя не относил. Так что прийдется быть паинькой, иначе... И чего этому Леону все неймется? — начал внутренне закипать я, — Все лезет он куда-то, ищет чего то! Сидел бы на своем первом уровне, и ублажал свой гарем! А то и здесь в этой дыре покою нет от него!'
Я вспомнил слова Притория, который еще тогда предупреждал о пристальном ко мне внимании со стороны этого верховного. И Ромка кажется, говорил что-то похожее, да только мне от того не легче.
'Вон как провернули. Девку подослали, накормили чем-то! А я лопух уши развесил, жалею тут их! Да, ну ты Валька и... А впрочем, ее могли просто заставить. Этот мастер способен и не на такое!'
А тем временем, в комнате несколько минут стояла напряженная тишина. Все ожидали видно, каких-то действий от меня. Так что Гришка со своими амбалами прикрыл отошедшего далеко в угол верховного, так, словно я сейчас брошусь на них, и сожру этого красного пижона со всеми потрохами. Глядя на их напряженные физиономии, я улыбнувшись, красноречиво скосил глаза на толстое рыло, направленного мне в грудь деструктора, и тогда эти ребятки, явно тоже не последние дураки, слегка расслабились. Затем, Гришка поставил напротив меня стул, на который осторожно, словно на ежа сел Верховный.
Разговор у нас состоялся 'забавный'. И продлился часа три, не меньше. И естественно первое, что интересовало этого головореза, тот самый главный, и самый важный для меня вопрос. Дело в том, что Леон, будучи по природе очень неглупым юношей, сразу обратил внимание на серьезные нестыковки в моем деле с Лизой. Когда первый из двух горилл начал давать показания, он как и остальные, принял весь тот бред за некие умственные отклонения, или нарушение памяти своего подчиненного. Однако, немного поразмыслив, он допросил этого Андре еще раз с применением спецсредств, которыми обладает канцелярия Григория Баюнова. И когда все рассказанное им было четко запротоколировано, оказалось, что даже в мелочах этот насильник не врал. Я конечно, представил себе мающегося от неизвестности Леона, бродившего по ночам из угла в угол, в своем шикарном кабинете. Ох, и перенервничал, ох и испереживался этот грозный член совета. Ведь если все рассказанное его верным Андре правда, необходимо срочно принимать какие-то меры. И когда пришедший в себя Никас, второй из насильников, подтвердил все, о чем говорил Андре, у Леона начались поистине черные дни.
Во-первых, этот странный Алекс вытащил из казалось бы, самого надежного места в доме, прямо из сердца хваленой, непобедимой Леонтийской братии, отлично охраняемых девушек, одна из которых обладала редчайшим даром ясного ока.
Не понятно было каким образом этому парню удалось обойти все искусные ловушки и тотальный видео контроль, отключив при этом полтора десятка отборных воинов. Больше того, опозорив их навсегда, всех обезоружить, и сняв жетоны проникнуть в охраняемую целым взводом территорию, после чего, вместе с пленницами сбежать. Так что если бы дежурный из запасного охранения, не поднял шум, и не направил вслед беглецам погоню, никто так бы и не узнал, куда девались из запертой комнаты девушки патрульные. И когда верные долгу подчиненные все же нагнали этого Алекса, произошло нечто вообще невообразимое. Обычный, пусть и довольно хороший боец, играючи положил три десятка отборных воинов. Леон просмотрел по нескольку раз кадры этого побоища, и сделал для себя очень неприятные выводы. А затем, как продолжение дурного сна, некоторые из его ребят, дали совершенно фантастические показания. Некоторые из них стали утверждать, что они как будто, уже до тех пор, поймав этого шустрого парня при попытке проникнуть в охраняемую зону, начали его допрос, и тут неожиданно, каким-то необъяснимым образом, оказалось, что всего этого не было. И Леон, будучи человеком далеко неглупым, понял, что здесь не обошлось без очередных, удивительных способностей, которые дарит дом во время инициации. И что такого непонятного юношу, нужно либо перетянуть на свою сторону, либо как можно аккуратнее устранить. Иначе могут начаться такие проблемы, которые даже ему, всемогущему первенцу дома окажутся не по зубам.
Леон был, по всей видимости, вполне откровенен со мной, поэтому я, памятуя о его черном глазе, все время в разговоре, глядя в сторону, решил тоже больше не таиться: 'Все равно, рано или поздно это выйдет наружу. Так что лучше уж я буду тем, кто скажет об этом, чем какой-нибудь ушлый шпион донесет ему невесть чего!'
И вот, немного поколебавшись, я поведал этому верховному о своих способностях.
Нужно отдать должное Леону, когда я, рассказывая о том, как вытащил свою Шерри из застенков Гришки Костоправа, предположил, что в том случае, эта хроно-ерунда, так называемая временная петля, длилась приблизительно часов пять, не один мускул на его лице не дрогнул. И хотя он легко мог подсчитать, что и в нынешнем положении я в любой момент мог бы вывернуться, и встретить их совсем по-другому, он все же сохранял спокойствие и самообладание.
'Да! Не зря он столько лет является бессменным руководителем одной из самых серьезных сил здесь в доме!'
